Европос выделялся даже по меркам тысяча семьсот первого. Невероятно светлая, почти блестящая кожа и серебристые, будто из металла, волосы тут же выдавали в нём азианина. Утончённая аугметика, эстетически выверенный сплав плоти и встроенной периферии, а поверх всего – манеры пришельца из какого-то дивного мира, где аристократы вдруг стали праведниками. В кластере эрдлингенов, где Дан провёл почти всё детство, азиане встречались редко – и без того не слишком многочисленные, они предпочитали новые города вроде Эдельвейса или сверхтехнологичные северные аркологии. Верность азианского идеонария никогда не подвергалась сомнению, однако культурные различия всё ещё бросались в глаза и требовали некоторой привычки. Кое-кто болтал, что азиане слишком похожи на атлантистов, но это была откровенная чепуха: говорить такое мог лишь тот, кто понятия не имел ни о первых, ни о вторых.
Сейчас Европос дирижировал авиакрылом батальона, состоящим из двадцати четырёх штурмовиков и пары сотен малых дронов, размывая между ними своё сознание, и мало кто мог бы так же хорошо сгодиться на эту роль. Ни коллективный интеллект стаи, ни Руса не могли полностью заменить оператора-человека, способного разглядеть внутреннюю логику в головоломке сражения, так что изощрённая азианская аугметика служила штурмкоммандеру отличным подспорьем в управлении подопечными.
Оба лейтенанта – Шуберт и Белка – занимались передовым эшелоном. Десятки «Пауков» и мелких «Ведьм» обогнали основные силы и оторвались на пять километров, формируя широкую завесу пред фронтом наступающего батальона. Средства ПВО уже сбили несколько вражеских разведчиков, так что прятаться не имело смысла: Дан лишь надеялся, что основные силы и задача батальона пока не вскрыты. Надеяться надеялся, но особенно на это не полагался.
Поступила сводка от тысяча сто семнадцатого. Связь работала с перебоями, но картинка со спутников по-прежнему шла и полученные данные заставили ландкома беззвучно рычать.
Ситуация стремительно ухудшалась.
Врата Славы, город с довоенным населением тысяч в сто, стоял на пересечении двух магистралей – недостроенной «Полосы заката», которая тянулась к Чёрному морю, и Двести восьмой вертикали, соединяющей центральные регионы Союза с обезлюдевшим Восточным Прикаспием и Центральной Азией. Войска целестиалов развивали наступление с запада и востока, имея целью овладеть важным перекрёстком и отрезать южные кластеры Союза от центра.
Город ещё держался: северное направление оставалось свободным, но на южных подступах шли бои. О том, что это означало для конвоя, даже думать не хотелось. Они опоздали всего на сутки – шанс проскочить без боя закрылся совсем недавно, а оборонявшие город войска медленно, но верно продолжали терять позиции.
– Европос, доклад о состоянии маршрута.
– Есть доклад, – прошелестел бестелесный голос. – Обработка результатов инженерной разведки не завершена, но главная магистраль на данный момент проходима для гермотраков. Разрушения укреплённой полосы незначительные, инженерная техника тысяча сто семнадцатого батальона продолжает работать по нашему запросу. В прилегающих районах города наблюдаются значительные разрушения и завалы. Маршруты тяжёлой техники добавлены в тактическое поле.
– Итого?
– Гермотракам лучше не съезжать с главной. Танки могут пройти в обход, но придётся ещё сильнее придержать основную колонну.
Бои, судя по текущим сводкам, шли уже в самой застройке. Пока только на окраинах, но…
Дан ещё раз просмотрел подготовленный ночью план атаки. Ударные группы выдвигались трёмя основными маршрутами – главной магистралью, пронзающей Врата Славы насквозь, и по обе стороны от неё, чтобы обеспечить достаточно широкую полосу прорыва. В первых рядах наступали автономные боевые машины, их поддерживала огнём танковая рота, разделившаяся повзводно, а следом за танками действовали три неполных роты на БМП, средства ПВО и пять машин ближней огневой поддержки. Все шесть УАМ[6 - УАМ – универсальная артиллерийская машина.] поддерживали наступление, ведя огонь с закрытых позиций по целеуказанию дронов авиакрыла. Остальная часть батальона – БРЭМ, трейлеры, санитарные машины, несколько БМП и «Вьюг» охранения – двигалась вместе с гражданскими гермотраками, представляя собой огромную, чертовски уязвимую цель.
