У края

– Скажу, как есть, – ответил ему и категорически отказался что-то писать.

Экспромт оказался удачным. Куча вопросов, а главное – сияющие глаза заинтересованных в успехе предприятия людей. Большинство из них мне были незнакомы. Но не я созывал то совещание.

– Толя, на субботу ничего не планируй. Придется поработать, – предупредил Костин.

– Надо, значит надо. А что надо?

– Встретиться с Мироновым и ответить на его вопросы. Он сидит на Старой площади в здании администрации президента. Пропуск тебе заказан.

– Кто такой Миронов? Какие вопросы?

– Питерский. Говорят, его планируют вместо Кожина. Вопросы? Откуда я знаю?! – возмутился центральный директор.

В девять ноль-ноль оказался в скромном кабинете кандидата в большие начальники.

Мой экспромт о камне вызвал живой интерес. Часа два отвечал на вопросы.

– Вы у кого работаете? – спросил тот под занавес.

– У Меламуда.

– Будете работать у меня, – безапелляционно определил кандидат в Кожины.

– Слушай, тут за тебя такая борьба началась, – почему-то шепотом сообщил через неделю Костин, – Меламуд из себя выходит, а сделать ничего не может. Похоже, нас у него заберут.

Вскоре вызвал Меламуд:

– Что ты там наговорил Миронову? – начал он относительно спокойно.

– Ничего особенного. Рассказал о камне.

– Кто тебя уполномочил?! Что ты туда поперся?! – взорвался начальник, живо напомнив мне ненавистных армейских полковников.

– Я не поперся, а выполнил указания директора.

– Какого директора?! – не унимался Баламут, – Этого дурака Костина?! Он и работу просрал и тебя просрал. Иди отсюда! – выгнал он из кабинета.

А меня трясло от возмущения. Давно на меня так не орали. Отвык.

– Что случилось? – подошел «дурак» Костин, и, лишь взглянув на него, захлебнулся истерическим смехом:

– Идите к Баламуту. Он вам все объяснит.

Зазвонил телефон, и директора действительно вызвали к начальнику.

Вернулся мрачный:

– Приказал, тебя отстранить от всех работ с камнем. А мне – готовить доклад на комиссию.

– Как отстранить? Интересно! – возмутился я.

– Вот и я говорю, как. Так что придется тебе, Толя, писать мой доклад – заключил он.

Дня два мы дулись друг на друга, но дело есть дело. Доклад написал, и радостный Костин умчался с ним к Меламуду.

– Все. Завтра межведомственная комиссия. Будут Лужков с Рейсиным. Сказал, тебя взять обязательно. Будешь отвечать на вопросы, – проинформировал Костин.

И вот, наконец, началось. Тесный зальчик, заполненный до отказа. Начальство всех мастей и мы с Костиным за столом руководства. Впервые видел мэра Москвы так близко, да еще без его знаменитой кепки. А Ресин вдруг кивнул мне, как старому знакомому. Неужели еще помнит?

Забормотал Костин. Читал он, как дьячок – скороговоркой, ровным, без эмоций тоном. Да, собственно, для кого читать – вся начальственная масса сидела, равнодушно уткнувшись в столы, у кого они были, или в пол, на кого столов не хватило.

Лишь Лужков, слушая доклад, нервно ерзал, а порой, казалось, подпрыгивал и потом что-то бормотал, обращаясь к Ресину, а тот лишь послушно кивал головой.

– Уф, я все, – вполголоса сказал Костин и сел, – Теперь ты, – толкнул он.

Я встал:

– Пожалуйста, вопросы к докладчику.

– Масса вопросов! – мгновенно подхватился мэр, – Что вы тут выдумали? Что за камень и чудо-изоляция? Откуда такая низкая себестоимость строительства? Вы хоть за рынком следите, экономисты?

– Я за вами не поспеваю, Юрий Михайлович, – решительно остановил его, – Задавайте, пожалуйста, по одному вопросу. Главный наш выдумщик – проектная организация. Достаточно компетентная, чтобы защитить свои решения в любой инстанции. Расчет себестоимости строительства выполнен специалистами этой организации и не вызывает сомнений. Ну, а камень, – начал, было, я.

– Не надо! – внезапно перебил Лужков, – Я знаю все, что вы хотите сказать. Не будет вам никаких заводов! Камень будет поставлять Московский камнеобрабатывающий завод!

– Но, Долгопрудный не производит искусственный камень, который требуется для сэндвич-панелей, – вмешался я.

– И не надо! Строить будет Ресин, а не управление. Ваши участки не на Марсе, а на территории Москвы, и строить вы будете по нашим правилам! Себестоимость в четыреста пятьдесят долларов за квадратный метр – это утопия! Наша цена – минимум четыре тысячи за квадрат. Она не обсуждается, потому что рыночная. А все, что потребуется для строительства, Ресин закажет. Это его прерогатива, молодой человек, – завершил мэр в полной тишине.

– Перерыв, десять минут, – неожиданно объявил показавшийся мне каким-то растерянным Кожин.

После перерыва совещание продолжилось, но уже без нас с Костиным и даже без проектантов и строителей.

Лишь к вечеру узнали, что Лужков торпедировал строительные инициативы управления делами президента, поскольку Кожин не согласился ни с кандидатурой главного строителя, ни с немыслимой, тогда еще казалось, стоимостью работ московского монополиста.

– И что теперь? – спросил Костина.

– Откуда я знаю? – ответил тот.

Утро следующего дня ознаменовало мой последний рабочий день в управлении делами президента. Первым делом хотел перебрать документы, которые принесли с совещания. К моему удивлению, ни в ящике стола, ни в тумбочке ничего не было.

– Что-то ищешь? – спросил Костин.

Молча показал ему опустевший за ночь стол.

– Это уже интересно. Ты же видел, Толя, я запер и опечатал кабинет. Пойдем к Меламуду, это ни в какие ворота не лезет! Шпионы в управлении делами президента! Серпентарий какой-то, а не управление! Похоже, кто-то работает на Лужкова, – бушевал он, пока шли.

Меламуда не было, хотя кабинет его был открыт.