Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга третья

– Нет, никому не докладывал, – неожиданно для меня ответил тот, – Когда бы я это сделал? – попытался он тут же оправдываться.

– Пусть сержант немедленно доложит. Он кто у тебя? – спросил его.

– Помощник.

– Тем более. Телефон на первом этаже. Спустись и доложи дежурному по части, – обратился к сержанту и дал ему все инструкции, что и как докладывать, – Главное скажи, что начальник караула уже обнаружил вооруженного преступника и пытается лично его обезвредить. Обо мне ни слова. Меня здесь нет, и не было никогда, – предупредил всех.

Я понимал, как это важно для того, чтобы молодой лейтенант, как когда-то Вася, вместо наказуемого лица стал героем дня.

Снова две очереди и опять непонятно куда. «Что же он там делает?» – размышлял я.

Вернулся сержант. Сообщил, что все доложил, как надо. А еще принес ужасное известие о том, что преступник убил не только двух бойцов, но и вдоволь настрелялся на первом этаже. Сначала убил молоденькую телефонистку, а потом стрелял во всех, кто попадался на пути. Убито и ранено несколько штатских.

Скорую помощь раненым уже вызвали. И еще сержанту сказали, что в комнатах нашего этажа забаррикадировались люди. Они звонили и просили помощи. Преступник пытается выстрелами разбить замки обитых железом дверей. Медлить нельзя.

– Погаси свет в коридоре, – приказал бойцу, наблюдавшему за коридором.

Боец, буквально поняв мою команду, попытался сунуться в коридор, где он, очевидно, увидел выключатель.

Мгновенно раздалась очередь, свистнули пули, посыпались куски штукатурки и еще чего-то.

– Ну, ты даешь, – «похвалил» бойца. Двумя выстрелами из пистолета тут же раздробил выключатель, свет погас, – Вот как надо, – сказал тому.

Слабый свет был виден только где-то в средине коридора. Очевидно, из какой-то двери со стеклом.

Снова две очереди в никуда, но в полумраке коридора четко разглядел вспышки выстрелов. Стало понятно, где находился преступник.

– Дай автомат, – попросил бойца.

Тот вопросительно посмотрел на начальника. Лейтенант кивнул. Мы с бойцом обменялись оружием.

Не знаю, что заставило меня тогда совершить тот рискованный поступок, который мог бы стоить жизни. Даже самому себе, похоже, так никогда и не отвечу.

Я не испытывал страха. Рассудок был холоден, как всегда, когда чувствовал опасность. И меньше всего думал о погибших, раненых и о людях, ждущих помощи, впрочем, как и о возможных последствиях.

Я, как охотник, ждал, когда этот зверь выдаст себя. А что это зверь, а не человек, уже не сомневался.

И вот снова очередь противника в замок двери. Одним шагом мгновенно оказался на огневой позиции в проеме коридора.

Дальше – как в замедленных кадрах кино. Вторая и последующие панические очереди противника явно адресованы мне. «Вижу вспышки, значит пули не мои», – мелькает в голове. Жутковатый посвист пуль уже не пугает. И, как учил Липинский, короткими очередями от бедра прицельно стреляю по вспышкам. Внезапно все стихает. «Кажется, убил», – пронзает мозг внезапное озарение, – «Я – убийца…» Бессильно опускаю автомат…

– Он сам застрелился! – как сквозь пелену слышу голос лейтенанта, пулей пролетевшего мимо меня к сейфам.

Преодолев минутную слабость, подхожу и вижу лежащего на полу окровавленного бойца без ботинка. Его снятый ботинок и отброшенный роковым выстрелом автомат лежат в стороне. Боец стонет и корчится в агонии. Запах крови и пороховых газов…

Подбежали бойцы. Машинально отдал бойцу автомат и взял пистолет. Увидел, что по коридору уже бегут люди с носилками.

– Пойдем отсюда, – предложил лейтенанту.

Мы спустились вниз. Внизу, рядом с трупом бойца уже лежали еще несколько. Несмотря на свой детский опыт и школу нашего хирурга Бори Ранькова в тот раз почему-то не мог смотреть на убитых.

– Давай выйдем на улицу, – попросил лейтенанта.

