Смерш и ГРУ посвящается

«Кент» благополучно добрался до Берлина и выполнил задание, встретившись на квартире с «Корсиканцем», который передал важную информацию о планах вермахта на боевые действия следующего года. Шифровки в Центр, с которыми знакомился Сталин, давший высокую оценку собранной информации, отправил «Кент».

Анатолий Маркович (Арон Мордкович) Гуревич – «Кент» родился в 1913 году в Харькове в еврейской семье. После окончания школы учился в Институте железнодорожного транспорта, а затем в Институте интуриста по специальности «работа с иностранцами». Добровольцем сражался на стороне республиканцев в Испании.

В мае 1940 года Бельгия была оккупирована немцами. Пришлось менять документы и подстраиваться под требования новой легенды и линии поведения. Теперь Треппер стал Жаном Жильбером. 13 января 1941 года для прикрытия подпольной деятельности группы в Париже была создана торговая фирма «Симекс», а в Брюсселе – «Симекс К» под руководством «Кента».

Группа Треппера – Гуревича сразу же приступила к основной работе. В Москву полетели шифровки с собранной информацией о реальной подготовке Германии к нападению на Советский Союз: массированной переброске войск к советской границе, стремительном росте военных заказов – «накачке стальных мускулов», прямых угрозах новой фазы войны, завершении строительства первого этапа Фюрербункера, начатого в 1936 году, подтягивании самолетного парка на полевых аэродромах к линии соприкосновении Германии и СССР по подписанному пакту 1939 года.

Вскоре после захвата Польши Гитлер созвал военачальников в новую рейхсканцелярию в Берлине и выступил с трехчасовой речью, в которой подверг резкой критике тех, кому его агрессия казалась неразумной. «Ни военный, ни штатский человек не могут меня заменить, – сказал Гитлер. – Я убежден в силе своего интеллекта и решения. Никто никогда не достигнет того, чего достиг я. Я веду немецкий народ к огромным высотам… Я ни от чего не дрогну, я уничтожу любого, кто будет мне препятствовать… Я не прошу генералов понимать мои приказы, но только выполнять их».

Каких высот фюрер добился для немецких граждан, сегодня знают многие народы мира. В борьбе с этим мракобесом, нацеленным вермахтом на Советский Союз, и действовали наша армия и разведка. Кстати, здание рейхсканцелярии было снесено 5 декабря 1947 года. Образовавшийся пустырь стал преображаться с конца восьмидесятых. Сейчас там стоят жилые корпуса.

Но вернемся к группе Треппера – Гуревича.

До «Отто» дошло, что надо принимать меры. Но пока он думал, как разрядить обстановку, зондеркоманда «Роте капелле» приближалась к цели, находясь недалеко от виллы. Вот как описал этот эпизод Владимир Пещерский:

«Шеф команды уточнял детали, какой из трех подозрительных домов является пристанищем «пианистов». С наступлением вечера и отключением электроэнергии команда заметила, что после минутного перерыва в подаче электричества передатчик замолчал. Несомненно, это была вилла номер 101. Гестаповцы ворвались в дом, перепугав до смерти хозяйку, уже легшую спать. На втором этаже Софи Познанская занималась дешифрованием, она на мгновение повернулась к двери. Этой секунды ей не хватило, чтобы полностью сжечь в камине радиограмму…»

На вилле 13 декабря 1941 года были задержаны и другие обитатели «общежития», а также резидент Треппер и радист Макаров… Правда, Треппер чудом спасся и скоро оказался на свободе. Это был провал с глубокими последствиями. Руководство резидентуры о ЧП доложило в Центр только через полтора месяца.

