Целую, Кощей

– А мне-то зачем? – удивился дед, бережно пряча бутылочку в кошель. – Я еще вчера у Кощея-батюшки на нас с тобой оберегов заговоренных взял и от собак, и от волков, и от прочей живности.

Вот не могу я при дамах материться, даже когда очень хочется, как сейчас.

* * *

До дворца мы добрались без происшествий, на стрельцов не нарвались, да и с внешней стороны царского забора патрулей не было видно, зато бесы уже были здесь. Я их и не увидел, только догадался об их присутствии, услышав тихий шепот Калымдая:

– Федор Васильевич, у задней калитки телега стоит милицейская да стрельцы и ментовские и царские кучкуются. Телега сеном заполнена, видать опять скрытно участкового привезли к Гороху. Вы уж поосторожнее там.

– Угу, спасибо, – шепнул я в ответ, вздыхая про себя.

Не везет и всё тут. За Никиту я рад, конечно, что он выздоровел, но как же он сейчас не к месту тут оказался.

– Машуля, – я обернулся к нашей грозной вегетарианке, – перенеси нас через забор куда-нибудь в тихое местечко.

И тут же зашелестели распахивающиеся крылья, сильные руки вампирши подхватили нас с дедом и мы взлетели в поднебесье, как два ангела возвращающихся домой с корпоратива, бережно удерживаемые третьим, трезвенником. Правда, до небес мы не долетели и слава богам, а были тихо и мягко опущены Машей возле большой поленницы дров. Тихо хлопнули крылья, и мы с дедом остались одни, замерев и внимательно прислушиваясь. Тишина. И сильный запах колбасы. И тихое чавканье.

– Дед, ты чего?! – зашипел я.

– Нервы, ням, внучек, – прошептал дед. – Хочешь кусочек?

– Сейчас же все собаки сбегутся!

И точно, топот лап по утрамбованной земле и возле нас появились три широко улыбающихся пасти с высунутыми языками, с которых довольно зловеще тянулись капли слюней. А еще зубки. И горящие глазки. А по мере приближения к нам, постепенно вырисовывались и мохнатые мощные туловища, ростом мне по пояс.

Я домой хочу! К компьютеру! В мою родную Канцелярию с крепкой дверью и засовом! К Тишке да Гришке, к Дизелю! К Кощею, что б его волки съели, надо же было загнать нас в Лукошкино на съедение этим монстрам!

– Кутя-кутя, – послышался шепот. – На от тебе колбаски. И тебе тоже. Да и тебе я дам, не дергайся, погодь, отломаю только кусок… Поглянь-ка, внучек, как жрут оглоеды. Совсем их тут замордовали на царской-то службе… Ну, вот еще кусочек. И тебе тоже на, держи. Всё, нету больше. Нету, говорю, и не принюхивайся! Эх, давайте хош за ухами почешу и бегите отсюда. Марш дворец сторожить, кому сказал!

Собачки разочарованно вздохнули, хором лизнули Михалычу руку и исчезли во тьме.

Я облегченно выдохнул и снова прислушался. И снова тишина. Вот и славно, вот и замечательно. И это замечательно длилось еще минут десять не меньше, а я тем временем радовался тому, что наша операция проходит тихо и по плану. И сглазил, конечно же.

Со стороны входа в царские подвалы вдруг послышался шум, какая-то возня, а через несколько минут мимо нас проскакал волкодав, урвавший себе для игр большую палку, которую счастливо сжимал в пасти. Мы с Михалычем переглянулись, одновременно пожали плечами и тут в нас врезался запыхавшийся Аристофан.

– Это… босс! – прохрипел он. – Держите падлу! Этот гад в натуре меч спёр!

И он тут же исчез, рванувшись почему-то куда-то в сторону.

– Давай, внучек, в погоню за собачкой! – скомандовал дед, но сам не двинулся с места, растерянно вглядываясь в темноту.

В погоню, ага. Про кошку в темной комнате все слышали. А про собаку в большом и таком же темном дворе?

– Дед, колбаса осталась? – с надеждой зашептал я.

– Всю сожрали, паразиты…

– Ну и где его искать, кобеля этого блохастого?

Но искать его не пришлось. Он сам медленно, будто на парашюте, спланировал сверху и завис перед нами на уровне моих глаз и дедова затылка.

Я икнул. Дед охнул. Пёс засопел и сказал:

– Ну что вы, мсье Теодор на него смотрите? Забирайте меч и летим домой.

– Маша?!

– Ну не собака же, мон шер.

Точно, Маша. А псине было уже совсем не до нас. Бедная собачка вздыбив шерсть, обреченно висела в Машиных когтях, зажмурив от страха глаза, но, так и не выпустив из пасти меча, завернутого в холстину.

– Отдай меч! – прошипел я, схватившись за лезвие и дёргая меч к себе. – Отдай, собака!

Ага, как же. Обезумевший волкодав только сильнее сжал зубы. Не поцарапал бы меч, а то Кощей убьёт всех без разбору, поди тогда доказывай, что это псина виновата.

Михалыч вздохнул, покопался в кошеле и воздух опять окрасился ароматом колбасы.

– Михалыч?! – возмутился я.

– Да это последний кусочек, – виновато прошептал дед. – Тебе на завтрак берёг.

Он подсунул колбасу к носу волкодава и тут же глазоньки собаки широко открылись, хвостик завилял, ротик распахнулся, а меч мягко упал в мои подставленные руки.

– Машка, бросай кобеля, хватай нас и тикаем! – скомандовал дед и пёс тут же рухнул на землю, но, кажется даже и не заметил этого, сладострастно заглатывая колбасу.

– Постой, деда, – притормозил я его и сжав головку булавки, торчащей у меня в воротнике, тихо позвал: – Аристофан?

– Э-э… Босс? – тут же откликнулся бес, пугая меня прерывистым дыханием.

– Всё, меч у нас, уходим! – скомандовал я.

– В натуре? – удивился Аристофан, а я даже обиделся на такое недоверие в способности вышестоящего начальства.

– Давай-давай, – рявкнул я. – Сваливаем по-тихому!

По-тихому не получилось.

– Приведе-е-ение! – вдруг раздался истошный вопль, разбудивший бы всё Лукошкино, если бы добропорядочные граждане не имели привычки спать, не обращая внимания на вопли загулявших допоздна таких же добропорядочных, но более счастливых в данной ситуации, жителей.

– Машка, летим! – уже не таясь, заорал дед.

Но Маша вдруг радостно захлопала в ладоши, вглядываясь в противоположную от нас сторону двора:

– Ой, приведения! Ах, какие милые спиритус! Давайте с ними поиграем!

Мы с дедом машинально взглянули в ту сторону. Две призрачно белых фигуры метались на дальнем конце царского двора. Даже в темноте были отчетливо видны их бесформенные развивающиеся оболочки, нагнетающие первобытный ужас. Мы оцепенели, но радостный Машин «Ах, шарман!», привел нас в чувство. Дед выхватил из кошеля молоток, а я поднял двумя руками над головой меч, хоть и завернутый в холстину, но, тем не менее, заставивший почувствовать себя одним из семи самураев из одноименного фильма.

– Ох, нет! – вдруг горестно раздалось над нами. – Это не спиритус, это – люди.