Князь Мещерский

Более он ничего не успел сказать. Жандарм ловко завязал ему рот какой-то тряпкой. Говорить более не получалось – только мычать.

Действительный статский советник тем временем подошел ближе и несколько секунд молча разглядывал Бориса. В его взоре не было злости и ненависти, как у следователя или Татищева, к чему Савинков уже привык. Незнакомец смотрел на него гадливо, как на тифозную вошь. Затем он пробежался пальцами по телу Бориса, легко нажимая подушечками в каких-то ему интересных местах. Было щекотно. Внезапно под одним из пальцев будто током ударило. Борису было знакомо это ощущение: в одной из своих личин он подвизался в роли монтера, тогда и познакомился с электричеством.

– Кажется, здесь, – пробормотал незнакомец, вытащил из-за обшлага мундира маленькое шильце с ручкой-шариком на конце, какие используют скорняки для мелких работ, после чего воткнул его острым кончиком в тело арестанта.

Судорога скрутила тело Бориса. Так больно ему не было никогда в жизни. Боль терзала его, разрывая на части – его словно пилили заживо, причем тупой деревянной пилой. Терпеть этого не было сил. Мочевой пузырь и кишечник арестанта избавились от своего содержимого, в комнате завоняло, но Борис этого не ощутил. «Господи, дай мне умереть! – билась в голове отчаянная мольба. – Скорей, Господи!» В этот миг Борис забыл, что он атеист и страстно молился тому, чье существование ранее высокомерно отрицал.

Внезапно боль исчезла. Это было блаженством: великим, ни с чем не сравнимым – даже с близостью с женщиной. Радость охватила Бориса, он облегченно вздохнул и уже осмысленно посмотрел на своего мучителя. Тот выглядел невозмутимым.

– Будешь говорить? – спросил спокойно. – Если согласен, кивни.

В ответ Борис завертел головой. Не дождется, сатрап!

– Значит, повторим, – заключил сатрап и вновь воткнул в тело Бориса свое жуткое шильце…

2

Командир Отдельного корпуса жандармов встретил меня настороженно.

– Позвольте узнать, Валериан Витольдович, – сказал после того, как я представился и получил дозволение общаться без чинов, – чем вызван ваш визит? Я получил от государыни странное повеление: оказывать вам содействие в следствии о покушении на монаршую особу и никоим образом не препятствовать. Чем это вызвано? Государыня недовольна мной? Чем вы можете помочь? Вы спасли жизнь императрице, за что я, как верноподданный ее величества, всемерно благодарен, но при чем тут следствие? Ведь у вас нет опыта в этих делах.

– В следствии – нет, – согласился я. – А вот помочь развязать язык задержанному террористу попытаюсь. Насколько знаю, он молчит.

– Бесполезно! – махнул рукой Татищев. – Это Савинков, хорошо известная личность. Кремень! Терять ему нечего: на нем неисполненный смертный приговор, второй на подходе. Нет у него резона выдавать сообщников. Для эсеров это не характерно. Надо отдать должное подлецам – умеют подбирать людей. Или вы думаете: мы не старались?

– Но я все же попробую.

– Воля ваша, – пожал плечами Татищев. – Что нужно от меня?

– Позвольте встретиться с подследственным и велите своим подчиненным выполнять мои указания.

– Сейчас же распоряжусь! – кивнул генерал и нажал кнопку вызова адъютанта…

Небольшое отступление. В 90-е годы прошлого века в России случился бум нетрадиционных методов лечения. Чего только ни практиковали заполнившие страну шарлатаны! Исправляли карму, заряжали через телевизор воду, рекомендовали сыроедение и употребление в качестве питья собственной мочи. Не устояли и медики – некоторые включились в эту вакханалию. Имелось в том мутном потоке и здоровое зерно – в страну пришли доказавшие свою эффективность методики, например, иглоукалывание, оно же акупунктура. Для врачей, желавших обучиться ей, организовывали курсы, побывал на них и я. Иглоукалывание нам преподавал настоящий китаец, которого и звали соответствующе – Ляо. Специалистом Ляо оказался правильным: первым делам показал, куда иголки втыкать никак нельзя, и объяснил почему. Желающим (среди них оказался я) показал это на практике. Ощущения остались непередаваемые – в том смысле, что передать их было можно только матом. Указанные китайцем опасные места на теле человека я запомнил. С остальным не вышло: найти нужные для исцеления точки, используя специфические восточные методы, оказалось не под силу славянскому уму. Для этого нужно родиться китайцем, да еще учиться там энное количество лет, а не так, как мы, – на курсах. Специалиста по акупунктуре из меня не вышло, как, впрочем, из коллег. Повозились немного с иголками, повтыкали их в тела друзей и знакомых (в больных было стремно), после чего плюнули и забыли. Только мой друг Жора, которого я с помощью акупунктуры брался излечить от пристрастия к табаку, долго вспоминал. Обычно после двух-трех стопок пшеничного самогона (Жора варил его изумительно), когда участникам застолья приходило желание закурить…

Надо отдать должное Савинкову: мужиком он оказался крепким. Не сломался, даже сходив под себя. Для врачей в акте непроизвольного мочеиспускания или дефекации нет ничего постыдного, но обычному человеку, да еще на людях – позор, особенно крутому террористу. Шильце, купленное у скорняка, подействовало. Однако понадобилось два сеанса «иглоукалывания», прежде чем я различил во взгляде, устремленном на меня, ужас. И тогда сам сорвал тряпку со рта арестанта.

– Кто твой сообщник? Говори!

– Азеф… – выдавил Савинков.

– Что?! – Татищев метнулся к нам и встал рядом. – Он в Москве?

– Да…

– Адрес?

– Большая Никитская, доходный дом Рутенберга, седьмой нумер. Живет под фамилией Ноймайера.

– Кто дал деньги и динамит?

– Англичанин.

– Имя?

– Не знаю. Высокий, рыжий, лицо лошадиное.

Кажется, я видел этого поца…

– Кто еще участвовал?

– Люди Евно, имен не знаю, у нас не принято спрашивать. Помогали возить взрывчатку. Это не динамит, а тринитротолуол германской выделки. Завезли несколько десятков ящиков. Где его брали англичане, не знаю.

– Может, это были немцы?

– Евно говорил, что англичане.

– Что еще знаешь?

– Ничего… – Савинков внезапно встрепенулся и посмотрел на нас с ненавистью. – Больше ничего не скажу. Будьте вы прокляты, палачи!

– Валериан Витольдович? – Татищев посмотрел на меня.

– Хватит! – покрутил я головой. – Не выдержит.

– Увести! – приказал генерал.

Конвойные подхватили арестанта под руки и, морщась – от Савинкова ощутимо воняло, вытащили из комнаты.

– Прикажите не спускать с него глаз, – попросил я.

– Почему? – удивился Татищев.

– Может покончить с собой. Для таких, как он, заговорить на допросе да еще нагадить под себя – великое потрясение. Нервический тип.

А еще я помню, как умер этот террорист в моем мире…[9 - Согласно официальной версии Савинков покончил с собой в тюрьме.]

– Не буду спорить, – согласился генерал. – Рощенков? Слышал?

– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! – отрапортовал следователь.

– Ну а мы навестим господина Азефа, – потер руки Татищев. – Не медля.

– Может, не стоит спешить? – спросил я. – Проследить за домом, улучить удобный момент?

– Вы не знаете Азефа! – фыркнул генерал. – Осторожный, подлец, и хитер безмерно. Будем медлить – ускользнет. Надо спешить. Рощенков, собери срочно всех свободных. Выезжаем как можно скорей!

Всей кавалерией…