Легенды нашего края. Сейфула

– Ну и как это будет выглядеть? – без комнаты и постели.

– Можно в машине.

Вошла Ася с кофе:

– Шашлык уже на мангале.

Поставила чашечку и снова вышла, сговор продолжился – договаривающие стороны ласково смотрели друг на друга.

– В машине – губками?

– А как вы хотите?

– Сколько берете?

– Стольник.

– Можно я кофе попью, пока вы работаете?

– Пейте, только на голову мне не пролейте.

Оба поднялись и пошли к машине – молодой человек с чашечкой кофе в руке.

Шашлык был готов.

– Подержи его в сторонке от жара, чтоб не остыл и не пересох, – попросила Ася. – Клиент с Викой пошли в машину. Ждем…

Что-то кольнуло Сейфулу в самое сердце. Вика, жизнью трёпаная, но сохранившая, по его мнению, толику очарования – с такими чудесными, редкими глазами! – сейчас отдается за деньги первому встречному-поперечному, этому хлыщу в кожаной куртке.

Вот она – высшая независимость собственного достоинства! Кашапов всякое на зоне видал. И как мужиков опускали, делая «машками» – за пайку или просто силой. Их было не жалко…

Но женщина, гордая и недоступная, какой она блазнилась Сейфуле из-за колючей проволоки, должна быть… Черт! Никто ничего ему не должен – каждый зарабатывает, как умеет.

Стало грустно.

– Ты не женат? – спросила Ася.

– И не женюсь, на вас наглядевшись, – буркнул Кашапов и вставил в рот сигарету.

– Осуждаешь? Ну-ну. Будь у меня фигурка Вики, я бы тоже в путаны пошла. Что смотришь? Осуждаешь? Знаешь, сколько они зарабатывают?

– А как же семья, дети, счастье?

– С мужиком-то счастье? Не смеши меня. А дите я себе сама рожу и воспитаю – были бы деньги…

Вернулись ушедшие в машину. Гость занялся шашлыком. Вика, взяв из холодильника бутылочку пива, села за столик в конце зала. Лицо ее было озабоченное и с особенным, необыкновенным оттенком собственного достоинства. Но глаза помягчели, не так кололи.

Сейфула даже удивился.

Поужинав, путник уехал в город искать гостиницу. Ночь уже вступила в свои права. Девчонки сели чаевничать. Сейфула не пошел отдыхать в свою каморку, сказал: «Днем выспался» – и подсел к ним.

– Сколько заработала сегодня, подруга? – спросила Ася.

– Пока четыре сотни! – с кислой усмешкою сказала Вика.

– Да етижтвоюмать! Живут же люди…

– Не завидуй. Половину Ираклию придется отдать. Маме на лекарства, себе на косметику… На моей работе миллионером не станешь.

– М-да… А красота иссякнет, куда подашься?

– То-то и оно. Останутся две альтернативы – на кладбище или химкомбинат…

Поняв, что этот бабский треп не для его ушей, Сейфула отправился наконец в коморку охранника, где под матрасом действительно обнаружил обрез двуствольного ружья 16-го калибра и патронташ, набитый патронами.

Неведомо почему стало еще грустней.

Кашапов прилег.

Прикрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти лицо Анюты – вот тело ее он хорошо запомнил: и восковую мягкость, и податливость. В его руках она была ласковой марионеткой, хотя порой постанывала похотливой бабенкой. Впрочем, Сейфула и сам не молчал – зверем рычал, впиваясь в женщину и упиваясь ее взаимностью. С мучением, но таки припомнил ее лицо – она уходила и оглядывалась, звала его за собой. Или это был уже сон?

Иногда снятся странные сны – невозможные и неестественные. Иногда настолько реальные, что тут и холодный пот от страха, и поллюции, от исполненного якобы желания, и вообще – черте что! Иногда оставляют загадку, которую невозможно сразу разгадать, а потом и припомнить.

Кошмары снятся, когда желудок до отказа набит мясом. Душа насытившегося и душа погибшего (животного) вступают в противоборство – кто кого? Поговаривают, именно от ночных кошмаров после сытного ужина на Западе ставят клизмы, а в Казахстане суют два грязных пальца в рот.

Сейфула видел во сне маленького ребенка. Он играл подле него, лепетал что-то на своем детском языке. Потом малыш замолк, облокотился на его колено, и подперши ручкой щеку, поднял головку и задумчиво посмотрел Кашапову в лицо. Кажется, Сейфула узнал его. Ну конечно, это он сам в малолетстве…

Что же он так смотрит – осуждает? просит защиты? пытается узнать? или уже узнал и пытается понять, что же с ним стало теперь? Кошмарный сон! Невинные глаза пронзают до самого сердца.

Ах, Сейфула-Сейфула, где ты был? куда ты попал? Беги отсюда, пока не пропал!

Кашапов вышел из коморки после полуночи. Девчонки кемарили в обеденном зале – одна привалившись к столу, другая откинувшись на спинку скамьи.

– Идите спать, я подежурю, – сказал охранник и вышел на улицу.

Светлая, прозрачная ночь показалась ему еще светлее обыкновенного. С запада, где были горы, поддувало холодным и чистым ветерком.

На перевале снег прошел – вспомнил Кашапов. Закурил. Где-то послышалась ему отдаленная музыка. Наверное, поблизости есть ресторан – подумал охранник. – Впрочем, и для него поздновато…

Вышел со стоянки на дорогу и увидел женщину в куртке с капюшоном, свитере, брюках и кроссовках, бредущую ему навстречу. На груди у нее висел транзистор – из него-то и лились негромкие звуки музыки.

– Как вы здесь очутились? – спросил Сейфула.

– А вы кто? – кажется, она совсем не смутилась, хотя: ночь, дорога, она одна и незнакомый мужчина…

– Я охранник этого заведения, – он кивнул на харчевню.

– Мм-м… «Вдали от жен»? – прочла она подсвеченную вывеску. – А я мужа ищу – не у вас ли он шнырится?