– Ну, значит, договорились, – я поднялся. – Свиту еще надо, да хорошо бы негритянскую, поколоритнее. Ну, негров нам Калымдай организует – его бойцы запросто любую личину накинуть могут, а с национальными одеждой и оружием в процессе решим.– Я задрал кверху голову и заорал: – Калымда-а-ай!
Пять минут и бравый полковник уже вытянулся по стойке смирно в бухгалтерии.
Понимающе кивая и изредка хихикая, Калымдай выслушал поставленную перед ним задачу, кивнул: «сделаем» и открыл дверь, пропуская Тамарку вперед: – Мадмуазель…
Та важно вышла из кабинета, а Калымдай, подмигнув мне, шагнул вслед за ней. Тут же в коридоре раздался визг и звонкий шлепок. Что такое? Я выскочил из бухгалтерии и уставился на счастливую, потирающую попу Тамарку и не менее счастливого, потирающего щеку Калымдая.
– Калымдай! Я тебе что поручил? А ты чем занимаешься?! Марш работать!
– Виноват, господин генерал, – вытянулся он и снова подмигнул.
Совсем распустились тут.
– Вот покончу с Кощеевыми проблемами – возьмусь за них, – ворчал я, сворачивая из главного коридора в тронный зал. – Один самогонкой заливается, другой – девок щиплет… И всё на глазах у меня-батюшки! Будто мне не завидно…
Сильные руки подхватили меня и под шелест крыльев я был вознесён к потолку.
– Мсье Теодор, – горячо зашептали мне в ухо, – я по Кнутику соскучилась. Никаких сил нет, даже руки дрожат от любовной страсти, вот-вот разожмутся.
– Вот Кнута Гамсуновича своего и хватай, Маш, чего ты в меня вцепилась?
– А дайте тогда мне во временное пользование ваш Шмат-разум, а? Я быстренько туда и сюда. Поздороваюсь только с господином послом и сразу назад. Ну, хоть на три денёчка, а, мсье Теодор? – заканючила Маша.
– Максимилиана седлай и вперёд.
– Холодно же, мсье Теодор! Застужу себе всё женское, потом сами лечить будете.
– Маш, мне Шмат-разум самому нужен. Не дам.
– А давайте вместе тогда в Лукошкино вояж сделаем? Вы же наверняка по мадмуазель Варе соскучились, а она так вообще глазки свои томные прорыдала вас дожидаючись.
– Хотелось бы, конечно…
– Вот и аванти, мон шер!
– Летим, Маш в Канцелярию, а там видно будет.
Повизгивая на крутых поворотах, я болтался в крепких вампирских объятиях, а сам размышлял о том, что, действительно, а почему бы и не рвануть в Лукошкино? С Никитой на счет его бабки поговорю – может и правда нам поможет с магическим экраном? Ну и Варюшу повидаю…
В Канцелярии за столом горько рыдала Олёна.
– Что случилось? – кинулся я к ней, едва Маша поставила меня на пол.
– Ой, плохо мне, батюшка! – завыла она. – Ой, истосковалось сердечко моё-о-о!
– Всё-всё, – успокоила её Маша, – заканчиваем спектакль, я уже договорилась с Теодором – едем в Лукошкино!
– Ой, как здорово! – захлопала в ладоши Олёна, сияя совершенно сухими глазами.
– Бабы, – философски пожал плечами дед, уворачиваясь от просвистевшей у его уха миски. – А и правда, внучек, поехали? И сам-то, небось, по Варьке соскучилси, да и я пару слов Пелагеюшке пошептать хотел.
– У нас же дел полно! – возмутился я. – А работать кто будет? Вам бы только бездельничать, да развлекаться, а я всё на себе один тащу! Давай полушубок. И бесенят гони на кухню – пусть у Иван Палыча профитроли для Вари попросят, не с пустыми же руками отправляться, а она их любит даже кажется сильнее, чем меня.
Девушки кинулись меня расцеловывать, а я кинулся от них в ванную – приводить себя в порядок.
