Знак креста

– Много. – Медленно и задумчиво повторил Гранд и на секунду замер. И снова англичанин увидел этот взгляд в никуда, прищуренные глаза и обострившиеся скулы. «Да, – подумал Феллби, – это он собственной персоной – новый Монте-Кристо – Гранд Монте-Кристо. Интересно, что бы сказал в этом случае Джон Ди?» – Да, дел много, – уже нормальным голосом повторил Гранд, – надо по-быстрому уладить все вопросы в Южной Америке и вернуться. – И про себя решил: «Вернусь и постараюсь сразу найти Роберта Каца. Надо узнать кто он – этот Роберт Кац, и кому понадобился перстень Борджиа. Это может быть важным»

В Лондон Гранд вернулся ранним утром первого сентября с твердым намерением немедленно приступить к розыску Роберта Каца.

В тот же день было объявлено о германском вторжении в Польшу.

Третьего сентября Великобритания объявила войну Германии.

В тот же день Гранд подал в военное ведомство прошение о зачислении его на военную службу. Вопрос разрешился очень быстро. Волонтера с незавершенным техническим образованием направили на военный авиационный завод в Ковентри на курсы подготовки заводского летно-технического состава.

Учебу и розыск Роберта Каца пришлось отложить.

19 ноября 1940-го года фашистская авиация совершила массированный налет, превративший Ковентри в руины. Гранду повезло. Утром того дня пилотная группа, в состав которой входил и Гранд, взлетела с заводского аэродрома, чтобы перегнать эскадрилью новеньких только что собранных и обкатанных «Стирлингов» в летную часть на севере Англии.

Вернувшись в Ковентри и увидев страшную картину, Гранд подал рапорт о переводе его в действующую армию. После трехмесячной подготовки лейтенант Теодор Хуан Карлос получил назначение на базу королевских ВВС Самборо на одном из островов в Северном море.

Транспортный самолет, который должен был доставить группу летчиков на базу, уже выкатили из ангара, когда на поле аэродрома появился Феллби, увел удивленного Гранда от группы летчиков в сторону, с чувством пожал руку, приобнял, словно старого друга, и сказал: – Тэд, я уважаю твой выбор. Постарайся выжить. Надеюсь, еще увидимся, – повернулся и ушел.

– Кто, кто это? – стали спрашивать летчики.

– Друг, – ответил Гранд, – приехал проводить.

Глава VI. Россия. Август 1941 года.

Двое военных стояли на склоне невысокого холма и, переминаясь с ноги на ногу, всматривались в приближающуюся к ним с юга по пыльной дороге колонну. Один из стоящих на склоне поднес к глазам бинокль и сказал: – Два «Максима» и два ПТР. Да-а, не густо.

Колонна сошла с дороги и двигалась теперь по полю, ориентируясь на вершину холма.

На макушке холма десяток солдат споро орудовали лопатами, выбрасывая землю на склон. Двое связистов с катушкой быстро двигались по склону, разматывая телефонный провод.

Достигнув пологого склона холма, колонна остановилась. Шедший во главе колонны командир что-то прокричал, и люди как подкошенные моментально повалились на траву. Сам же командир быстрым шагом направился к двум стоящим на склоне, и, подойдя к ним, бросил взгляд на петлицы, козырнул и обратился к старшему по званию: – Гражданин полковник, энский батальон прибыл в ваше распоряжение. Командир батальона Буров. – Командир полка полковник Волин, – в ответ представился офицер, и мужчины обменялись рукопожатием. – Знакомьтесь, начальник штаба полка майор Петренко. – Мужчины откозыряли друг другу и тоже пожали руки. Полковник кивнул майору и сказал: – Карту комбату, – и пока тот доставал из полевой сумки карту спросил: – Сколько у тебя, комбат, бойцов, состав и вооружение? – Четыреста семьдесят два бойца, из них двести шестьдесят шесть отслужили в армии. Состав такой: тридцать четыре, в том числе и я, осуждены по 58-ой статье. Сто пятьдесят по воинским и уголовным статьям, остальные по разным: как родственники врагов народа; скрывшие соцпроисхождение, деклассированные элементы и так далее. Вооружение: два противотанковых ружья, два пулемета «Максима», сто гранат Ф-1, пятьдесят противотанковых гранат и десять противотанковых мин, пять автоматов ППШ и винтовки, – четко отрапортовал комбат.