Мне хотелось бежать, как можно быстрее и дальше. Я чувствовал себя преступником.

– Слушай, я обязан тебе. Не понимаю, почему ты хочешь остаться в стороне? Я бы один ничего не смог. Как мне тебя благодарить? – тарахтел лейтенант, а я уже не мог слышать его отвратительного голоса. «И совсем он не похож на Васю», – вдруг подумал я.

– Дай два патрона. Застрелиться хочется, – неожиданно для него выдал свое сокровенное желание, которое в тот момент действительно бродило в воспаленной голове.

– Да ты что, с ума сошел?

– Может, и сошел. Ладно, дай два патрона, оружие сдавать надо после дежурства. Как отчитаюсь за патроны?

Он дал два патрона, мы пожали друг другу руки, так и не познакомившись. Мне этого уже просто не хотелось. Я забрал своих бойцов, которых оставил внизу, и мы ушли.

По дороге бойцы возбужденно рассказывали подробности происшествия, которые успели узнать или увидеть. Я слушал невнимательно, да и какое все это имело значение, если из-за глупости какого-то придурка одни люди, отправившиеся, как всегда, на работу, внезапно погибли, другие искалечены, а сколько близких им несчастных людей стали еще несчастней.

А душа разрывалась от боли. Пусть я не убил этого ублюдка, но сам сдуру захлопнул мышеловку, не оставив ему выбора. И он застрелился по моей вине! Конечно, его бы все равно расстреляли за содеянное, но тогда хотя бы я был не причем. Что я наделал? Во имя чего стал вершителем его судьбы? Кто я такой, в конце концов, чтобы стрелять в людей? И чем теперь лучше его? Мы оба – преступники. Мы оба посягали на самое святое – на человеческую жизнь. Он был результативен, а я – нет, но ведь посягал…

В моих снах это событие зачастую трансформировалось радикальным образом. Появлялись окровавленные стонущие раненые с жуткими пулевыми ранениями. Их видели мои бойцы, но не видел я. Появлялись люди, которых там не видел, или которые вообще там не могли быть. В одном сне могли сплетаться воедино совсем разные события, разделенные пространством и временем. Объединившись, они еще больнее терзали мою измученную душу.

Глава 30. Голова полковника Каца

А в состоянии бодрствования я вновь и вновь проживал только что увиденные хитросплетения уже совсем бредовых фантазий и ощущал себя на грани помешательства.

У меня вдруг появилась навязчивая мысль расстрелять телефоны. С каким бы наслаждением это сделал! Те телефоны представлялись мне живыми существами, которые издевались надо мной на бесконечных дежурствах. Я уже не мог слышать их призывных трезвонов. Они не сулили ничего хорошего, кроме дополнительных хлопот в виде самых разнообразных поручений. О чем только ни извещали, и чего только ни требовали от меня звонившие придурки.

– Это полковник Кац, – отвратительным голосом раздраженного властного человека представился как-то один из телефонов, – Скажи-ка, а куда Мирошник дел голову? – последовал жутковатый вопрос.

– Чью голову? – спросил его.

– Как чью? Собачью. Ты кто такой, что ничего не знаешь? Что ты тогда там делаешь? Представься, как положено, – потребовал полковник Кац.

– Помощник дежурного по части старший лейтенант Зарецкий. Я представлялся, когда поднял трубку, – уточнил по инерции, на всякий случай.

– Узнай все, помощник, и доложи, – пробрюзжал полковник Кац и бросил трубку.

Позвонил подполковнику Чернышу и от него узнал, что Мирошника и его семью вчера вечером покусала комнатная собачка. Он и его семья в больнице.

– А куда он дел голову? – транслировал Чернышу вопрос Каца.

– Чью голову? – резонно спросил Черныш.

– Как чью? Собачью. Вы что, ничего не знаете? Тогда что вы там делаете? Это же наиважнейший вопрос для полковника Каца. Кстати, а кто такой полковник Кац, и как ему позвонить, чтоб доложить?

– Слушай, откуда я знаю? Не морочь мне голову, – возмутился, наконец, Черныш.

– Тогда узнайте все детали, и сами доложите полковнику Кацу, – ретранслировал Чернышу свое поручение.