Будь моей королевой

– Что ты думаешь об этой статье? Кажется, тебя она расстроила больше, чем меня. Я что-то пропустил?

– Нет, не содержание, а то, что я попала в газеты. Я много лет счастливо жила без такого внимания, – объяснила она. – Снова оказаться на страницах прессы… по меньшей мере, не доставляет мне удовольствия.

– Ты сожалеешь о вчерашней ночи? – спросил он.

Серафия подняла глаза и встретилась с ним взглядом:

– Нет. Но я жалею, что не отношусь к случившемуся спокойнее.

Габриэль кивнул и подцепил вилкой кусочек тортильи:

– Хорошо. Тогда мы можем это повторить.

Господи, какая же жара. Габриэлю было бы гораздо комфортнее в джинсах и футболке, которые он надел с утра, но Серафия заставила его переодеться, прежде чем они выехали из Плая-дель-Онда. Почему, выбирая ему наряд, Серафия не подумала, что им предстоит прогулка по сельской местности Алмы в июле? Виноградники были великолепны, и Габриэля действительно интересовало все, что Томас ему рассказывал, но трудно сосредоточиться, когда пот ручьями бежит по спине под пиджаком.

Пройдя через беседку, увитую зеленью, он повернулся, чтобы посмотреть на Серафию. Волосы собраны в пучок у самой шеи. На Серафии была широкополая шляпа и льняное платье светло-зеленого цвета, которое выглядело бесконечно прохладнее, чем его костюм.

– Я умираю здесь, – прошептал он, наклоняясь к ее уху. – Не думаю, что кто-то обрадуется, если я превращусь в лужицу.

– Через минуту мы пойдем внутрь.

Габриэль вздохнул:

– Очень на это надеюсь, иначе я буду ужасно выглядеть, если репортеры решат сделать фотографии. – На виноградники сегодня пригласили небольшую группу журналистов. Они уже сделали несколько снимков, когда Габриэль прибыл и пока они ходили по полям и пробовали виноград с лозы, но потом оставили его в покое. Видимо, они тоже умирали от жары и ждали, когда можно будет вернуться в кондиционируемое помещение.

– Какой жаркий день! – воскликнул Томас. – Давайте вернемся в дом. Я проведу для вас экскурсию по винной пещере, а потом мы перейдем к самой приятной части – дегустации моих вин.

Габриэль навострил уши при упоминании винного погреба. Ему очень хотелось зайти в здание, но посещение этого места его, мягко говоря, не интересовало.

– Он сказал «пещера»? – переспросил он, когда они поднимались к вилле.

Серафия нахмурилась:

– Да. А что?

– Не люблю спускаться под землю.

– Уверена, все будет в порядке. Просто расслабься, – успокаивала она. – Сегодня нам действительно нужен спокойный визит без каких-либо происшествий.

Габриэль фыркнул. Она неисправимая оптимистка.

– Ты на самом деле думаешь, что такое возможно, даже когда я стану королем?

Серафия склонила голову и посмотрела на него из-под широких полей бело-зеленой шляпы. Мило сморщив носик, сказала:

– Наверное, нет, но я буду к этому стремиться. Вскоре я передам тебя твоему персоналу и поеду домой. Надеюсь, все готовы.

Наконец они достигли вершины холма и вошли через большие двери на склад. Внутри их встречал официант с подносом газированной воды и чашей с прохладными влажными полотенцами.

– Пожалуйста, освежитесь, – предложил Томас. – Вам пока нравится экскурсия?

– Все прекрасно, Томас. Без сомнений, это лучший виноградник в Алме, – ответила Серафия, отпивая воду.

Видимо, она не доверяла Габриэлю, не думала, что он подберет правильные слова.

– Прекрасное владение, – вмешался Габриэль. – Сколько у вас здесь гектаров?

– Около двухсот. Моя семья занимается виноделием десять поколений.

– Вы выдержали все политические потрясения?

Габриэль почувствовал, как Серафия напряглась рядом с ним. Наверное, невежливо спрашивать жителей Алмы, как им удалось пережить диктатуру, но ему было любопытно. Некоторые бежали, но большинство каким-то образом справились.