Оставались сто девяносто два… точнее, уже сто девяносто бойцов десанта, но задействовать их не представлялось возможным. Ключом к успеху операции были скорость и внезапность удара: любое промедление грозило уплотнением боевых порядков противника и привлечением дальнобойных огневых средств. Пехоте предстояло пережить бой внутри своих бронированных коробок, уповая исключительно на удачу.
«Так себе план, но другого у меня для нас нет. Южнее начнётся оперативная пустота: свалимся туда – и полдела сделано. Если повезёт, собьём передовые части целестиалов и дадим тысяча сто семнадцатому время на перегруппировку.»
В тактическом поле тревожно мерцали зоны контроля союзных войск. Их алые границы постепенно смещались к ярко-голубой линии – Двести восьмой вертикали, удержать которую пытались любой ценой.
«О нашем появлении уже знают. О том, что мы сошли с ума – пока нет. Пора бы и представиться, а?»
Трёхмерная схема операции ползла перед глазами, отсчитывая секунды. Техника развернулась в боевые порядки. Руса выдерживала интервалы между эшелонами, ударными группами и отдельными машинами.
– Входим в зону поражения огневых средств противника.
«Знаю.»
– Авиакрыло в бою, – доложил Европос, не отвлекаясь на обычную речь.
Сотни дронов, скоординированных с союзными силами, формировали теперь интерактивную карту поля боя, и в тактическом поле загоралось всё больше отметок вражеских позиций. Вслед за мелюзгой, на предельно низких, выходили к рубежу атаки штурмовики. Тяжёлые дроны проскальзывали вдоль улиц, прятались меж домов, лишь на миг всплывая над крышами, и уже открыли огонь – ракеты срывались с пилонов по внешнему целеуказанию, пытаясь выбить приоритетные цели.
Боковым зрением Дан увидел, как поползли первые сообщения о потерях – машины жертвовали собой, чтобы люди шли в пекло, вооружённые полным представлением о том, что их ждёт.
«Пора.»
Он вышел в сеть батальона и активировал связь со всеми машинами.
– Тысяча семьсот первый! Говорит Эльф. Мы начинаем. Пять тысяч секунд на то, чтобы все целестиалы, загородившие нам путь, превратились в пламя и дым. Смерть предателям!
– Смерть предателям! – первой отозвалась Гвин, и сотни голосов подхватили клич, что нёсся от машины к машине, как живой пульс наступающего батальона.
– Комбинированный залп, сорок восемь по низкому профилю, – доложила Руса. – Ракеты в воздухе.
Приотставшие артиллерийские машины выпустили залп тяжёлых ракет и перешли на беглый огонь управляемыми снарядами – они должны были насытить вражеское ПВО и обеспечить прикрытие для крадущихся следом дорогих «брёвен», нацеленных в несколько передвижных командных пунктов и обнаруженные с воздуха САУ.
Тряхнуло, да так, что амортизаторы кресла едва управились, сберегая хрупкое содержимое. Ведомая собственным интеллектом, БМП почти свалилась с эстакады и бодро поползла вниз, ломая тонкие ограждения. В тактическом поле воцарилась сумятица: батальон разделился на ударные группы, две из которых впитал полуразрушенный город. Третья, замедляя ход, продолжила движение вдоль магистрали, и её танки открыли огонь по невидимым пока что целям.
Преодолев внезапную тошноту, Дан вернулся к плану сражения. Предатели действовали малыми тактическими единицами, прикрепляя к пилотируемым машинам отдельные стаи боевых роботов. Стаи пытались вклиниться в оборону и просачивались, где только могли – «пауки» и «ведьмы» уже схлестнулись с этим противником, шныряя по неведомым закоулкам и забираясь внутрь уцелевших зданий.
«Скоро настанет черёд живых.»
Дан позволил себе на несколько секунд «выглянуть» из БМП и тактического поля, чтобы посмотреть на Врата Славы глазами обычных камер. Казалось неправильным, что он ведёт бой за место, внешний вид которого остаётся сугубо условным – а ведь там, до недавнего времени, жили десятки тысяч людей! Системы технического зрения и боевые алгоритмы разбирали ландшафт на символы и схемы, за которыми скрывался облик обитаемого до недавних пор города – и эта стена превращала бой в разновидность виртуальной игры.
