Остап Бендер в Крыму

– Тогда вашей матерью следует признать дядю нашего бывшего царя – великого князя Николая Николаевича Романова. Там вензель. И эта золотая вещь нахолилась в княжеском дворце в Ливадии и исчезла после ограбления. Я мог бы вас ознакомить с соответствующей описью, но, наверно, это будет удобнее сделать на суде.

– На суде?

– Ваше судно мы задержим, а дело о незаконном вывозе драгоценностей передадим в суд, а уж он решит, что делать с вами и с вашей шхуной.

– Но я совсем не причастен к делам фирмы!..

– Не причастны? Есть еще одно доказательство, господин Крокос, найденное в вашей каюте.

– Какое еще? – поднял плечи капитан «Тализоны».

– Икона Божьей матери, икона из церкви монастыря. Украдена и передана вам, – твердо заявил Железнов.

– Может, похожа, но только не она. Уверяю вас… – приложил руку к груди Крокос.

– Как же, не она, – усмехнулся начальник ОПТУ, – когда ее тут же опознала игуменья этого монастыря.

– Ну это еще не все… – затоптался на месте греческий капитан. – Я ее купил у матроса…

– У какого матроса, капитан Крокос? – с усмешкой взглянул на него Желез-нов.

– Ну… я представлю его, как свидетеля, на суде…

– Что же, это ваше законное право.

– Честь имею, господин начальник, – взялся за ручку двери капитан задержанной шхуны.

– До свидания, господин Крокос, – Железнов проводил моряка до выхода из кабинета.

В комнате флигеля, которую снимала у Коростылевой Любка, была вечеринка. За столом, заставленным тарелками и бутылками, сидели Барсуков, Любка и Сопов. В руках Барсукова была колода карт, которую он перебирал с ловкостью опытного игрока. Сопов держал гитару, струны которой под его пальцами издавали лирические аккорды романса. Открылась дверь, и Коростылева ввела в комнату Богданову. Девушка со смущением на лице остановилась у входа, глядя на сидящих за столом.

– Ну вот и она, постоялка моя новая… Любите и жалуйте ее, аисты, – подтолкнула Богданову хозяйка.

– С ума сойти – какой красоты женщина! – воскликнул Барсуков.

– Чисто русская красота, – промолвил Сопов.

– Девочка, идите к нам, – протянул к ней руки Барсуков. Любка встала и ревниво произнесла:

– Замяукали коты, глядя на сало, – пододвинула гостье стул. – Садись, ее Кирой зовут, чтобы знали.

Кира робко опустилась на стул. Коростылева присела к столу тоже. Барсуков пристально продолжал рассматривать Киру, затем сказал:

– Ешь, пей, дитя мое, смотри, как мы живем… – Затем повернул голову к Сопову. – Так что, Яша, не хочешь? – затрещал он колодой карт.

– Он не хочет, не хочет с тобой играть, Вадим, – сердито проговорила Любка. – Ну-ка, Яшенька, ударь по струнам.

Сопов рванул струны и запел высоким тенором.

– Любка, я не на валюту, – зло бросил Барсуков. – Плевал я на нее! Любка прижалась к нему и промурлыкала нежно-просительно:

– Вадя, все равно не надо играть… Барсуков отстранил Любку, говоря:

– Нет, я хочу играть на выстрел! – и повторил: – Играю на выстрел!

Сопов умолк, оборвав аккорд. Некоторое время смотрел на Барсукова и ответил:

– Хорошо. Ставлю свою жизнь. Мечи, Вадим. Кира обвела взглядом обоих и сказала:

– Пригласили меня, а сами будете играть в карты? Лучше выпьем, а? Барсуков швырнул колоду и взял стакан:

– Твои уста, девочка, истину глаголят!

Сопов налил Кире, всем, хотел налить себе и отметил:

– Ну вот, вина ни капли, это же свинство, господа!..

Барсуков, держа свой наполненный стакан, взглянул на хозяйку и приказал:

– Бабка, дуй к татарину… – бросил пачку денег, – и парусом вино сюда, старуха, ну!..

– Ох, господи, да неужто попили мало… – взяла деньги та и, выходя: – Прости мя… Вот аисты…

Барсуков снова уставился на Киру, затем спросил:

– Ты кто, девочка?

– Никто… – улыбнулась та, отпивая вино.

– Чем занимаешься? – сделав глоток вина, спросил Барсуков.

– Служу в порту.

– Это хорошо, девочка, хорошо… – взглянул он многозначительно на своего дружка. – Нужное дело, а?

Сопов кивнул и ответил:

– Еще как! А чья ты, красавица? – спросил он.

Кира снова отпила вина из стакана и, смеясь, ответила: – А ничья… Барсуков придвинулся к девушке и наставительно зашептал:

– Живи, дитя мое, живи всеми силами души… Твое счастье, что познакомилась с нами. Не бойся, никто не обезобразит любовью твою юность… Свободный не любит и не требует любви…

– И от меня тоже? – обиженно спросила Любка.

– Помолчи! – выпил залпом. – Отелло – это средневековый костер, инквизиция, дьявольская гримаса… Ромео и Юлия… О, я знаю, ты тайно вздыхаешь по ним… Это старый хлам… Мы ломаем сверху донизу все…

– Кто это мы? – спросила Кира.