Послал свою роту с Финляндцами вместе
Справлять юбилей вековой.
Вагоны нас быстро в столицу примчали,
По улицам долго мы шли,
Измайловцы маршем родным нас встречали,
Финляндцы хлеб-соль поднесли.
Волынцы одним лишь желанье сгорали
Скорее увидеть Царя
И вот мы пред царские очи предстали
В двенадцатый день декабря.
Царь вышел наследника на руки взявши
И с ним обошёл все ряды.
Заздравную чашу высоко поднявши
«Спасибо», сказал,«молодцы».
Тот царский приём, эту царскую ласку
Навеки в сердцах сохраним.
Про царский приём, как про дивную сказку
Мы внукам расскажем своим.
Мы новое знамя взамен получили
За старое знамя побед,
Чтоб новому знамени верно служили
И помнили предков завет.
Каждый вечер варшавские обыватели слышали эту песню, если полк не был в летних лагерях на учениях или на военных манёврах в поле. Усиленно новобранцам излагали славную историю полка. Взводный командир Тизенгаузен на этом деле набил руку и язык и, имея интерес к истории и за дополнительную плату, излагал её вдохновенно и интересно, заражая своих слушателей. Заставлял
слушателей делать короткие записи, чтобы остудить свой пыл и развивать у своих слушателей навыки письма, как он говаривал, чтобы домой письма грамотно писали и любимых радовали. Новые слова и имена он записывал на доске, подчеркивая их значимость. Каждое занятие «учитель истории» проверял память учащихся и, у кого она была слабой, то было указание «дядьке» заняться с отстающим, чтобы «мозги не усохли».
Деревенские увальни быстро превращались в прилежных учеников. Нерадивых принуждали словом и нарядом на работы. Ответственные за воспитание не только требовали послушания, но и отучал от сквернословия и дурных привычек, направлял усилия на зазубривание уставов и чтение нужных книг. Так нога в ногу шло обучение и воспитание элиты русской армии. Покой наступал лишь на время сна. Письма писать домой первое время не удавалось, да и что писать: «Служу!»
Степану всё давалось без больших усилий. К чтению и крепкой памяти его мать и школьный учитель приучил. К порядку и послушанию ещё отец путь указывал. Привычек дурных в семье не водилось. Чарку водки в неделю и чарку вина в день, положенные в лейб-гвардии по военному довольствию, отменили после Японской войны.
(Справка. Довольствие нижних чинов. Денежное жалованье в год при среднемесячной зарплата рабочего в 43 рубля:
рядовому чину в армии 11 рублей, в гвардии 20 рублей,
старшему офицеру и подпрапорщику 83 рубля,
нижнему чину на сверхсрочной службе 335—485 рублей в год – можно семью содержать.
При наличии работы в свободное время по хозяйственным нуждам полагалась зарплата.
За участие в смотрах и парадах полагалась надбавка.
За похвальные поступки единовременное пособие.
Семейным, выделялись квартирные деньги.
Горячая пища 3—2 раза в день плюс сухой паёк в учениях и походах. Обязательны щи и каша.
Ежедневно на солдата отпускалось 1230 граммов хлеба или 800 граммов сухарей, 205 граммов крупы, полфунта мяса.
В гвардии на день отпускалось 307 граммов мяса двух сортов. На овощи, масло, сало, пшеничную муку, перец, соль и сахар на руки выдавали приварочные деньги. Имели возможность солдаты вскладчину или индивидуально готовить себе и сами. Во время войны деньги
увеличивались, давая простор для интендантов и
расхищений если не вести контроль. До 1908
года было для всех и винное довольствие на время учений и сборов- три чарки в неделю. В военное время довольствие полагалось и членам семей ратников, солдат и унтер-офицеров. На одного члена семьи полагалось в месяц 28
килограммов ржаной или пшеничной муки,4 килограмма крупы, соли 1 600 грамм, масло растительное 409,6 грамм.
Обучение солдат делилось на зимний и летний период и делилось на несколько этапов. На первом этапе, длившемся
четыре месяца постигались основы воинской науки -программа молодого солдата. Индивидуальное, одиночное обучение включало: строевую и физическую подготовку, огневой и рукопашный бой, несение караульной службы и дозор, полевой караул, действия наблюдателя и связного. Методом обучения были – показ и беседа. Главное, в деле воспитания – преданность царю и долгу, выработку
дисциплины и стойкости в перенесении тягот и опасностей.
Из всех полков русской гвардии волынцы славились и образцовым внешним видом и выправкой и исполнением всех воинских приёмов и команд. Император Николай, будучи шефом полка, гордился этим и всегда мог отличить волынца по маршировке и ружейным приёмам. Твёрдый парадный шаг, идеальное равнение, когда тонкие чёрточки штыков при маршировке были совершенно неподвижны. Железная дисциплина и исполнительность врабатывались жесточайшими мерами.
Степана удивляло и возмущало когда он видел как
проштрафившиеся ходили гусиным шагом, бегали вокруг
конюшни с фуражками, котелками, портянками и сапогами в зубах и при этом умудряются вопить: « Я – дурак!»
Когда у своего дядьки Степан спросил отчего такие чудачества – тот объяснил, что такими «зверствами»
добиваются выработки инстинкта исполнения приказа- не раздумывая. Этот инстинкт в бою подавляет инстинкт самосохранения, подавляет трусость. Позднее в жестоких боях Степан убедился в этой жестокой правоте. Враг, видевший на обшлагах гимнастёрок жёлтую тесьму третьей дивизии и тёмно – зелёную Волынского полка знали что это «железные солдаты», которые исполнят любой приказ.