Потом потешно учится ходьбе,
А вырастет – родимую сторонку
Уже не сможет позабыть в себе.
Хотим ли мы того, иль не хотим мы,
Но это всё подвержено судьбе.
Томления безмолвны и незримы,
Но это только в юные года,
А здесь, толпой шумливою гонимы,
Мы пробирались, будто господа
На пир, что, ритуалом заведённый,
Нас взял в объятья раз и навсегда.
25 Гулял народ простой и благородный,
Столы ломились снедью и вином;
И шкипер, тем гуляньем вдохновлённый,
Уже плясал на бочке кверху дном,
Своё воспринимая назначенье
Пока ещё необъяснимым сном.
Где праздник, там любое развлеченье
В России хлещет, как кипящий чай,
Невинная забава, приключенье,
То, что и нас настигло невзначай,
Явилось в славном облике детины
С ножом, но слава Богу, без меча.
37 Он будто грянул с повести былинной:
Широк в плечах, в глазах голубизна,
И мне он показался исполином,
Хоть речь его и стала неясна,
Когда ко мне он обратился с нею,
Протягивая полный ковш вина:
«Прошу почтить вниманьем ассамблею,
На коей наше дело не пустяк.
Сейчас, вишь, парус обнимает рею,
Поскольку он у берега в гостях,
Но прозвучит команда капитана —
И снова ветер загудит в снастях.
49 На нашей службе чтобы без изъяна
Нельзя никак, ведь парус – это что?
Пускай отец и промах для кармана,
А дядька – так и вовсе решето…
Матвей Попов я, и того племянник,
Что ставит парусину для флотов.
И кабы был один по делу данник,
Так нет же – их тут целая толпень,
И каждый гнёт другого в рог бараний,
От этого и мысли набекрень,
А в деле развернуться нету мочи —
И эдакая пропасть кажний день.
61 Я оттого и мыслю, что помочь бы
Моёму дядьке вы как раз смогли.
Чтоб, значит, мог лишь он с утра до ночи