Она рванула вниз по лестнице. Я устало привалился к косяку, обтер рукой лицо. От ладони пряно пахло чужой, не своей, женщиной. Черт. Я бросился под душ.
Она ничего не сказала. Может, не успела, а может, не захотела – не знаю. А вскоре случилась авария.
Мне захотелось закричать от боли, но вместо этого я заплакал. Тихо и бессильно. Заплакал от жалости к себе. От того, что все ушли, а я остался. Как же все-таки я любил… нет, люблю их. И родителей и жену с дочкой.
– Прошлого не исправишь, – услышал я в голове голос Деда, – но можно изменить будущее.
Я посмотрел на него, его губы не шевелились, но я отчетливо слышал его голос в голове.
– Значит, ничего не кончилось?
– На самом деле, малыш, все только начинается.
– Закрой глаза, ляг на спину, – продолжил он, – расслабь тело, отбрось мысли и следи за дыханием.
Голос мягко звучал в моей голове.
– Грудь-живот, живот-грудь, скользи вниманием по телу. Расслабь мышцы лица и шеи, двигайся вниманием вниз. Спина и грудь, поясница и живот, затем ноги. Отслеживай напряжения, расслабляй их. Почувствуй каждую клеточку тела, каждый палец на руках и ногах. Почувствуй тяжесть в теле. Земля прижимает тебя к своей груди.
Я пытался следовать его указаниям, получалось плохо. Тело ощущалось деревянным обрубком. Я не чувствовал пальцев ног, спина была как сведенная судорогой нога, вся в затвердевших мышечных валиках. Постепенно, следуя за его голосом, мне удалось расслабиться. Кончилось это тем, что я уснул.
Так продолжалось неделю, пока я не окреп. Утром выползал на улицу, лежал на солнышке, пытаясь расслабляться. Через день Дед парил меня в бане и отпаивал молоком. Старика я почти не видел, он уходил куда-то пока я еще спал и возвращался под вечер. На седьмой день, я чувствовал себя достаточно крепким, чтобы ехать домой. Уезжать не хотелось. Но я не знал, как сказать об этом Деду, хоть чувствовал, что он что-то хочет от меня услышать, только не мог понять что.
Вечером Дед сам подошел ко мне. Я сидел на лавке, которую выволок из избы, и ловил телом последние закатные лучи. Старик присел рядом, пожевал густой ус.
– Вот что, я тебе скажу, сынок, ты достаточно окреп, чтобы вернуться к себе.
– Вы меня гоните?
– Нет.
– Я буду слышать голоса окружающих?
– Будешь.
– Что же мне делать? – я чувствовал отчаянье, мне с ужасом представлялось, что в моей голове будет царить людской хаос, сводящий меня с ума. Лучше уж в петлю.
– Ты можешь остаться у меня. Я научу тебя как от этого защищаться.
– Правда, можно?
– У тебя остались в городе незаконченные дела?
– Не знаю, может быть. Меня наверно ищут.
Дед достал из кармана, маленький православный крестик.
– Надень.
– Что это?
– У тебя будет неделя, чтобы завершить дела, на это время он защитит тебя от чужого присутствия, потом возвращайся.
Он поднялся и ушел. Эту ночь в доме я провел один, а утром уехал…
Максим встал, походил, разминая ноги. Темнота вокруг них стала совсем непроницаемой. Помолчал, размышляя. Иван не торопил его. Наконец заговорил.
– С делами разобрался быстро. Собственно и дел особых не было. Надо было решить, что делать с квартирами. Это я решил быстро. Нашел старого друга отца. Ключи от квартир ему отдал, попросил присмотреть, денег оставил. Сказал, что хочу уехать, куда-нибудь на годик. Не могу, мол, здесь находится после всего случившегося. Он согласился. Управился за пару дней. К себе на квартиру так и не решился вернуться, не мог, только подумаю об этом, руки дрожать начинают и голова кружиться. Остальное время бродил по городу, наслаждаясь отсутствием посторонних голосов. Один раз решил, что будет, если крестик снять? Проверил. Лучше бы я этого не делал. Сознание сразу затопил многоголосый хор. Это было страшно. Бесконечное множество голосов, ни на миг, не прекращая жаловались, чего-то требовали, ругались, плакали. Их было так много, что отдельные голоса не угадывались, они сливались в одну бесконечную волну. Вызывая тошноту и головокружение. Больше таких экспериментов я не проводил. Через пять дней я стоял перед домом Деда.
Глава 6
Максим выщелкнул папиросу из пачки. Покрутил ее в пальцах. Постучал гильзой по ладони. Зачем-то понюхал. Поморщился, запах от папиросы шел тяжелый, плохой. С силой дунул в мундштук, весь табак оказался на земле.
– Так я стал учеником Деда.
– У него были еще ученики? – поинтересовался Иван.
– Нет, …не знаю, я никого не интересовался этим, а старик не рассказывал. Наверно были. Учил он меня… – Максим запнулся.
Перебрал пальцами в воздухе, подбирая слова:
– Четко? Нет, не то. Понимаешь, у него все выходило, естественно, отработанно. Так что, наверное, да, были.
Петр Свержин.
Девять лет назад…
Я стоял перед резным крыльцом. Удивительно, но дом, стоящий в небольшом перелеске не был огорожен даже самым маленьким плетнем. Вот лес, деревья и вот он – дом. Рубленный из не ошкуренных бревен, с большими окнами, не характерными для деревенских изб. Высокая печная труба возвышается над треугольной крышей. С одного бока дровяной сарай, с другого большой пристрой. Русская баня метрах в двадцати слева. Справа будка туалета, бубновый туз на деревянной двери был похож на распахнутый глаз. Все аккуратное, надежное, веющее спокойствием.
Я легонько стукнул в резной наличник.
– Я ждал тебя, – раздалось сзади, от неожиданности я вздрогнул и обернулся.
Дед вышел из бани, был он гол пояс и бос, из одежды одни лишь холщовые штаны.
– В баньку пойдешь?
Я кивнул.
– На окне молоко, пей и приходи.
Раздевшись в предбаннике, я нырнул в жаркое нутро бани. Прилег на лавку. Только сейчас, расслабляясь под хлесткими ударами дубового веника, я ощутил на сколько был напряжен.
Время пролетело незаметно. И когда мы, напарившись, покинули баню, оказалось что на улице давно стемнело, и на чернильном небе горели летние звезды.
За вечерним чаем состоялся разговор с дедом.
– Значит ты готов? – он внимательно глядел на меня по верх исходящей паром чашки.