Один из радистов, не выдержав пыток, раскрыл шифр, которым пользовался. Немцы стали читать радиограммы, и с изумлением прочли адреса Шульце-Бойзена и других подпольщиков в Берлине. «Красную капеллу» обложили красными флажками…

Резидентура «Паскаля» оказалась единственно уцелевшей нелегальной резидентурой в Бельгии. Но противник следовал по пятам разведчиков. Радист Венцель – «Герман» из разгромленной резидентуры Треппера полностью перешел в подчинение «Паскаля». 15 июля 1942 года последний с большим трудом и риском передал в Центр информацию о том, что в ночь с 29 на 30 июня «Герман» был взят с поличным во время ведения радиосеанса. Радиоконтрразведчики с точностью до метра запеленговали нашего радиста. Гестаповцы подкрались к работающему радисту в шерстяных носках, надетых поверх сапог, чтобы не были слышны их шаги. Они появились за спиной «Германа» как привидения.

Скоро был задержан и «Паскаль», а 10 ноября 1942 года французская полиция арестовала в Марселе «Кента» и его гражданскую жену Маргарет Барча и передали гестапо. Итак, оставшиеся в живых руководители «Красной капеллы» Леопольд Треппер, Анатолий Гуревич и Шандор Радо были арестованы советской контрразведкой по подозрению в предательстве. И.А. Дамаскин в книге «Сто великих разведчиков» пишет:

«Большинство участников бельгийской «Красной капеллы» после пыток было казнено. Но самое страшное, что на многих легло незаслуженное пятно предательства как, например, на Н. Ефремова и М. Макарова. Велика в этом «заслуга» Л. Треппера, оговорившего в своих послевоенных показаниях и в книге «Большая игра» Гуревича, Ефремова, Макарова и некоторых других».

А потом для всех арестованных МГБ СССР началась борьба с доказательствами своей прямой невиновности в развале «Красной капеллы». Но это уже другая история, в которой были вскрыты ложь и правда, замешанные в один ком тяжелейшей и ответственнейшей борьбы в подполье. Время показало, что все они были патриотами и солдатами справедливого тайного сражения Советского Союза с немецко-фашистскими поработителями.

Спустя полстолетия разведчик, умнейший человек в органах госбезопасности, написавший целую книгу афоризмов и одни сутки исполнявший пост председателя КГБ СССР в лихое время девяностых, генерал-лейтенант Леонид Шебаршин скажет по этому поводу»: «В демократическом обществе правда и ложь имеют одинаковые права».

Полковой разведчик

В разведслужбе средства оправдываются результатом.

    Джон Ле Карре

Эта история из далеких 1950-х годов. Пришедший солдат с фронта в звании старшего сержанта обосновался в маленьком городке Сарны рядом с большой узловой железнодорожной станцией, что на украинском Полесье. Кстати, в этом лесистом крае полещуков с топкими болотами, обширными торфяниками и малярийными комарами жил и работал некоторое время русский писатель Александр Иванович Куприн. Здесь родился и замысел повести «Олеся», который он довольно-таки быстро реализовал, написав произведение, принесшее писателю славу, а полесскому захолустью известность.

Сюжет повести взят из реальной жизни, подтверждением тому является встреча автора почти через сто лет с далеким потомком – прапраправнучкой… той настоящей Олеси, жившей в одном из сел близ населенного пункта Степань.

Но это другая история, описанная мною в одной из книг…

Автор же решил разбудить воспоминания по теме настоящей книги. Так вот остановился солдат по соседству с нашим домом и стал искать приложение своим силам. Обратился к моему отцу – машинисту-инструктору железнодорожного депо. Разговорились – приглянулся боец силой физической, жизненным подходом, не балагурной, а дельной общительностью, и предложил отец ему место кочегара товарного паровоза ТЭ 45–66, на котором он с бригадой бил всесоюзные рекорды по вождению тяжеловесных поездов. Солдат, звали его Владимир Соболев, согласился пойти в такой «экипаж». Скоро он нашел по соседству комнату в покинутом в 1939 году поляками доме. Хозяйкой была местная жительница – украинка. И вдруг однажды он обратился к отцу с неожиданной просьбой:

– Степан Петрович, у вас добротный сараюшка, не разрешите поставить моего коня? – с улыбкой проговорил бывший солдат.

