Чудик и другие жители Заполярья. Рассказы

Рявкнул «пускач». Равномерно тарахтя, дизель начал раскручивать генератор электростанции. Из балков потянулись к вездеходам заспанные водители. База окончательно проснулась.

Радист бодро выскочил из балка и принялся отдирать намёрзший лёд от просевшей под тяжестью снега антенны. Взглянув на термометр, ойкнул и мгновенно скрылся за дверью: термометр показывал минус сорок два градуса. Из балка, потягиваясь и широко зевая, вышел начальник отряда. Отряд необходимо было срочно перебазировать, и на поиски нового участка со вчерашнего дня был занаряжен вездеход, который уже стоял посреди базы, отрыгивая из выхлопной смесь гари и соляры. Начальник отряда крикнул Сашке, чтобы тот собирался, и полез в кабину. Водитель, молодой парень, недавно вернувшийся из армии, возился с подсветкой.

– Баки заправил? – поинтересовался для порядка начальник отряда.

– Под завязку, – буркнул водитель.

Сашка, пыхтя и чертыхаясь, вполз в кабину.

– А я зачем? – Сашка поёжился.

– Поможешь разметку сделать, заодно и поучишься, как выбирать место под базу. В будущем пригодится.

Вездеход взревел и помчался по зимнику. Темнота ночи постепенно сменялась утренним сумраком. Еле заметная колея проглядывала сквозь ослепительно белый снег. Часа два ехали по отработанному профилю и в самом конце свернули на старую воргу – летнюю оленью тропу, едва проглядывающую среди кустов карликовой берёзы. Внезапно горизонт засверкал тремя яркими лучами. Из-за очередной сопки показался оранжевый край солнечного диска. Под лучами солнца снег заискрился разноцветными кристалликами. Даль заиграла всеми цветами радуги.

Ехать стало веселее. Согретые приятным теплом, пассажиры задремали. Равномерный гул двигателя располагал ко сну. Вездеход, ныряя в овраги и с натугой преодолевая бугры, полз по белоснежным просторам. Край солнца постепенно начал таять, и тусклый сумрак опустился на затихшую тундру. Темнота захватила еле видную колею. В свете фар из-под колёс выпорхнули куропатки и удивлённо завращали маленькими головами. Длинноногий заяц метнулся в сторону от яркого света и помчался впереди вездехода, петляя из колеи в колею. Длинные уши долго мелькали перед глазами и, наконец, скрылись за очередным поворотом.

Вдруг равномерный гул двигателя сменился подозрительным постукиванием. Двигатель, чихнув пару раз, заглох. В кабине сразу стало холодно. Водитель метнулся из кабины. Через мгновение из-под капота виднелись только две ноги, обутые в стоптанные валенки. Начальник отряда, крепко выматерившись, выпрыгнул из кабины.

– Ну, что там?

– Да вроде всё в порядке, – заморгал глазами водитель. – Топлива почему-то нет.

– Не понял. Ты же сказал – под завязку заправился.

– Не знаю. Я «пистолет» всунул, а из бака вверх струя. Я в другой, оттуда – тоже. Два бака только дозаправил.

– Дубина, мать твою. Это же воздухом соляру шибануло! Точно, баки на нуле!

Водитель побледнел и кинулся к бакам. Все четыре бака были пустые. У бедного парня выступил на лбу пот. Руки задрожали, и ноги мгновенно ослабли. От базы отъехали более семидесяти вёрст. Вокруг – ни души. Растерянно потирая щёки, водитель заморгал глазами. Стоять на морозе было невмоготу, и оба запрыгнули в спасительную кабину вездехода. Помолчали. Мороз постепенно начал проникать внутрь машины, заволакивая узорами стёкла.

– Что теперь будет? – у водителя от страха перекосило лицо.

– Что, что?! Хреново будет, вот что. За нами вслед сейчас выезжают топографы, здесь они будут часов через семь. За семь часов при таком морозе от нас голые сосульки останутся.

– Может, пешком? – подал голос Сашка.

– Не дойдём – слишком сильный мороз, да и куда идти – темень, хоть глаз выколи.

– А что-то же мы де-делать бу-будем?

