Целую, Кощей

– Машуль, а ты не перечитала своих любовных романов? Мы же не к Людовику какому-нибудь на приём чешем, а потолкаться, даже не при – а на дворе у Гороха. И чем вообще тебе наше общество не нравится?

– Нравится, нравится, – отмахнулась вампирша, задумавшись. – А ведь вы правы, мсье Теодор, для Гороха у вас вид вполне подходящий.

– Вредная у нас Машка, – пожаловался мне Михалыч. – Славных работников Канцелярии ни в грош не ставит.

– А мы, дед, закончим это дело и отдадим её кому-нибудь. Агриппине Падловне, например. Подучится маленько и будет дебеты с профицитами туда-сюда гонять. И никакие морды её смущать не будут.

– Вы, мясоеды, все поголовно злые, так и стараетесь бедную девушку обидеть…

– Не завидуй, Машка, не хорошо ить это.

В такой милой беседе путь до штаб-квартиры пролетел незаметно. Мы дважды нарывались на стрелецкие патрули, но Маша вовремя оборачивалась туманным облачком, совершенно незаметным во тьме, а мы с дедом стрельцов не интересовали.

Все наши были уже в сборе и я еще раз уточнил наш план:

– Итак, Аристофан, ты первый.

– Это… босс, я в натуре с одним бойцом внутрь просочусь за мечом, а остальная братва реально на улице ждать будет вдоль забора. Ну, кипеж там поднять, если чё или типа для прикрытия.

– А я, Федор Васильевич, – вставил Калымдай, рассовывая ножи по всей одежде, – с бесами буду. Пока Аристофан в подвалы пойдет, вместо него руководство отрядом на себя возьму.

– В натуре, – кивнул, соглашаясь, Аристофан.

– Отлично, – одобрил я. – А мы с Михалычем на царском дворе притаимся на всякий случай, а Маша займёт позицию где-нибудь повыше, наблюдать за общей обстановкой будет.

– Если что, Машка, – наказал дед, – кукуй семь раз, да с чуйством, душевно эдак.

– Ну, дедушка Михалыч… – насупилась Маша.

– Завязывай, дед, – вступился я за Машу. – Потом после дела прикалываться будешь.

– Давай, внучек, ругай деда, ругай, – обиделся Михалыч. – Все вумные такие стали… А скажи мне, умник, а ты запасные портки захватил?

– Ну что за намёки, дед? – теперь уже я обиделся. – С чего ты взял, что я испугаюсь?

– А я и вовсе не об ентом. Я ж знаю, что ты у меня – херой! А только, как Гороховские волкодавы тебя за мягкое место потаскают, ты так и будешь в порванных портках по городу щеголять да голым задом девок смущать? Ишь ты, какой у меня проказник, оказывается, Федька! На всё готов лишь бы внимание девичье к себе привлечь!

– Блин… Точно, там же собаки сторожевые…

– За нас не переживай, босс. Нас реально, никакая шавка не заметит.

– И то хорошо…

– Босс, так мы пойдем в натуре?

И бесы вместе с Калымдаем, посмеиваясь и поглядывая на нас, растворились во тьме.

– Дед, – вернулся я к животрепещущей собачьей теме, – вот только не говори, что ты еще не придумал, как проблему с волкодавами решить.

– Ага, – удовлетворенно закивал Михалыч, – значится, плохой у тебя дед? А как жареный петух в мягкое место клюнул, так сразу хорошим стал?

– Да хороший ты у меня, деда, просто замечательный! Только что это тебе сегодня мой филей покою не даёт? Ты у Гюнтера, что ли нахватался?

Михалыч возмущенно фыркнул, но я быстро, не давая ему слова молвить, а то сейчас начнется проповедь на полчаса, сказал:

– Ну, давай, выкладывай, что ты там от собачек припас?

Дед еще пофыркал немного, как ёж-альбинос над белой мышью в блюдце молока и, покопавшись в кошеле, протянул мне круг пахучей домашней колбасы.

На самом-то деле, тут вся колбаса – домашняя, а вот милой моему сердцу «Докторской» или хоть палочку сырокопченой днем с огнем не найти. Хотя, надо честно признаться, здешняя колбаса очень даже ничего, а жареные колбаски Иван Палыча так вообще шедевр кулинарии, но хочется иногда взять такой толстый кружок обычной вареной, да ляпнуть его на ломоть хлеба, а если еще и горчичкой умеренно сверху намазать… м-м-м…

Пардон, отвлёкся.

– Ну и что мне с ней делать? – я недоуменно повертел в руках колбасу, понюхал, примерился, открыл рот, но передумал. Не время сейчас для еды. – Хочешь, чтобы я съел её и дыхнул на собак, а те от зависти и перемрут? Или поделить её между псинками, а они за это меня трогать не будут?

– Посмейси мне еще Федька! Живо бери колбасу в руку и держи покрепче!

– Ну, взял, держу. И что теперь?

– А таперича, как попадем на царский двор, ить сразу начинай по нему кругами бегать и колбасой маши во все стороны. Все собаки за тобой кинутся, а я тем временем…

– Михалыч!

Отмщённый дед довольно похекал и уже вполне серьезно протянул мне небольшую склянку:

– На вот, сделай три махоньких глотка.

– Прямо выпить? – я недоверчиво и с опаской повертел в руках бутылочку с густой, будто масло, жидкостью. Кто его старого приколиста знает, еще подсунет касторки или отвар перца чили для поднятия настроения.

– И не сумлевайся, внучек! – заверил меня Михалыч. – Это – еликсир самого Готфрида Бранденбургского!

– Ух ты! Самого Готфрида?! А кто это такой?

– Да напарник мой по молодости, – отмахнулся дед. – Знатный алхимик был, золотые руки. Ежели надо свинец в золото превратить или философский камень из булыжника с мостовой сделать, а то и вечной молодостью какую-нить богатую старую дуру одарить, то лучше его, мазурика и не сыскать. Но вот, что на самом деле умел, так енто еликсиры всякие полезные составлять. Так что глотай, внучек, глотай.

– Шевалье, вы скоро? – спросила заскучавшая Маша.

– Эх, ладно, – решился я и сделал три быстрых маленьких глотка.

Ну а кто говорил, что эликсир или любое зелье должны быть вкусными? Это же не коньяк и не сгущенка. А жаль.

Откашлявшись и отплевавшись, я протянул склянку Маше.

– Ну что вы, мсье Теодор, – улыбнулась она, демонстрируя мне клыки как у известной киски Багиры. – Меня собачки и так любят.

– Ага, – хихикнул Михалыч, – так любят, что от одной улыбки с воем разбегаются. Ну что, пошли ужо?

– На, Михалыч, сам-то не забудь глотнуть эликсиру своего, – я вернул деду склянку.