Я взойду к небесам

– В автобус. Быстро! – велел один из солдат, и она буквально рухнула на сиденье, только теперь заметив, что автобус лишился крыши. Кругом – тела и обломки.

– Предатели, – бросил кто-то в открытую. – Асгардийцы, местные.

Запоздалый страх выпустил внутри свои когти. Яна знала. Все знали. Нижний Новгород был почти полностью монодоктринален – почти, к сожалению, лишь почти! – но в других регионах измена богостроителей прошлась граблями по живой ткани общества. В сети сновали страшные сообщения о бойнях внутри жилых башен, о кровавых схватках между соседями по этажу, о геноциде в отпавших районах и о вещах куда худших, в духе мятежа иниматов, когда и смерть порой становилась благом.

А потом корпораты походя сожгли Эдельвейс.

С кем сейчас дрались войска Союза, она не знала: десант Альянса или блуждающие силы предателей – разницы никакой. Не осталось ни линии фронта, ни по-настоящему безопасных мест. Война прокатилась через Евразию, накрыла Африку и Америку, зажгла в космосе звёзды ядерного огня – и обрушилась тяжким молотом на неё, Яну Айне, слишком молодую и слишком избалованную, чтобы оставаться сильной и праведной.

Автобус и уцелевший броневик крались по ночным улицам, объездными путями покинули Сормово, а потом свернули на Коминтерна: там стояли танки Союза и можно было проскочить без лишнего риска. Местность вдоль Оки считалась безопасной вплоть до западных окраин Заводского района, но только в том смысле, что активных боевых действий около реки не велось. Полностью контролировать лабиринт города, в котором блуждали чьи-то дроны и прятались группы предателей, армия не могла – она и так напрягала все силы, чтобы защитить хотя бы самое важное.

С Коминтерна въехали на Московскую осевую, а оттуда, лабиринтом дореволюционных улиц, выбрались к проспекту Ленина. Когда-то полный красок район вымер и затаился, и только деревья шуршали кронами да разбитые фасады горевали о своём прошлом.

На Орбитальном кольце снова встретили союзную технику – несколько устрашающих дронов разместились у НИИ орбитальной автоматики и под стенами Дворца творчества, медленно поводя стволами, но ни одного человека было не разглядеть. Пункт сбора располагался за мостом Монолита памяти, на той стороне Оки, и проехать оставалось лишь проспект Памяти да сам мост – но именно там выбралась из воды автоматизированная нечисть и снова вспыхнула схватка.

Через мост Яна бежала уже пешком. Бежала, задыхаясь в своей фильтрующей маске, а мост всё не кончался и не кончался, и каждая машина, каждый джинн, каждый ствол в этой яростной кутерьме смотрели ей в лицо или в спину. Уже миновав открытую эстакаду, она различила в предрассветных сумерках резкое движение и рефлекторно перепрыгнула перила, покатилась под откос, свернувшись клубком. Замерла, прижалась к бетонной опоре, незаметная и тихая, словно мышь – только сердце стучало изнутри, никак не желая смолкнуть.

Так она просидела минуты три, и когда уверилась, что опасность миновала, рискнула пошевелиться.

И сразу же увидела это.

Оно шло на высоких ногах-ходулях, передвигая их с пугающей быстротой. Остановка, поворот корпуса, выброшенный манипулятор – Яна с ужасом поняла, что на стальной лапе извивается чьё-то тело. Человек не закричал – машина прикончила его походя, жестоко и эффективно, а потом повернулась к ней.

Прятаться и бежать не имело смысла. Дрон-охотник видел её лучше, чем она сама видела при дневном свете.

«Значит, так – даже в глаза не посмотреть. Смерть от смерти, опосредованная ненависть. Ну, надеюсь, вы сейчас тоже корчитесь в предсмертной агонии – это было бы символично.»

Охотник до неё не дошёл. Вспыхнул, надломился и завалился на бок, смешно подёргиваясь. Под мост вкатились две машины поменьше, четырёхногие – покрутили орудийными платформами, просканировали Янину метку и убежали дальше, выискивать прорвавшегося врага. А Яна, не позволяя себе повалиться наземь, двинулась наверх – туда, где ждал, наверное, гермотрак, где были живые люди и куда она непременно должна дойти – чтобы никто из её защитников не умер напрасно.

***

БМП вздрогнула, преодолев выбоину от какой-то шальной ракеты. Повреждения встречались всё чаще: неделю назад орбитал Альянса выбросил в этот район пару кассет с барражирующими боеприпасами, которые принялись охотиться за гражданской техникой. С тех пор дорогу обезопасили и подлатали, но горелая техника в отстойниках по сторонам живо напоминала о цене такой безопасности.

Курои Дан отключился от висевшего над ними дрона-наблюдателя и развернул кресло внутрь отсека. Командирская машина несла в своём брюхе всего четырёх бойцов против обычных восьми, так что каждый мог расположиться с комфортом – в личном коконе, подвешенном на активных амортизаторах.

Белка заметила, что он вернулся в реальный мир, и показала два пальца – дескать, всё в порядке и мы вам рады. Ландком скорчил в ответ осуждающую гримасу. Трое операторов составляли весь его батальонный штаб: лейтенант[3 - Лейтенант – воинское звание в Северном союзе. Соответствует должности командира тактической группы или ответственного технического специалиста.] Ксения Белякова по прозвищу Белка, лейтенант Шульц Эрхард, которого зачем-то прозвали Шубертом, и штурмкоммандер[4 - Штурмкоммандер – воинское звание в Северном союзе. Соответствует должности командира боевой машины или пехотного звена.] Алексей Европос. Европоса так и звали – Европосом, хотя Дан не улавливал здесь никакой логики. Прозвища появлялись в среде батальона мгновенно, приставали намертво и становились вечными позывными, и всё это – будто само собой.