Полковник почесал нос: – Да, комбат, небогато. Завтра поутру передам тебе еще два ПТР, трофейный немецкий пулемет МГ с боекомплектом, два ручных «Дегтярева», горючку и бутылки. Это все, что я могу для тебя сделать. Сам не богат. Ну что ж, приступим к делу. Возьми, комбат, карту, смотри и слушай. Водя пальцем по карте, полковник пояснял: – Вот линия обороны корпуса. Вчера – четвертого августа – вот здесь, если по прямой в тридцати километрах от нас на северо – северо-запад, немцы прорвали оборону и повернули на юг вдоль русла реки. Возникла угроза окружения корпуса. В шести километрах к югу от нас шоссейка, мост и понтонная переправа через реку, ты был там сегодня и все видел. Из-за угрозы окружения корпус через мост и переправу спешно выводится на левый берег, чтобы создать там новую оборонительную линию. Какое там столпотворение и крошево ты видел. Если немцы сомнут нас и прорвутся к мосту и переправе, корпус окажется в котле, а немцы на наших плечах смогут форсировать реку и выйти на оперативный простор. А дальше, а дальше направление на Москву. Твоя задача, комбат, занять линию обороны от этой высоты, где мы сейчас находимся, на восток, вон видишь, у кромки леса высотка. За ней лесной массив, он тянется вдоль русла реки. Немцы, я тебе скажу, воюют по дорогам, так что в лес вряд ли сунутся. И, продолжаю, на западе твоя линия обороны упирается в дорогу, по которой ты пришел сюда. Вот она огибает нашу высотку и уходит на северо-запад. В километре от нас по этой дороге расположено село Лушино. Туда я направил своих ребят в засаду. Немецкая разведгруппа появится там непременно и, если нам повезет и удастся захватить языка, мы будем знать, что нас ждет. Ясно? Хорошо. Соседи. На востоке от тебя за рекой сосредотачиваются переправленные части корпуса. На западе – я. Стык наших флангов как раз у этой дороги на Лушино. Позади тебя вторая линия обороны – рота НКВД. Считай – заградотряд. Он сейчас, – полковник скривился, – тоже готовит позиции. Взгляни. – Да видел я их, – ответил комбат и с завистью закончил, – у них автоматы.