– Кого-кого?..

– Коня, он много места не займет и вдобавок молчалив, корма не попросит, кроме бензина.

– Ставь, какой вопрос, – последовал ответ отца, понявшего, какого коня тот хочет пристроить в его дровяной сарай.

И дядя Володя приволок мощный мотоцикл повышенной проходимости BMW, правда, без коляски. Он часто на нем выезжал на рыбалку, за грибами и так прокатывался по полесскому бездорожью. Мне, подростку, он тоже доверил несколько раз проехать на нем. Какое это было счастье промчаться, ловя ветер глазами, впервые на моторе!!!

Чуть позже бывший боец-победитель пояснил отцу, что прихватил его у немцев в боях под Берлином в качестве трофея и доставил в Сарны. Часто после поездки он заходил к нам отдохнуть, прихватив бутылку «Московской». Запомнились зеленая этикетка на стеклянной посудине и сургучная пробка. Беседы велись на разные темы…

Но вот что уловил острый слух любопытного пацана, желавшего услышать что-либо «про войну», «про фрицев» и «про его подвиги». Отец тоже воевал, но паровозником, отступая эшелонами с личным составом и боевой техникой до Сталинграда и наступая до Сарн, где железнодорожное начальство оставило его в 1944 году восстанавливать порушенное войной местное локомотивное депо. Фронтовики много чего рассказывали о том «марафоне» длиной в 1418 дней и ночей…

Оказалось, дядя Володя был полковым разведчиком. То, что запомнили еще эластичные извилины в детстве, долго остается в памяти. Это сейчас, в преклонном возрасте, понимаешь весь трагизм положения – только прочитал и уже забыл. Казалось, положил очки на знакомое место, потом ищешь их полдня. А память детская, она цепкая. И хотя в ней каждый из нас художник: каждый творит, рисуя и слагая.

Попытаюсь обойтись без мифотворчества, потому что действительно рассказы старшего сержанта ложились в своеобразную исповедь. Конечно, вчерашний солдат, ведь прошло каких-то 5–7 лет после войны, не говорил, а может, и говорил, в каких полках, дивизиях, армиях и фронтах приходилось служить, где пришлось воевать, но номера и названия тогда не воспринимались, больше хотелось пацану, дитятке войны, получить натуры…

Автору, почти с двадцатилетним стажем оперативного обслуживания центрального аппарата ГРУ, не нужно было искать ответа на вопрос, кто же такой полковой разведчик. Для читателя скажу – это представитель войсковой или тактической разведки. Это та часть военной разведки, которая обеспечивает боевые действия войск в тактическом звене (дивизия, часть и подразделение), находящихся в соприкосновении с противником. Она выявляет данные о боевых возможностях противника, включая его планы и уязвимые места в районе боевых действий.

Любому командиру для успешного ведения боя надо знать дислокацию или позиции полевой артиллерии, сосредоточение танков, зенитных средств, огневые позиции пулеметов, наблюдательных постов и пунктов управления противника, а также характер и степень инженерного оборудования.

Разведывательные сведения добывались в войну разными путями: опросом местных жителей, допросом пленных и перебежчиков, радиоперехватом, изучением захваченных у противника штабных документов, техники и вооружения.

Способами ведения наземной тактической разведки являлись и являются до сих пор: наблюдение, подслушивание, поиск, налет, засада, допрос, разведка боем.

* * *

Но так случилось, что после окончания чекистского вуза мне довелось служить в конце шестидесятых во Львове, и я мог иногда навещать родителей на Полесье и уже со знанием дела общаться не с кочегаром дядей Володей, а с машинистом паровоза Владимиром Ивановичем Соболевым. Вот некоторые истории, рассказанные фронтовым разведчиком.