С той лишь разницей, что проигравшие умирали по-настоящему.
Врата Славы строились давно, в те нелёгкие времена, когда и дышать без маски, и даже гулять под открытым небом в этих местах было небезопасно. Здания возводили в расчёте на изоляцию от окружающей среды, на века – о ментальной экологии городского ландшафта не шло и речи. Однотипные корпуса – серые, коричневые, охряные – возносили свои сглаженные формы этажей на тридцать, соединяясь герметичными переходами. Иногда они расступались, давая место могучим пирамидальным сооружениям: культурным и общественным центрам, больше похожим на гробницы-крепости безвестных царей. Улицы казались утопленными в бетон желобами, а тротуары если и попадались, то в виде крытых галерей с круглыми застеклёнными окнами.
«Союз тут наследить почти не успел. Старый рабочий городок, у которого отобрали будущее.»
Всё, что было во Вратах Славы нового – это здоровенные парки-оранжереи, втиснутые кое-где на окраинах, да оранжерейные же сады, прилепленные к старым зданиям наподобие зелёных террас.
Теперь на город обрушилась тяжкая длань войны. Центральные районы, которыми пробиралась первая ударная группа, эта длань задела лишь краем. Свисали, вывалив бахрому коммуникаций, перебитые высотные переходы. Чернели проломы в стенах. Одна из жилых башен оказалась буквально вспорота сверху донизу – внутри виднелись межэтажные перекрытия, а вдоль дороги громоздились груды обломков, тщательно убранных с проезда.
Ближе к окраинам – Дан видел это на схеме – разрушения становились масштабными. Здесь не применялось ядерное оружие, хватило артиллерийских обстрелов и пары залпов «гвоздей» с орбиты – крошился бетон, ломались несущие конструкции, здания оседали огромными курганами или превращались в обугленные трупы, раздетые до костей.
Замигали значки танков второй ударной группы. Дан перевёл на них фокус внимания, раскрывая оповещение – «беспокоящий обстрел, урон незначителен». Враг начал нащупывать порядки батальона и перестраивать собственные схемы огня, чтобы среагировать на угрозу. Пока что его действия не создавали серьёзных проблем, но ситуация могла измениться в любую минуту.
В пучке основных каналов связи ещё не творилось ничего экстраординарного. Технические линии, нервы Русы, перекачивали данные между машинами – трафик был далёк от пределов насыщения, так что джинн сигнализировал о своей полной осведомлённости. Командиры рот молчали: каждый из них плыл в пузыре собственной сгенерированной реальности, отвечая за выделенный ему объём тактического пространства.
Поступил вызов от Белки. Та предпочитала обычную голосовую связь – по крайней мере, когда позволяли обстоятельства. Шуберт порой подшучивал над «нашей ретро-девочкой», но беззлобно – владение нейроинтерфейсами не всем давалось одинаково хорошо. Шестнадцатилетняя лейтенант старалась, как могла и ремеслом владела на должном уровне – насколько позволяли ей возраст и отсутствие реального опыта
– Эльф, я Белка. Передовой эшелон пока продвигается, но такими темпами мы увязнем. Ещё секунд триста, и бой перейдёт в стадию насыщения. Глупая Руса меня не слушает, а Шуберт согласен.
Голосок звучал спокойно, но где-то на самом дне крылось немалое напряжение – прямо сейчас Белка вела свои машины сквозь дым и пламя.
– Основания?
– Они переигрывают. Не упираются по-настоящему, хотя могут. Чую, хотят уплотнить порядки и вывести эшелон под огонь в негодной конфигурации. Предлагаю ужать секторы атаки и сменить схему продвижения на три-пять.
– Перестраховка. Сильно замедлимся.
Он уже переключился на схему передовых порядков, пытаясь вычленить хоть что-то, способное подтвердить или опровергнуть «чутьё» лейтенанта. В области потенциальных решений уже висели предложение от обоих операторов и встречная рекомендация Русы не снижать темпов – главным императивом оставалась скорость прорыва.
– Запрос: кривая выбытия.
Руса откликнулась на команду наложением потерь первого эшелона поверх графика боя. В будущее уходили зубцы потенциальных потерь, помеченные показателями достоверности прогноза. Показатели никуда не годились: график распараллеливался в пространстве вероятностей, и к концу боя, в худшем случае, число машин могло опуститься ниже ноля, что означало фактический провал операции.