– Слушай далее, – продолжил полковник, – комкорпуса из сил уже переправленных на левый берег выделил четыре батареи гаубиц. Да, да четыре, чуешь, какая мощь! И твои позиции, и ориентиры перед твоими позициями они уже пристреляли еще до твоего прихода. Воронки видел? То-то! Вот, перенеси на свою карту схему ориентиров. Так что, комбат, артиллеристы помогут, но, если не сдюжишь, примешь их огонь на себя. Теперь о противнике. В зону прорыва немцы ввели моторизованную дивизию СС, усиленную танковым батальоном, тоже СС, разведчики говорят название у него «Дас Райх» что ли. – Буров уточнил: – Да, есть такая – СС – панцердивизион «Дас Райх». – Полковник посмотрел на Бурова: – А, ну да, ну да! Ты же был военным разведчиком. Так вот – эти эсэсы и попрут на нас либо по этой дороге, либо напрямую. Это почти на семь километров короче. – Полковник провел пальцем по карте линию: – Видишь, комбат, естественных препятствий для танков здесь нет, да и погода стоит сухая, так что это самое танкоопасное направление. Немцы торопятся и, я думаю, появятся они именно здесь, да здесь – на твоем участке. Прорвав сходу оборону корпуса, их передовые части оторвались от своих баз снабжения и, как доложила разведка, остановились. Им нужно какое-то время для дозаправки горючим и пополнения боекомплекта. Это наше время. Так что вгрызайся, комбат, в землю, вгрызайся. Сейчас накормим твоих людей, и приступай. Пошли. – Полковник быстро направился к макушке холма, на ходу поясняя: – Мои ребятки приготовили тебе командный пункт, так что одной заботой у тебя стало меньше. А вон там, видишь, шанцевый инструмент для тебя заготовлен. – Неподалеку на дне траншеи лежала гора лопат. – Так. Связь. Связь тоже есть, сейчас и проверим, – полковник запрыгнул в траншею. Солдаты уже успели эакидать сверху землей накатанные над землянкой бревна и теперь для маскировки забрасывали сооружение ветками. Полковник осмотрелся и похвалил: – Молодцы, ребята! Хорошо сделали. Смотри, комбат, отсюда все видно, как на ладони. Так. А где связь? – Полковник махнул рукой, призывая следовать за ним, и нырнул в блиндаж. – А, вот! – Увидев в углу на грубо сколоченном бревенчатом столе аппарат, Волин подошел, крутанул ручку, поднес к уху трубку и прокричал: – Первый я, первый! Проверка связи! Есть связь! Да, передай Ляжко, чтоб срочно отправил к высоте кухню, горючку и бутылки, он знает. Да, знает! Всё, конец связи. – И Бурову: – Так. Теперь запасная связь. Сигналы. Зеленая ракета в мою сторону означает «танки противника в районе ориентира №1». Красная ракета в мою сторону – «вызываю огонь на себя». Ясно? Да, вот еще что. Ты слышал, вместе с кухней я тебе, комбат, горючую смесь и бутылки подброшу, угостишь фрицев коктейлем Молотова. – С этими словами полковник вывел всех из блиндажа, выпрыгнул через бруствер наружу и, когда начштаба и Буров последовали за ним, обращаясь к Бурову, сухо приказал: – Завтра к восьми ноль – ноль позиции должны быть готовы. Ночь у тебя есть, комбат, одна ночь. Днем тебя с воздуха достанут и, если не успеешь закопаться, – расстреляют. Понял? Хорошо. Ну, до завтра. – В наступающих сумерках две фигуры устремились по склону высотки в сторону светлой нитки дороги и последних отсветов затухающего на западе солнца. Вдалеке навстречу им из перелеска выкатились две брички.

Сумерки сгущались. Буров оглядел окрест. Появилось странное, смешанное чувство тревоги и злости. – «Некогда сейчас в себе копаться», – решил Буров, сложил ладони рупором и прокричал в сторону батальона: – Командиры рот и разведка, ко мне! Бегом! – От лежащей массы тел отделилась и бегом двинулась по склону группа из четырех человек. Комбат снова прокричал: – Старшина Дупель, принять кухни и организовать прием пищи. – От этих слов батальон ожил, бойцы повскакивали на ноги и как по команде повернули головы в сторону, куда махнул рукой комбат. Сам же Буров запрыгнул в траншею и торопливо охапками стал выкидывать за бруствер лопаты. Подбежавшим запыхавшимся людям махнул рукой, и все спрыгнули к нему в траншею. Комбат достал и развернул карту: – Вот, смотрите пока еще видно. – Спичкой показал: – Мы здесь на этой высоте. Третья рота, комроты Бубенко. Твоя линия обороны от нашей высоты влево на запад до дороги. Забираешь «Максима», пулеметное гнездо оборудуешь на склоне высотки, вон там. Ясно? Далее. Первая рота, комроты Боксер. От высотки на восток до этой точки. На местности это во-он до того кустарника, видишь? Хорошо. Оба ПТР и второй «Максим» – твои. И вот еще что. Возьми бинокль. Вон там, впереди метрах в ста видишь воронку? Почти готовый окоп. От него вон туда, на восток к лесу, перед твоей линией обороны надо выкопать еще четыре, а лучше пять. Выкопать и замаскировать. В каждом окопе должно быть по два бойца. Расстояние между окопами примерно сорок метров, то бишь, на два броска гранаты. Подбери для этого дела самых надежных и крепких ребят. Вооружишь их противотанковыми и гранатами Ф-1, и бутылками с ГС. Они у нас будут, соседи поделятся. По команде «по местам» они бегом занимают подготовленные и укомплектованные боеприпасами позиции и носа не кажут, пока к ним на расстояние броска гранаты не подойдут немецкие танки. Понял? Так. Вторая рота, комроты Пешков. От кустарника на восток до леса. Уловил? Теперь каждый берет столько лопат, сколько может унести. Для начала отметьте ими как вехами свои участки обороны, чтобы не было путаницы. Всё. Выполняйте. К семи утра позиции должны быть готовы. И помните: за нами заградотряд и …и… наша земля. Командиры рот, по местам. Так. Разведка. Георгий Семеныч, подойди поближе. Смотри, – комбат спичкой провел линию на карте, – вот танкоопасное направление. Немцы, я думаю, появятся отсюда. А здесь, в пяти километрах от нас на северо-запад лесной массив своей восточной границей, видишь, похожей на дугу, выпуклой частью почти смыкается с лесополосой вдоль русла реки. Проход между ними здесь узкий, ширина этой горловины, судя по карте, сто-сто пятьдесят метров. И сельская дорога, видишь? Ты, Семеныч, со своей разведгруппой и саперами забираешь все автоматы, все противотанковые мины и по паре гранат Ф-1 на бойца, накормишь сейчас людей и тотчас выдвигаешься к горловине и спозаранку, как рассветет, с тщательной маскировкой минируешь проход. Саперов сразу возвращаешь, а твоя группа – в засаду и ждать. Немецкие разведгруппы ты пропускаешь, ждешь колонну. При появлении машин с пехотой и танков твоя задача остановить первые две-три машины до заминированного участка, чтобы машины, идущие следом, а если повезет и танки, маневрируя и обходя их, попали на мины. Дорогу минировать не надо. Передовая разведгруппа мины на дороге обнаружит сразу. Минируешь объезды. На месте определишься. Усек?