– Война застала меня после окончания горного техникума на Урале. Родился я в семье промысловика-охотника, так что с оружием дружил и метко стрелял. Правда, белку в глаз не поражал, но другого зверья помогал добывать отцу.

В сорок первом по мобилизации попал в пехоту. И прямиком в эшелоне в сторону запада. Оказался на Украине. Учебки как таковой не было – передовая учила качественно. Свой первый бой провел под Киевом в качестве стрелка в стрелковом отделении. Палили по вражеской пехоте из окопов винтовками. На танки шли со связками гранат. Отечественных противотанковых ружей еще не было, иногда обходились трофейными. Командир отделения похвалил меня за меткую стрельбу. Бывало в день и до десятка фрицев укладывал.

Страх божий как не любил ботинки и обмотки. Из-за ненависти к ним попал в разведвзвод стрелкового полка – многие ребята в нем почему-то носили сапоги. Вот там я и нашел свою стихию. А силенок было не занимать. Мог легко и долго ходить – даже в жару ноги не потели и не ныли. Дыхалки хватало и на бег с препятствиями, и с полной выкладкой. Благодаря специфики полкового разведчика как-то быстро усвоил немецкий язык – он нам, окопным добытчикам, нужен был позарез.

Первое задание в разведке помню во всех подробностях. Наша группа из трех человек отправилась по приказу командира полка провести наблюдение за движением танковых колонн противника. Был пасмурный день с низкой облачностью – авиация не работала ни наша, ни немецкая.

Ранним утром мы просочились где-то на стыке двух немецких дивизий – сплошной линии фронта ведь не существовало, как это было в Первую мировую войну – к достаточно высокому взлобку, поросшему ольховым подлеском. Расположились на опушке этого лесочка. Долина внизу просматривалась как на ладони. И вдруг мы услышали дружный танковый хор: загудели моторы, залязгали гусеницы броневых черепах, которые медленно направились по проселочной дороге в сторону небольшого населенного пункта, в обороне которого были задействованы, как выяснилось потом, слабые наши силы, а с позиций стратегических надо было удержать городок. За этим городком находились неэвакуированные склады ГСМ, вещевого имущества и продовольствия. Выполнив приказ командира взвода разведки стрелкового полка по отслеживанию направления движения танковой колоны, мы возвратились в окоп. Через некоторое время, примерно часов пять прошло, мы услышали грохот артиллерийской стрельбы – это била крупнокалиберная артиллерия с закрытых огневых позиций.

Нам пояснили позже: наши «боги войны» накрыли «нашу» танковую колону и расколошматили ее всю. Нам троим выразили благодарность перед строем…

* * *

В войну и немцы, и мы широко использовали для управлениями войсками на поле боя не только радиосредства, но и телефонную связь. А для нее нужны провода, стоит только подключиться, и слушай, и записывай планы и приказы противника.

Вот в такой вояж меня с группой вместе с переводчиком направили однажды под Сталинград. Лето, даже конец его – август, было не то что жаркое, – а душно-знойное. Как говорится, «бои, бои сегодня, завтра, снова…». Только ночь приносила ожидаемую прохладу. Наши «дневные» разведчики нашли телефонные «жилы», вот с них мы и должны были надоить «информационной кровушки».

– Получилось?

– А как же, мы еле оторвали нашего «немца»-переводчика от проводов. Присосался, как вампир. И все писал и писал в блокнот, ругаясь, когда его отвлекал кто-то по пустякам. Разговаривать мы не имели права – только шепотком и знаками общались. Ушли с места разведки только под утро. Говорили в «окопных курилках», что командир дивизии остался довольным вылазкой разведчиков, потому что сразу по приказу комполка наши подразделения срочно поменяли позиции… Успели. На следующий день на те места, где мы недавно стояли, обрушились в ходе артподготовки тонны снарядов. А потом пошли и танки с пехотой. Пройдя с десяток километров по пустырям, противник выдохся – тылы не успевали догонять ударную группу, а мы ударили по ней с флангов…

* * *