Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга третья

– Приготовить противогазы и гаечные ключи, – тихо сказал своим бойцам, – Противогазы надеть по команде. Отбивайтесь ключами. Это единственный шанс спастись.

Дождь уже шел метрах в пятидесяти от нас. Главное, вовремя надеть противогазы – не раньше, не позже. Наденешь вовремя, нападать, похоже, будет некому.

И вот мы проскочили опасную зону. Но с треском распахнулась дверь и в вагон ввалилась охваченная паникой толпа. В одно мгновение по проходу пронеслись озверевшие от ужаса люди, яростно пиная друг друга кулаками и тяжелыми ботинками.

На всякий случай решил проверить освободившиеся вагоны. Мы с бойцами успели дойти до входа в предпоследний вагон. Пострадавших не обнаружили, но в те два вагона не пошли, почувствовав характерный запашок от взаимодействия материалов вагона с сильнейшим ракетным окислителем.

Когда мотовоз остановился, и мы вышли из вагона, нашим взорам предстало ужасное зрелище. Похоже, машинист принял единственно правильное решение. Было видно, что ветер понес развернувшееся в полнеба ядовитое облако прямо на жилую площадку, откуда мы только что уехали.

Мы быстро добрались до пятидесятого сооружения, но оно оказалось надежно запертым изнутри. Подошли к бронеокнам бункера и увидели, что оттуда на нас с удивлением смотрят наши коллеги. Жестами попросил открыть входную гермодверь, но они категорически отказались, жестами показывая наверх и отрицательно качая глупыми головами.

Мы постояли под окном бункера, ожидая, пока затворники придут в себя. И лишь когда похлопал рукой по висящему на плече противогазу и многозначительно покрутил пальцем у виска, до них, наконец, дошло.

Мы находились вне бункера, а они отказали нам в спасении наших жизней. А если бы действительно была необходимость?

Мы находились снаружи и были живы, а значит, опасности не было. Осознав последнее, нам, наконец, открыли.

– Я с тобой в разведку не пойду, – сказал Лопаткину, открывшему дверь бункера, – Да и вообще со всей вашей камарильей… А если бы мы погибли под вашими бронированными окнами?

– Не погибли же… Ты видел, какое облако над нами прошло?!

– Что над вами прошло?! Ты туда посмотри, предатель!.. Мы прямо под облаком проехали. Даже последние вагоны зацепило. А вы и пальцем не пошевелили, чтоб нас спасти, – и показал ему на облако.

Лопаткин, вдруг увидевший реальную картину катастрофы, тут же побежал в помещение. Вскоре обитатели бункера уже были на нулевой отметке и вместе с нами наблюдали за развитием событий.

К счастью, ветер переменился, облако постепенно переместилось в нежилую зону и рассеялось в пустыне.

Лишь на следующий день узнал, что творилось на площадке. Когда облако двинулось в сторону жилой зоны, опасность ситуации осознали лишь некоторые из офицеров. Бросив все, многие позорно бежали, не предупредив никого. Штатские, глядя на военных, тоже сообразили, в чем дело. Начался общий драп, в котором каждый выживал автономно.

А в части объявили тревогу. По тревоге, как положено, бойцы и офицеры с оружием и полной выкладкой построились на плацу. А дальше – обязательные доклады о готовности, объявление маршрута движения и порядка следования подразделений. Наконец, вся часть походной колонной организованно двинулась в степь.

Но, едва офицеры и бойцы осознали реальную опасность, побросав оружие и амуницию, все драпанули от облака, кто, куда счел нужным, и кто, как мог. В ревущей толпе, в которую превратились стройные колонны, витал дух панического страха перед безжалостным, смертельно опасным противником, которому невозможно противостоять. Спастись от мгновенной смерти можно было только тем, кто имел индивидуальные средства защиты – противогазы, но они, в панике брошенные вместе с оружием, уже были не у всех.

И никто не объяснил, что армейский противогаз в такой ситуации бесполезен. Спасти мог только изолирующий противогаз. Но бойцы этого не знали, и за армейские противогазы развернулись безжалостные сражения, где побеждала сила, удесятеренная страхом. Бойцы стройбата, которым противогазы вообще не выдавали, отлавливали бегущих ракетчиков и на ходу силой отбирали спасительные средства защиты. Шла бескомпромиссная борьба за жизнь обреченных на гибель людей.