Надежда на твоего снайпера – Петровича. Он бьет по водителям, а твои ребята по двигателям машин, затем бросаете гранаты и уходите лесом. Внезапность и быстрота – вот твои козыри. Задача ясна? Действуй, Георгий Семенович. Ни пуха, ни пера! – К черту, – разведчик вымахнул из траншеи и пропал из виду.

На Бурова снова накатило чувство тревоги и злости, но теперь преобладала злость. Злость на тех, кто скоро придет сюда, чтобы забрать их жизни. Комбат отогнал от себя эти мысли, поднес к глазам бинокль и стал осматривать правый фланг. Там, на фоне уже почти черного леса, пока еще просматривался небольшой пригорок. – «А что на карте? Нет, надо посмотреть самому, своими глазами», – решил Буров, повернулся к сгорбившемуся над аппаратом связисту, подумал: «Совсем еще мальчишка», – и бросил: – Я в расположение Пешкова.

Темнело. Легкий ветерок нес от реки сырую прохладу.

Буров покинул КП и скорым шагом двинулся по склону высотки и затем вдоль намеченной линии обороны. Теперь все вокруг освещалось лишь слабым светом неполной луны. Там и сям виднелись светлые силуэты бойцов, скинувших робы и энергично орудующих заступами и саперными лопатками. Слышно было шумное дыхание и позвякивание попадающих под лезвия лопат камешков. – «Идет дело, – думал комбат, – и никого не надо подгонять. Все хотят выжить и понимают, что их борьба за жизнь уже началась». – Молодцы, ребята, молодцы! – по ходу он подбадривал бойцов.

Пригорок комбат облазил вдоль и поперек. Рассматривая с его верхушки в бинокль простирающееся перед ним в лунном свете поле, Буров соображал: «А пригорок-то хорош. Не высок, но как пуп. От леса метров сто, до наших ближайших окопов – двести. И все с него просматривается. Точно – пуп»

От южного склона пригорка, заросшего невысоким кустарником, на юг уходила извилистая лощина, переходящая с изгибом влево в глубокий, заросший низким тальником и папоротником и пропадающий в лесу овраг. Дойдя по нему до леса, Буров оказался в кромешной тьме, но медленно и осторожно продолжал двигаться вперед пока не почувствовал, как сапоги начали вязнуть в почве. Понятно, значит, впереди овраг переходит в лесное озерцо или болотце. Отлично, значит, лесом обойти пригорок не так – то просто.