* * *
В Лукошкино было необычно. Я тут давно не был, а теперь с интересом оглядывался по сторонам. Вся Колокольная площадь, как и весь город, была засыпана толстым слоем пушистого снега. Легкий ветерок носил снежинки вокруг нас, стараясь запихнуть их за шиворот, а если не получалось, то обиженно бросал их пригоршнями в лицо. Снег был хаотично расчерчен утоптанными тропинками, совершенно не поддающимися никакой логике. Ну, когда тропинки тянутся параллельно друг другу, это понятно – двое рядом шли, а вот когда такие же тропинки на расстоянии метров трех-четырех друг от друга? По уже протоптанной нельзя было пройти? Пересекающиеся под самыми разными углами – тоже нормально, а вот та, например, начинающаяся с переулка и заканчивающаяся прямо посредине площади? Шёл-шёл и передумал? Назад по своим следам пошел или вознесся? А, ну их. Делать мне больше нечего, как логическое мышление лукошкинцев пытаться понять.
Девчонки наши моментально улизнули, а мы с дедом направились к высокому забору, за которым находились школа и терем моей Вари.
– Деда, ты, наверное, один иди, а я к участковому сбегаю и подойду попозже.
– А чавой-то ты у него забыл?
– Да хочу на счет его бабки порасспрашивать – может поможет она нам с Кощеем.
Михалыч вдруг резко остановился, снял с меня меховую шапку, пригладил заботливо волосы, обошел сзади и… отвесил мне подзатыльник!
– Ты чего, дед?! За что, блин?!
– От ты, внучек, умный-умный, а местами, ну как те Иванушки, что Кощея-батюшку воевать ходят – дурак дураком. С какого это непостижимого хрена ты удумал, что Яга помогать Кощею будет? Да и участковому, дружку твоему, который сам царя-батюшку в тюрягу упёк, зачем оно?
– Блин.
– Ага, внучек, он самый. А всё енто от…
– Знаю-знаю – от недоедания и нервов, которые тоже только едой и лечатся.
– От и умничка, держи шапку.
А какая идея хорошая была… Вот дед всегда так – возьмёт и обломает.
Мы протиснулись в узенькую калитку и остановились посреди двора. Двор был уже отгорожен от школы высоким забором, а сама она выросла до третьего этажа и мастеровые возились с… этими… ну бревнами, на которых крыша держится. Стропила, да? Короче – со стропилами. Мне лучше знать, как тут и что называется, попробуйте поспорить. И вообще, царь я или не царь?
Дверь терема распахнулась и на крыльцо вылетела моя Варюша. Всплеснула руками и радостно кинулась ко мне, быстро перебирая очаровательными ножками в маленьких валенках. Дед хмыкнул и направился в дом, а я шагнул навстречу своей любимой и распахнул руки для объятий. Только, едва Варя прижалась ко мне, как я тут же коварно запустил руки ей под шубу, обхватил сзади и стал гладить спинку, ощущая нежное тепло, а потом и вовсе пополз ладонями вниз.
– Вредный ты у меня, Федька, – горячо зашептала Варя, тесно прижимаясь ко мне. – Ну куда полез от, ну куда?
– Ну как я могу попку тебе не помять? Ты же обидишься.
– Вредный… – снова прошептала она и заёрзала по мне горячим, мягким телом. – Ну, всё, хватит… Отпусти, Федька, слышь? От закричу же, вражина! Давай, целуй и пошли в дом!
Пришлось подчиниться и поцеловать. К сожалению – недолго. Мороз же.
Вредную тётку Пелагею, уже куда-то уволок Михалыч, наверное, про Аристотеля что-нибудь поучительное рассказать, а меня Варя взяла за руку и потащила к себе. А я прям отбивался, прям отбивался… Верите? В спаленке она сразу же кинулась сдирать с меня свитер, приговаривая:
– Вот же ты настырный какой у меня, Федька… И откуда только прыть такая?.. И майку свою бесовскую тоже скидывай… Вот куда ты полез, а?.. А ладно, от тебя разве отобьёшься… Вот уж нет, никаких поцелуев в шею! Сначала в губки целуй… Ой, а что это у тебя там?..