И, наконец, командование просто забыло о бойцах караула, которые так и остались на своих постах, не имея права их покинуть без команды…

Облако накрыло полностью лишь техническую площадку. Обычно в такое время людей на площадке немного, но они все-таки оставались. Однако, никто не догадался не только их эвакуировать, но даже оповестить об опасности. В МИКе обошлись тем, что выключили приточную вентиляцию, включив на полную мощность вытяжную. В результате МИК превратился в громадный вакуумный насос, интенсивно всасывающий отравленный воздух через все щели и отверстия в здании. Почувствовав характерный запах, люди быстро сориентировались, вскрыли кладовые, отыскали и задействовали изолирующие противогазы.

Многие, у кого был транспорт, тут же умчались в безопасную зону.

И только по счастливой случайности, облако не накрыло несколько сотен убегавших от него беспомощных людей. Из-за внезапного изменения направления ветра оно прошло в стороне, иначе многочисленных жертв избежать бы не удалось…

Но чаще всего в состоянии депрессии мне снился мой самый большой кошмар – сон о трагических событиях, которые случились в административном корпусе МИКа. Эти кровавые события оставили неизгладимый след в моей генетической памяти – очевидно, в одном ряду с эпизодом казни несчастного человека, жившего в средневековье.

Я был начальником патруля, в задачу которого входил контроль участка между казарменной зоной и технической площадкой. Именно на этом участке произошло несколько нападений на женщин, возвращавшихся из МИКа в гостиницу. А потому маршрут считался ответственным.

Мы с бойцами находились в районе КПП технической площадки, когда со стороны МИКа послышалась короткая автоматная очередь. Через время другая, затем третья, четвертая…

Мы бросились к КПП, чтобы узнать, что происходит. Но контролеры сами были в недоумении. В это время подъехала машина со знакомыми представителями промышленности. Через минуту мы уже были у административного корпуса.

В вестибюле, прямо у вертушек проходной с оружием наизготовку стояли несколько бойцов и молодой растерянный лейтенантик – начальник караула. Раскинув руки и широко раскрыв глаза, лежал раненый в живот окровавленный боец. По всем признакам он был мертв. А корпус сотрясали автоматные очереди, гремевшие, казалось, отовсюду.

– Что происходит? – спросил лейтенанта.

– Меня теперь посадят. Мне конец. Мне не оправдаться. Меня посадят, – едва не плача, скороговоркой причитал лейтенант.

Своим растерянным видом и причитаниями он напомнил деревенского тракториста Васю, который когда-то научил меня работать на тракторе.

Тот точно так же плакал и причитал, когда от искры из выхлопной трубы его трактора сгорели четыре гектара пшеничного поля. Тогда он, получив ожоги рук и лица, спас свой заглохший трактор, чудом вырвав его буквально из огня.

Но его опыт жизни в глухой деревне смоленской области подсказывал, что всю вину за плохую подготовку этой древности, этого ископаемого трактора спишут на него. Его посадят. Ему искалечат его молодую жизнь…

Тогда в нашей деревне Васю не дали в обиду. Из Васи даже сделали героя, которым он, по сути, и был.

И мне вдруг захотелось в память о том Васе сделать все возможное, чтобы помочь молодому растерянному лейтенанту, так на него похожему.

– Спокойно, лейтенант. Не посадят. Забудь. Действуй, – первым делом ободрил лейтенанта, – Кто это его? – показал на лежащего бойца.

– Не знаю, – уже бодрей ответил лейтенант, почувствовав поддержку.

– Кто стреляет? Сколько их? – попробовал я оценить обстановку.

– Бойцы караула. Пытаются его окружить и поймать.

– Он один? Вооружен?

– Автомат. Отобрал у караульного. Караульный убит.

– Дай команду прекратить огонь. Пусть уточнят, где преступник. Действуй!

Лейтенант все мгновенно исполнил. Стрельба прекратилась. Вскоре доложили, что преступник обнаружен в коридоре последнего этажа.

А потом мы с начальником караула долго бежали вверх по лестницам административного корпуса МИКа. Неожиданно совсем близко раздались две автоматные очереди. Мы же, наконец, выскочили на площадку верхнего этажа. Перед нами длинный коридор. На площадке залегли два бойца, и стоял, не пригибаясь, решительного вида сержант.

– Кто стрелял? – спросил я сержанта.

– Да этот, тра-та-та.

– В вас?

– Нет. Не пойму, куда, тра-та-та, – ответил сержант, добавляя всякий раз в свой доклад нецензурные слова.

Я хорошо знал этот тупиковый коридор, потому что там нам обычно выделяли комнату для изучения закрытой документации.

«Странно. Он в ловушке. Второй выход закрыт. Там куча сейфов. Похоже, прячется за ними. Тогда куда стрелял? Может, пытается разбить дверь? Но там его ждут», – размышлял я.

– Командиру части доложили о происшествии? – спросил лейтенанта.