Ландком не препятствовал. Не видел ни морального права, ни смысла.

Вечность – штука короткая.

– Что с фронтов? – спросил он без всякой цели. Батальон сохранял радиомолчание, но входящие данные шли потоком – популяция спутников на орбитах не потеряла ещё и половины состава.

Белка игриво встряхнула головой.

– Наши взорвали кибер-центр «Амао» в северной Атлантике. Два миллиона богачей этого их «метаверса» превратились в горстку джоулей и обломки кремния.

– О геноциде уже вопят?

– Не переставая. Это ведь не жители Эдельвейса, а «самые прогрессивные представители человечества», предпоследняя ступенька элиты, что б её плесень съела. Вот бы ещё до «Небес» добраться! И до «Олимпа».

– Доберутся, – мрачно пообещал он. – Ни один виртуальный рай не уцелеет. Ладно, что по нашим делам?

По делам выходило кисло. За Врата Славы шли упорные бои: предатели давили с запада и востока, угрожая перерезать дорогу, орбиталы Альянса отбомбились по промышленной окраине, а в степях южнее и вовсе начиналась серая зона.

– Там странное, – добавила Белка, закончив доклад. – Отдельной сводкой передают – непроверенная информация и тому подобные слухи, ну, вроде выжимки для общей картины.

– Ну?

Дан решил, что ещё пара минут у него есть и достал из рациона тюбик с фруктовой пастой.

– Да ерунда всякая. Неопознанный противник, погодные аномалии, «фантомы»… А, ещё кибержуков туда насыпали – просто жуть. Они частью из строя вышли, но частью – расползлись во все стороны, теперь без из-под брони и носа не высунуть.

«Жуки. Ещё один акт террора, бессмысленного и беспощадного.»

Освежающий вкус пасты немного примирил его с реальностью. Впереди ждал бой, сомневаться не приходилось, и пока этот бой не будет выигран, всё прочее особого значения не имело. Где-то далеко могли гореть города, взрываться орбитальные станции и охотиться друг за другом молчаливые подводные стаи, но у него, простого ландкома, была своя маленькая задача и свой собственный участок фронта – как раз по силам.

«По силам, да?»

Первые потери они понесли ещё в Нижнем. Вражеские автоматы атаковали гражданских, бой начался с панических сообщений в эфире, мечущихся людей и россыпи красных точек на мониторах. Широкую площадку над рекой прикрывало до роты «пауков» и несколько бронемашин гарнизона – тысяча семьсот первый уже выстроился в колонну и оказать немедленную помощь мог только частью сил. Быстроногая нечисть выскакивала на берег, укрывалась под откосом и охотилась на людей, пара «Вьюг» вела бешеный огонь из всех своих огневых средств, разворачивались замыкающие БМП – а на мосту горели автобусы и бежали от них крошечные фигурки.

Нападение без всякой цели и смысла, не военная операция, а извращённое желание перебить как можно больше бегущих от войны – словно само бегство было в глазах предателей непростительным грехом. Батальон потерял в той стычке двух бойцов, высадившихся из БМП, чтобы помочь раненым, а сколько погибло беженцев, Курои Дан выяснять не стал. Живых всё равно оставалось больше, чем свободных мест в гермотраках.

В ухе пискнуло и тёплый, чуть хриплый голос вернул его в настоящее.

– Эльф, это Гвин. На двести шестьдесят, глянешь?

Риттерком[5 - Риттерком – воинское звание в Северном союзе. Соответствует должности командира роты.] Ефремова, командир танковой роты. Дан поймал себя на том, что не помнит её имени: в памяти остались лишь позывной да задорная ухмылка.

…и танк, летящий на скорости в полторы сотни, а над ним – фантомы оптических иллюзий и облака пыли, сквозь которые пробивается упрямое июньское солнце.

Он активировал внутреннюю сеть, и машины, нащупав друг друга коннекторами лазерной связи, превратились в единый организм под управлением батальонного джинна. Двенадцать «Могильщиков» Гвин шли во внешнем периметре охранения, уставившись по сторонам пассивными датчиками: ночь в их глазах играла многоцветьем полей, засветок и контурных реконструкций.

Пометка, сделанная Ефремовой в тактическом поле, указывала на россыпь сигнатур где-то за восточным горизонтом: левофланговые танки почуяли далёкое присутствие, ещё не переросшее в засечки целей, но уже грозившее неприятностями.

– Гвин, это Эльф. Вижу, анализирую. Похоже, что-то насыпают с орбиты. Руса полагает, что на двухстах идёт бой, но во входящих на этот счёт – тишина. Если повезёт, нас не заденет.

– А по нам с орбиты не сыпанут?

– Да ты этого прям ждёшь, судя по голосу.

– Конечно, жду. Всегда лучше ждать, чем глазами хлопать.

– Никакой активности, поняла? Привлечём внимание – точно накроют.

– Есть никакой активности. Но нас ведь всё равно уже срисовали, а прилететь может хоть сейчас. Неуютно мне.

– Всем неуютно. Но чем меньше мы светимся – тем ниже наш приоритет у Альянса. Орбиталы у них тоже не бесконечные.