Короли умирают последними

Люди зашевелились, стали переминаться с ноги на ногу, глядя друг на друга.

– Шнеллер! Быстрее! – заорал толстый эсэсовец с побагровевшим от злости лицом. Видя, что люди неохотно подчиняются приказу, сдернул с плеча солдата охранника «Шмайсер», забрался по лестнице вверх, и оттуда саданул очередью в толпу. Несколько человек упали. Толпа с криком отпрянула назад. Люди стали лихорадочно стаскивать с себя одежду. Через минуту все стояли голые, опустив руки вниз, закрывая ими интимное место. Яков Штейман был в ужасе – он физически почувствовал, как пуля прошла в сантиметрах от его головы. Эсэсовец спустился вниз, вытаскивая на ходу парабеллум. Несколько сухих выстрелов. Стоны раненых прекратились.

Люди стояли голыми несколько часов. Охранники по очереди заводили группы в здание, откуда несло влажностью.

Баня.

Штейман старался держаться рядом с Соколовым. Они помылись едва теплой водой, струящейся из металлического соска над головой, мыло, что им выдали на несколько человек, отвратительно пахло дустом. На выходе из предбанника всем выдавали робы. Желтоватого цвета с темно-синими продольными полосами. На левом кармане, у сердца – номер. Четырехугольная шапочка, такой же расцветки. Деревянные ботинки.

Затем узники выстаивали очередь к парикмахерам. Те особенно не церемонились с выбором стрижки – у каждого по центру головы машинкой выстригали полосу от лба до затылка. Иван скрипнул зубами, сжал кисти между собой, когда доходяга-еврей, наверняка бывший парикмахер, пробуравил железными зубчиками жесткие волосы поморца. Виновато улыбнувшись, мастер стрижки проговорил с сильным акцентом:

– Ничего не поделаешь, приказ…

И указал стоявшему за Соколовым Штейману на свободную табуретку. Якова била мелкая дрожь, как будто он побывал голым и мокрым на морозе. Это нервная система не выдержала такой нагрузки, выпавшей за последние несколько дней. Рядом бродила Смерть, её запахом был заполнен каждый угол, каждый квадратный метр, каждый предмет. Штейман как будто попал в совершенно другой мир, мысли о Гите разрывали его сердце пополам. Единственным утешением была надежда, что их девочки спасутся от такого ужаса в лесном хуторе.

Соколов, заметив в глазах еврея панику, взял его за локоть и тихо сказал:

– Постарайся успокоиться. Они убивают сразу, если видят, что человек не может работать.

Слова Ивана подействовали. Яков закрыл глаза, повторяя про себя: «Держаться… держаться… держаться…»

Узников выстроили на аппельплатц и распределили по баракам. Особо не затруднялись. Длинная шеренга в два человека, а сзади нее – кто как стоял, в тот барак и угодил. Это потом стали отбирать смертников – в самый страшный блок номер 20. Там была как бы внутренняя тюрьма. Посылали за провинности, и никто не возвращался оттуда живым.

Соколов и Штейман попали в блок номер 3.

– Зайти и занять спальные места! – прозвучала команда эсэсовца.

Люди торопливо разбирались, кто где будет спать. Трехъярусные нары, с матрацами, набитыми стружками. Иван успел проскользнуть в угол, подальше от параши, и занял два верхних места. Для себя и Якова. Тот замешкался, шахматиста затолкали, и он едва разыскал нового товарища. Когда заключенные заняли свои места на нарах, и немцы убедились, что свободных матрацев нет, всех снова выгнали на аппельплатц.

Белобрысый эсэсовец представил старосту барака – капо, тот выбрал себе помощников – блокэльстера и двух штубэльстеров (старших по половине блока). Капо звали Тарасом, по произношению тот явно смахивал на западного украинца. Невысокого роста, коренастый, мощные руки с большими кулаками. Из-под густых бровей выглядывали буравчиками маленькие глазки, пшеничные усы загибались и свисали книзу, заходя дальше уголков рта.

Офицер отошел в сторону. Капо медленно обходил строй, внимательно вглядываясь в лица новичков.

– Потренируемся в таком важном деле, как снимание шапок! – громко объявил он. – Вы, свиньи, должны делать это за десять метров, если к вам приближается господин офицер! И делать мгновенно и красиво! Вот так! Дай!

Он резким движением стащил полосатую шапку у стоявшего рядом с Яковом рябого мужика.

– Мютцен аб! Шапки долой!!

Люди сняли головные уборы. Вразнобой.

– Отставить!! – заорал капо. – Плохо!!

Он вытащил из-за пояса плетку и ударил первого попавшегося под руку.

– Снова!! Мютцен аб!

Лес рук взметнулся и опустился с квадратами вниз.

– Мютцен ауф!! Шапки надеть!!

Снова разнобой. И снова ругань и плетка.

– Лечь!! – заорал Тарас.

Иван быстро рухнул вниз на вытянутые руки. Яков замешкался, и через мгновение увидел рядом налитые ненавистью маленькие глазки капо. Свист плетки. Боль!!

– Я тебя научу, жидовская морда, порядку!! Встать! Имя!!?

– Яков…

Снова удар.

– Как положено представляться??

– Номер пять тысяч третий!

– Лечь!!

Спустя час замученных первой муштрой людей отвели в помещение столовой. Распределили по столам, назначили старших, установили очередь дежурств. Двое дежурных (их называли штубенистами) раздали миски, ложки, потом поднесли термос с баландой.

– Я так голоден, что сейчас съем всё, даже вареные сапоги… – нервно хохотнул Штейман. Он никак не мог успокоиться, все вспоминал свист пули около уха, и её чмокающий звук сзади, разорвавший чью-то плоть.

– Я примерно так же голоден, но уж лучше глотать эту бурду, чем сапоги, – ответил Соколов.

Штубенисты разливали баланду. Темно-бурая жидкость, с добавлением брюквы. Единственный плюс – она была теплая. Голодные заключенные заработали ложками. Потом в металлические кружки плеснули эрзац-кофе.

– Какая-никакая, но еда… – пробормотал пожилой тучный человек, с седыми висками, сидевший слева от Штеймана. – Раньше я такое даже своим собакам не мог предложить, а теперь…

Он сокрушенно покачал головой. Встал из-за стола, Соколов проводил его взглядом и тихо шепнул Якову:

– Могу поспорить, что это бывший военный…

– Почему ты так думаешь? – удивился Штейман.

– По выправке видно.

Он оказался прав. Седого звали Вацлав, он был генералом чешской армии. Спустя три дня чех подружился с Иваном и Яковом. Оказалось, что он не раз приезжал в СССР, по обмену военный опытом, на маневры. Потом Вацлав перебрался в бараке поближе к ним, поменявшись местами с молчаливым украинцем по имени Микола.

– Ну, теперь будет повеселее! – генерал широко улыбнулся. – А то на моем ярусе рядом одни венгры, их язык я не понимаю!

Он говорил по-русски, хоть и сильно коверкая слова, но вполне понятно. Яков Штейман тоже неплохо знал русский. Несколько раз бывал в Советском Союзе на турнирах, где с 1925 года царил шахматный бум. Покупал сборники партий советских гроссмейстеров, читал комментарии. Так и научился незаметно.

Трое новых друзей не обратили внимания, как резанул взглядом в сторону генерала уходивший Микола.

Спустя два дня чеха убили.

Капо вместе с уголовниками из соседнего барака бросили Вацлава на землю и стали бить железными прутьями до тех пор, пока изо рта генерала не показалась кровавая пена.