Рот водителя не слушался, страх парализовал все мышцы.

– Ты что? Идиот? – взорвался начальник отряда. – Умирать будем!

– Ка-как умирать? – даже в темноте было видно, как побледнело лицо водителя.

– Хочешь – молча. Хочешь – с песнями. Это без разницы.

Начальник отряда вытащил сигареты, чиркнул спичкой, и в свете мерцающего огонька увидел бледное, с синим отливом, лицо водителя. Выпученные глаза подчёркивали неестественность выражения, и начальника отряда вдруг разобрал такой смех, что удержаться не было никакой возможности. Он принялся хохотать, хватаясь за бока и дрыгая ногами. Сашка вначале сумрачно уставился на обоих спутников, но, наконец, разглядев нелепый контраст в поведении одного и другого, вначале тихонько, затем всё громче и громче, с каким-то подвывом заржал. Водитель, глядя на это веселье, удивлённо приподнял брови и, не выдержав напряжения, навзрыд заплакал.

Мороз, пробираясь в кабину, обволакивал жёсткими щупальцами одежду путников, забираясь в рукава, сковывал движение. Пытаясь согреться, товарищи по несчастью принялись колотить друг друга, но это слабо помогало. Мысли начальника отряда лихорадочно работали, отскакивая одна от другой.

– Можно было бы зажечь ветошь, если бы слить масло, но на таком морозе оно сейчас, как стекло.

– А может, паяльной лампой? – подал голос водитель.

– Где паяльная лампа?! – начальник отряда даже подпрыгнул на месте. – Ты что молчал? Быстро доставай!

Из-под сиденья быстро извлекли паяльную лампу. На счастье, она была полностью заправлена. Раскочегарили. По кабине разлилось блаженное тепло. Пальцы стали отходить. Пассажиры заохали от боли, но жить стало веселее.

– Ну, вот и ещё немного времени отвоевали у смерти, – невесело пошутил Сашка. До него, наконец, дошла обыденность положения. Смерть витала где-то рядом, но до сознания до сих пор не доходило, что вот так запросто можно замёрзнуть, не пытаясь даже бороться. Да и с кем? И как? И никакой героики. Раньше он думал, что если что-то случится, то не с ним, а если и с ним, то когда-то, чуть ли не в другой жизни. Ощущая рядом присутствие таких разных по характеру и восприятию ситуации людей, Сашка отстранённо думал о себе, как будто не он сейчас находился в замерзающей кабине, а кто-то другой, сидящий рядом. И этот другой был почему-то спокоен, так же, как и сам Сашка. Мысли витали где-то далеко, и, не задевая сознание, перекатывались друг через друга.

Водитель уже не всхлипывал, сосредоточенно о чём-то думая. Начальник отряда курил одну за другой сигареты, молча вслушиваясь в монотонный гул паяльной лампы. Вдруг он приоткрыл дверцу и, кубарем вывалившись на снег, принялся прыгать и орать. Сашка удивлённо смотрел на нелепые прыжки начальника, но затем, услышав далёкий и всё приближающийся гул, выскочил вслед за ним и начал выделывать ещё более разухабистые кренделя. Со стороны отработанного участка показался свет. В их сторону неторопливо шёл трактор. Огоньки фар, то появляясь, то пропадая в темноте, увеличивались в размерах и, наконец, вынырнули из мглы тундры прямо напротив вездехода. Из кабины выпрыгнул тракторист и удивлённо присвистнул:

– Вы как здесь оказались?

Начальник отряда начал объяснять, что они-то понятно, почему здесь, а вот как он сюда заехал? Водитель и Сашка, не слушая объяснений, уже забрались в кабину и притихли, сжавшись в уголке. Уже сидя за рычагами, тракторист, стараясь перекричать грохот двигателя, объяснил, что он сбился с дороги. Двигаясь по профилю, он почему-то выехал совершенно не в той стороне, где предполагал. Пригревшись, Сашка быстро задремал. Сквозь сон он уже почти не слышал, о чём кричал тракторист. Но внезапно одна мысль промелькнула в затуманенном мозгу: «А Бог-то есть».

