Не для камзола и не для перчаток,
А для фаты воздушной лепесток.
И рядом под покровом флёрдоранжа
Невинный тает аленький цветок.
85 Не думал я, что могут звуки банджо
Окутать грустью тихий полусвет
Жилища, где свершилась эта кража
И где напали мы на грешный след.
Но этот негритянски-чужеродный
Щипковый инструмент давал ответ:
«Она была до роскоши голодной,
Её прельстил заезжий молодец
Роскошной сценою международной…
Как только не противился отец —
Наряд она пошила подвенечный,
Но обманул жених её вконец:
97 Умчался прочь подальше, в бесконечность…
Он дурочке другой поклоны бьёт
И страстью упивается беспечной…
Она же – та, чей образ здесь живёт, —
В пруду глубоком ночью утопилась,
И этим совершила перелёт,
Чтобы зажечь безгрешное светило».
«Но кто она такая? Где сейчас?»
«Пошла к пруду на мостик. За перила
Не держится, и вспоминает час
Счастливого безумия. Отныне
Она, как легион таких же глаз,
109 В комической скитается пустыне
Созвездием Грустящих Дев. Оно
Безмерной простирается гордыней,
И всё вокруг в печаль погружено.
Но принца нет ни пешим, ни на волке,
Чтоб это раскрутить веретено,
115 Или хотя бы уколоть иголкой…»
Глава 26
(1735 г.)
1 Вот показались красные манжеты,
Рука взмахнула; тут же пушкари
Готовят орудийные приветы
От пристани, к которой подошли;
Уже встаёт к штурвалу лоцман бравый,
И берег принимает корабли…
Народ шумит восторженной оравой,
Такое диво видано ль, когда
На берег, прежде брошенный и слабый,
Сходили просвещённые года.
Россия вознамерилась вдогонку
Европе строить новые суда.
13 Дитя вначале пачкает пелёнку,