Звуки трех выстрелов нарушили тишину. Буров остановился и прислушался: «Пистолет ТТ. Метров триста. Где-то в расположении заградотряда».

И опять полная тишина. Берендеево царство. Где-то недалеко ухнула сова. От этого звука в голове моментально возникла картинка избушки на курьих ножках и образ бабы Яги с метлой и в ступе. Комбат изгнал из головы эту детскую чертовщину, выбрался из оврага, направился к позициям батальона и, дойдя до первого окопа, приказал: – Передать по цепочке: комроты Пешкова ко мне. – Слова команды, затухая, полетели в темноту и растворились в ней. Ожидая Пешкова, и прислушиваясь к себе, Буров вдруг понял и ощутил, что и тревога, и злость растворились в острейшем чувстве голода. Перед глазами возникла фигура старшины Дупеля с полным котелком в руках дымящейся каши. Буров сглотнул и увидел перед собой комроты Пешкова. – Пошли, – бросил комбат и направился в сторону пригорка. – У тебя пулеметчики есть? – по ходу спросил комбат. – Пулеметчики есть, пулеметов нет, – коротко и зло ответил Пешков. – Будут, – успокоил его комбат, – утром подкину тебе парочку «дегтяревых» и немецкий МГ. – Командиры забрались на макушку пригорка, и комбат продолжил: – Пулемет, один пулемет, запомни, и отделение прикрытия разместишь здесь. Подготовь укрытие. Утром в твоем распоряжении будут саперы. Они заложат в укрытие и замаскируют заряд. Большой заряд. Для чего? Немцы как появятся здесь, то сразу сообразят, что этот пригорок занимает господствующее положение на фланге и, ясен пень, постараются выбить тебя с этой позиции еще до начала основной атаки. И ты им позволишь это сделать. Не сразу, конечно, но позволишь. А уйти твои бойцы должны вот куда. Сейчас покажу. Пошли. – По лощине Буров вывел Пешкова в овраг и показал: – Сюда должны уйти. Здесь будут еще два пулемета с расчетами, и здесь будет ждать сапер со своим устройством. Немцы, как только займут пригорок, прочешут огнем и закидают гранатами лощину и овраг. Но это место, этот закуток, не виден и не простреливается сверху и гранатами его не достать. Пошли дальше. А вот здесь твои ребята должны помельтешить, чтобы немцы с высотки их увидели и подумали, что те, кто был на высотке и уцелел, ушли в лес. Понял? – Пешков оживился: – Понял, понял! Ага! Только немцы чуть обустроятся на пригорке, а мы им из того аппендицита тут же дадим прикурить. Верно? – Верно, верно! Прикурить! – поддержал комбат, – а затем занимаете пригорок и уже стоите намертво. Задача – когда начнется танковая атака и немцы пойдут вперед, пулеметным кинжальным огнем отсекать немецкую пехоту от танков. Разведчиков, когда вернутся, тоже передам тебе. Семеныч здесь будет старшим. Все ясно? Хорошо, пошли.

По возвращении в свой блиндаж комбат зажег спичку и увидел спящего в обнимку с телефонным аппаратом мальчишку связиста и рядом с ним прикрытый куском чистой тряпки котелок и кружку. Осторожно, чтобы не уронить и не расплескать ношу, Буров забрал все и выбрался под открытое небо. Подумалось: «А звезды к каше приправой». – Наминая холодную кашу и запивая ее холодным чаем, комбат, вглядываясь в восток, прикидывал: «Светать начнет через два – три часа. Надо поспать. Мальчишку будить жалко, уж больно сладко спит». – Но разбудить пришлось: – Как зовут-то тебя, боец? – разбудив спящего, спросил комбат. – Игорь я. – Как, как? – Виноват! Рядовой Игорь Сила. – Хорошо, хорошо, рядовой Сила. Разбудишь меня через полтора часа, а если крепко буду спать, – буди силой. – Буров улегся в углу, усмехнулся про себя и повторил: «Буди силой. Вот это Си..,» – и не додумал, провалился в сон как в черную бездну.