На следующий день Сашка не поехал на работу. Его никто не тревожил. Утром прилетел вертолёт. Водитель вездехода, заслышав издали гул, лихорадочно сгрёб вещи и, не обращая внимания на удивлённые вопросы бичей, помчался на вертолётную площадку. В вертолёте он забился в угол, и уже никакими уговорами его нельзя было оттуда вытащить.

Сашку долго расспрашивали, что у них произошло. Но он упорно молчал.

    2002 год

Срамной случай

Иван Зверев был неплохим трактористом. Регулярные рейсы в посёлок и обратно выработали у него даже привычку спать в тракторе, не обращая внимания на грохот работающего двигателя. Обычно рейс длился двое-трое суток, и, хотя на трассе был обогревательный пункт, движение, как правило, не прерывалось. Обогревательный пункт содержался с начала зимы и до поздней весны, до той поры, пока существовал зимник. На пункте ставился балок, и в нём жил сторож, которому придавалась радиостанция. Водитель любого транспорта имел право отдохнуть и переночевать в балке, но механизаторы редко пользовались этим правом и налегали в основном на радиосвязь, передавая координаты продвижения.

Чтобы не останавливаться на длительное время, с трактористом ехал помощник, которому доверялись рычаги управления на прямых участках зимника. С Иваном работал молодой парнишка из-под Самары. Звали его Санька Попов. Парень попался старательный, но водился за ним грешок: любил гульнуть. Как только ни уговаривал Зверев напарника прекратить пагубную привычку, всё было бесполезно. Санька клялся родной матерью, призывая в свидетели всех святых, что больше ни капли, что за версту…

Но в очередную поездку его приходилось вытаскивать из общежития в невменяемом состоянии. Тогда Зверев просил жильцов комнаты помочь донести напарника до трактора. Те всегда охотно соглашались, так как обычно они и были собутыльниками и инициаторами пьянок. Двое-трое мужиков поздоровее и потрезвее подхватывали Саньку и аккуратно водружали в кабину, где ремнями пристёгивали к сиденью, чтобы Попов не разбил себе голову при движении. Зверев садился за рычаги и отправлялся на базу загрузки, где цеплял очередную десяти-двенадцати кубовую ёмкость на санях с солярой или бензином.

Иван сам был не прочь периодически заглянуть в бутылочку, но, как говорят, в меру, для веселья души. Унылая колея, бесконечной нитью маячившая сутками перед глазами, навевала тоску, поэтому сам Бог велел при выезде из посёлка принять стакан водки. Больше и не требовалось, а от стакана душа согревалась и серая мгла тундры расцветала всеми цветами радуги. Зверев даже пел под равномерный гул трактора.

За посёлком протекал безымянный ручей, от которого начинался зимник, уходящий в даль тундры. На берегу ручья останавливались рейсовые трактора, поджидая попутчиков, и там же устраивался небольшой банкет. Трактористы раскладывали на берегу прихваченную из дома нехитрую снедь, которую называли «тормозком», откупоривали бутылку и под журчание воды, не замерзавшей даже в лютые морозы, вели неторопливый разговор. Порой беседа затягивалась, и тогда требовалось волевое усилие наиболее старшего, прекратить трапезу. Как-то незаметно к месту приклеилось название Буханка. Так и говорили: «За Буханкой начинается зимник». Или при назначении рейса из посёлка инструктировали: «Дойдешь до Буханки, а там – по зимнику».

На Буханке уже стоял трактор с прицепленной коробкой на полозьях. Коробка была заполнена под завязку углём, значит, трактор направлялся в рейс. По номеру на дверце кабины Иван определил, что техника из буровой экспедиции и до поворота можно будет держаться вместе, а там до базы партии рукой подать.

На берегу ручья дымил костёр, и два человека, наслаждаясь живительным теплом, собирались, как видно, обедать. Зверев поставил трактор, переключил двигатель на малые обороты и поспешил к незнакомцам.

– Доброго здоровья, – поприветствовал Иван трактористов.

– И тебе не хворать, – в тон ему отозвался старший.

– Вы, случаем, не на Вис идёте? – Зверев присел у костра.

– А если на Вис, то что? – спросил моложавый, подбрасывая в костёр веток, отчего тот задымил и через секунду вспыхнул ярким пламенем.