– Мой прадед отказался бросить фамильный дом. Так просто. Чтобы выжить, мы поставляли наши лучшие вина ко двору Тантаберры и были вынуждены платить ему огромные налоги, но у нас все сложилось лучше, чем у других. У нас был товар, который был ему нужен.

Повезло. Габриэль допил остатки воды и, вытерев шею и лоб, положил полотенце обратно в чашу.

– А сейчас?

Томас широко улыбнулся:

– Намного лучше, ваше высочество. Теперь мы наконец можем экспортировать вина в Европу и Америку. Раньше нас ограничивали тяжелые торговые эмбарго, которые наказывали сильнее, чем диктатура. Последние несколько месяцев свободной торговли оказали огромное влияние на наши продажи и прибыль. Мы смогли нанять дополнительных сотрудников и посадить в этом году больше винограда, чем когда-либо прежде. Мы процветаем.

Габриэль улыбнулся. Он не имел никакого отношения к этим переменам, но был рад им. Серафия впечатлила его рассказами о том, как трудно пришлось людям после ухода Монторо. Было приятно видеть, как быстро все восстанавливается после свержения режима Тантаберры.

– Мы можем продолжать?

Габриэль не был готов, но все равно последовал за Томасом. Некоторые из журналистов присоединились к ним, когда их группа направилась через склад к тяжелой дубовой двери. Томас и несколько человек спустились первыми, а Габриэль, в прямом смысле скованный страхом, остался стоять на вершине лестницы. Его руки вцепились в перила, ноги отказывались сделать еще один шаг.

– Спускайся! – торопила сзади Серафия.

Он видел Томаса, который стоял в самом низу лестницы и вместе с журналистами дожидался Габриэля. Тусклый свет и прохладный воздух. На лице хозяина появилось напряженное ожидающее выражение.

Серафия подтолкнула Габриэля в спину коленом, и тот нехотя сделал несколько шагов вниз. До земли оставалось шага два, и Габриэль заставил себя преодолеть остаток пути вниз. По крайней мере, он должен спуститься, чтобы освободить лестницу для побега. Сейчас позади него шли Серафия, помощник винодела и несколько журналистов.

Габриэль сделал вдох и огляделся. Помещение оказалось больше, чем он ожидал. Длинный коридор с арочным потолком тянулся довольно далеко вглубь. Неярких светильников вполне хватало, чтобы разглядеть сотни хранящихся там бочек.

Воздух был также свежее, чем ожидал Габриэль. Он посмотрел вверх и заметил вентиляционные отверстия. По крайней мере, здесь не пахло черствым хлебом и плесенью. Но воображение Габриэля легко вызывало эти запахи. Его легкие наполнил мерзкий, затхлый воздух, отравленный смрадом его собственных испражнений и остатков пищи, гниющих в углу камеры.

– Это моя гордость и радость, – сказал Томас, сделав несколько шагов между рядами бочек. – Это естественная пещера, которую моя семья обнаружила в доме. Она прекрасно подходила для хранения винных бочек, так что нам не пришлось строить отдельный погреб. Мой прадед провел электрическое освещение и вентиляцию, поэтому мы можем поддерживать идеальную температуру и влажность для вина.

Он продолжал говорить, но Габриэль не мог сосредоточиться. Он слышал лишь собственное сердцебиение. Здесь не было ни окон, ни естествен ного света. Просто невыносимо. Габриэль не мог находиться даже во дворцовой комнате с тусклым светом, потому что она напоминала ему подвал.

Это было слишком. Габриэль чувствовал, как стены сжимаются вокруг него. Как веревки натирают лодыжки. На лбу и ладонях образовались бусинки пота, которые не имели никакого отношения к жаре. Он рассеянно потер руки о свой светлосерый костюм, но это не помогло. Они начали дрожать.

– У нас почти пятьсот бочек…

– Я должен выйти! – воскликнул Габриэль, прерывая Томаса и проталкиваясь через толпу к лестнице. Не обращая внимания на переполох, он поспешно поднялся, перешагивая через две ступени, на первый этаж.