Разбудил комбата, однако, не мальчишка – связист, а вестовой от комполка, прибывший с докладом о том, что обещанные «дегтяревы», ПТРы и трофейный МГ в расположение батальона доставлены. Отпустив вестового, комбат глянул на сонного и виновато хлопающего глазами мальчишку связиста, простительно махнул ему рукой, зябко поёживаясь, вышел из блиндажа и наткнулся на комроты Боксера. Отгоняя зевоту и прикрывая рот рукой, тот сказал: – Крепко спишь, командир. Не слышал даже когда я пришел к тебе, и когда вышел.

– Не ко мне ты пришел, а к себе. Это и твой командный пункт.

Светало. Восток готовился полыхнуть заревом восхода.

Мужчины закурили. – Все хочу спросить тебя, комбат, кое о чем, – крепко затянувшись, начал комроты.

– Валяй, – разрешил Буров.

– Вот скажи, почему ты Бубенко назначил командиром роты, и почему ты обращаешься к нему только по фамилии, хотя все его кличут Бубном? А меня всегда называешь Боксером? Используешь кличку. Почему?

– Потому. Бубенко вор в законе. И эту кличку – Бубен, или погоняло, как они говорят, ему дали уголовники. Для них он Бубен. А для меня Бубенко. Не хочу я, пойми, уподобляться карманнику Сопле, домушнику Какеру, мошеннику Хрюне или мокрушнику Бачбану и обращаться к нему так, как обращаются они. Вот поэтому он для меня Бубенко. Почему поставил его на роту? Да потому, что уголовники подчиняются ему беспрекословно, как они говорят потому, как если что не по его, так он сразу левой в хлебало, а правой в бубен. А еще поставил его на роту потому, что у него с немцами старые счеты. Да, да старые.

Вот, послушай. Он родом из города Ровно.

Это было еще в Гражданскую во время оккупации Украины немцами. В соседней хате обосновался немецкий офицер, а хозяев дома с детьми выгнали в хлев. Младший брат Бубенки однажды зачем-то залез через окно к немцу в его комнату и попался. Офицер приказал выпороть его. После этой порки пацан стал кашлять и мочиться кровью и вскоре умер. Бубенко немцу за брата отомстил. После очередной офицерской попойки, когда тот крепко задрых, залез к нему через окно и зарезал. В отместку немцы сожгли и дом, и хлев вместе с хозяевами и детьми. Все это происходило на глазах Бубенко. Да-а. А теперь Ровно опять под немцами. А там его мать и сестра. И, кстати, он, Бубенко, далеко не дурак, и понимает, что и от него самого теперь зависит их освобождение. Вот такие пироги. А почему ты для меня Боксер? Да потому, что эта кличка, во-первых, не от блатных и, во-вторых, она дана тебе по делу – за праведный мордобой. Всех деталей, правда, я не знаю. Ты бы рассказал – как дело было? – Да что там рассказывать, – вздохнул комроты, – началось все это в Бресте в тридцать девятом году. Капитаном я был тогда, ротой командовал, в совместном с немцами параде участвовал по случаю завершения Освободительного похода в Польшу. После парада выпивали мы с ребятами, ну, я и брякнул, что, мол, не доведет нас до добра эта наша показная дружба с немчурой, нет, не доведет. И что ты думаешь? На следующий день дернул меня к себе особист. Покачал головой, пробормотал, что надо бы поменьше языком трепать в такой сложной военной и международной обстановке и дал прочитать бумажку. Прочитал я и ахнул: такой же, как я, комроты донос на меня настрочил. Особист у нас мужик неплохой был, ну, я ему и говорю, мол, порви ты эту сраную бумажку, и дело с концом. Опять покачал он головой и говорит: – Нет, не с концом, ошибаешься. Говнюк этот уже и в Особый Отдел корпуса стуканул. Там и решат, что с тобой делать.

В общем, дали мне за одну мою фразу один год лагерей, и попал я в Пермский лагерь. Отсидел от звонка до звонка. В день освобождения привели меня к куму – начальнику лагеря, – подмигнул он мне хитро и сказал, что, мол, отродясь таких как мой приговоров не видал. Всего один, надо же, только один год лагерей! Затем подмигнул опять и сообщил, что в моем деле нет бумажки о лишении меня воинского звания и сказал, мол, обращайся в кадры, может еще и обойдется все. Такой расклад, сказал он мне, означает, что кто-то наверху благоволит тебе. И я тебе хорошую характеристику дал. И потому смело дуй вперед и вверх. Там доложишь, что наказание понес, вину осознал, язык свой укоротил, исправился и, дескать, готов опять в строй.

Добрался я до Москвы и подался в кадры. И что ты думаешь? Захожу я в бюро пропусков и встречаю, думаешь, кого? Да, да, его, стукача, с-суку иудину! Весь чистенький такой, в новенькой форме и «Красной Москвой» пахнет. Что было дальше – припоминаю плохо, будто обухом по голове шарахнули. Помню только, сразу дал я ему в глаз левой, а потом пару раз добавил правой. Он в отключку. Как потом выяснилось, три зуба я ему выбил и челюсть сломал. И опять загремел я в наш лагерь, но уже на три года.

Как только прибыл я с этапом на зону, сразу же меня дернул к себе тот же кум. Рассказал я ему, что тут скрывать, как все случилось, посмеялся он над моей несчастной судьбой, потешной она ему, видишь ли, показалась, затем достал из ящика стола мое дело и показал мне обложку. А там под грифом «секретно» карандашом нацарапано – Боксер. Никому об этой детали беседы с кумом я, понятное дело, не рассказывал, но в отряде меня встретили уже как Боксера. Быстро работает лагерный телеграф. Вот так и было. Да. А теперь я хочу тебя спросить.

– Валяй, пока время есть, – снова разрешил Буров, почесывая перебитый кривой нос и пряча за рукой улыбку

– А что это ты нашего разведчика только по имени-отчеству называешь? – спросил Боксер. Комбат в ответ усмехнулся: – А потом еще спросишь: почему я его снайпера Петровичем называю?

– Ну, да, тоже интересно.

– Раз интересно – слушай, и поймешь. Разведчик наш – Георгий Семенович Хромов происходит из терских казаков. В четырнадцатом году, двадцати лет отроду, хорунжий Хромов в составе Кавказского корпуса Русской Императорской армии участвовал в знаменитой Сарыкамышской операции в Закавказье против османов Энвер-паши. Начальником штаба в турецкой армии Энвер-паши был немецкий генерал фон Шеллендорф. Турция и Германия тогда в союзе были против России. Это он, Шеллендорф, планировал турецкое наступление на позиции русских. А наш Хромов, он и тогда уже был разведчиком, нашел горные проходы и вывел в тыл наступающим туркам наших терских казачков и горных егерей, ну, и врезали они туркам как следует. Дело закончилось окружением и полным разгромом турецкой армии. Объегорил наш Георгий Энвер-пашу и фон Шеллендорфа. Георгия наградили тогда офицерским Георгиевским крестом. Потом были еще два: за Карс и рейд к Трапезунду.

В Гражданскую Хромов воевал на стороне красных, военную службу закончил в Средней Азии, где бил беляков и басмачей. Там на свою беду он познакомился и свел дружбу с Глебом Ивановичем Бокием. Кто такой Бокий знаешь? Ну, да, легендарный революционер, да еще и соратник Ленина и Дзержинского. Так вот. После демобилизации вернулся Хромов на свой Терек, женился, дом отстроил, хозяйством обзавелся, детей нарожали, потом, когда пришло время, колхоз организовал и стал его председателем. В общем, все чин чином. Живи и радуйся. Ан нет. В тридцать седьмом, когда комиссара государственной безопасности Бокия расстреляли как врага народа, нашлись добрые люди и припомнили Хромову и его офицерство, и его дружбу с Бокием, и приплели еще организацию какого-то казачьего троцкистского блока, и загремел ни за понюх табака наш Георгий Семенович в лагерь. Вот так.

Что? Петрович, снайпер наш? Из Сибири он, из Забайкалья. Землю пахал, рыбачил, охотился, детей растил. Как он рассказывает о своих местах: о реке Ингоде, о тайге, о весеннем багульнике, о маньчжурских преданиях русской старины, о духах Шерловой Горы, о древних бурятских дацанах и шаманских чудесах, – заслушаешься. Сказка.

Два охотничьих домика в лесу у него было. Своими руками их поставил.

В одном из них Петрович приютил как-то двух изголодавшихся и полузамерзших беглых священников. Тогда в стране разрушали монастыри и храмы и всячески изводили попов. Понять и принять это верующий Петрович не мог и свое мнение по этому вопросу никогда не скрывал и потому всегда открыто говорил, что мол, кто храмы разрушает, тот Беса усатого ублажает, кто Бога изгоняет, тот рябому Лукавому помогает, а кто слово Господа знает, того рыжий Черт не мает. И было это в самый разгар кампании борьбы в стране с религиозным мракобесием. Но, если мнение свое Петрович не скрывал, то вот о спасенных им попах он предпочел молчать. Но и в тайге ничего не скроешь от иуд. Донесли. После ареста следователи все допытывались у Петровича: на кого это он своими разговорами о Бесе усатом, рябом Лукавом и рыжем Чёрте намекал? – А вы-то сами кого имеете в виду? А? – затыкал их Петрович. И пришили ему, в конце концов, создание поповской контрреволюционной террористической группы, имеющей целью организацию покушения на товарища Сталина. Причем здесь товарищ Сталин? Ну, как же! Всем в округе было известно, что глубоко верующий в Бога Петрович в поле с расстояния в пятьдесят шагов мог запросто попасть из своей берданки в глаз бегущего кабана, а еще все знали, что товарищ Сталин первый безбожник в стране. А коли так, то, имея такие способности, гражданин Петрович, отогревший, накормивший, спасший и угодивший под влияние двух воинствующих попов-мракобесов, непременно попытается рвануть в Москву и во время празднования годовщины Революции что-нибудь отстрелить товарищу Сталину. Вот такая петрушка заварилась с Петровичем. Но Органы пресекли! Во как! И загремел Петрович. Что ты на меня так глянул, Боксер? Ага, понял! Нет, нет! Я вовсе не считаю, что по лагерям ГУЛАГа растырканы только люди без вины виноватые, вроде Семеныча и Петровича. Нет! В лагерях хватает всякой мрази, ты сам это знаешь. Но и таких «семенычей» и «петровичей», ты тоже это знаешь, там полным- полно, хоть пруд пруди. А ведь на таких как они мужиках с крепкими рабочими руками, твердыми характерами, ясными головами и практической сметкой стояла, стоит, и будет стоять Россия. Они – соль русской земли. Да-а. А теперь я у тебя хочу спросить. Как это у тебя Князь да Граф образовались в подразделении и почему ты поставил их впереди, в передовом окопе?

– Князь с Графом? Да ты их, комбат, знаешь. Это Скопин и Салтыков. Они почти одновременно с тобой в лагерь попали. Оба в финской войне участвовали, оба младшие командиры. Кто-то из них где-то сказал, а второй поддакнул, что, мол Мерецков (Мерецков – командующий частями Красной Армии в финской кампании 1939 —1940г. г. Прим. авт.) никогда не отмоется от солдатской крови безмозгло и бездарно пролитой им в той войне. Ну, разумеется, нашёлся радетель, донес и, как водится, пришили мужикам вражескую агитацию и измену, а с таким ярлыком дорога одна – в лагерь.

А незадолго до формирования нашего зековского батальона на зону загремел учитель истории из Перми. Вот он, узнав фамилии этих двоих, и рассказал об их славных однофамильцах из прошлого: о князе Скопине-Шуйском и графе Салтыкове. Так к ним потом и прилепилось: Князь и Граф. Мужики они волевые и жесткие. Эти не подведут. Потому и в передовом окопе. Во-он он, а рядом они еще и запасной успели отрыть. Видишь, он еле заметен чуть правее? – Комбат поднес к глазам бинокль: – Вижу, вижу твою «аристократическую» фортификацию.