Кость со стола

Может ты скажешь, что против того, чтоб посмотреть теперь это тело и в… Реале?

Доктор прищурилась, и Джон понял, что попал! Как отказать женщине в признании её несравненной красоты?!

Но он…

Вовсе не был против! Хотя вредная и злобная собака, сидевшая в подсознании и нашёптывала в мозг, что лишь несколько часов назад эта роскошная дама чуть не подловила его, заставив стать сексуально озабоченным ослом! Но ведь это – убеждало теперь его сознание! – была не она! Не доктор Джоди. А её клон!

Сознание ли победило, или сказалось то, что он уже неделю не… Но при мысли о роскошном теле и тёплых миниатюрных ладошках, охаживавшим там его грудь, Джон почуял, как в голове застучало, а там, внизу, вновь воспряло всё, чего он даже не чуял с момента «очередной» «смерти». Воспоминания и вожделения нахлынули с новой силой, словно опять нюхнул афродизиака:

– Я не против, док… э-э… Джоди! Чтоб мне сдохнуть, я – не против! А с руками, ногами, и всем остальным, – он кинул краткий взор вниз, – только за!

Доктор рассмеялась: весело и непринуждённо, снова откинув голову, и показав все ослепительно ровные зубки:

– Чтоб мне сдохнуть, как выразился ты, если мне хоть раз так храбро (Или нагло!) признавались в любви! Ну, или хотя бы в желании овладеть моим божественно стройным и прекрасным телом.

Мечты Джона перебили самым банальным образом: доктор вдруг изменилась в лице, и скосила глаза: явно что-то услышала в наушнике. Затем хмыкнула:

– Чёрт! Совсем забыла отключить дурацкую штуковину. Майор-то – на связи. И сейчас говорит, что раз уж ты в состоянии думать о… э-э… сексе, то беседу с ним уж как-нибудь переживёшь!

Майор снова поставил стул у изголовья койки реанимационной палаты, в которой Джон, оказывается, находился. Сел. Джон мысленно отметил, что лицо у майора непривычно серое, и напряжённое – словно его одолевают заботы и проблемы. Впрочем, почему – словно? Они и одолевают! Гонсалвиш между тем побуравил Джона взглядом финансового ревизора. Сказал:

– Рад, что ты, боец, вывернулся. А то, как сказал мне док Орландо, глушилки гадов должны были не позволить твоему сознанию отключиться от мозга носителя. То есть – дрона. И если бы умерло сознание дрона, умер бы и твой мозг. Ну, вернее, он не умер бы, а просто превратился как бы в младенческий: все рефлексы, память, и осознание себя как личности, пропали бы. Эффект был бы как от магнитного удара – ну, примерно так, как действует магнитная бомба.

Так что – мои поздравления. Хотя никто из наших научных светил так и не смог объяснить, как тебе удалось всё же отключиться от дрона.

Джон сглотнул. Похоже, его действительно спасло какое-то чудо. Или – особое устройство мозга. Или психики. Вероятно, как и тогда – в самый первый раз. Но…

– Ладно-ладно, лежи, Джон. – майор криво усмехнулся, – Если ты подумал, что сейчас мы начнём уговаривать тебя предоставить свой уникальный мозг в распоряжение бригады нейрохирургов ОСБ – то не беспокойся. Я им это запретил. Ну, во-всяком случае до тех пор, пока ты жив. И в нормальном сознании.

Очевидно, Джон должен был посчитать это за удачную шутку, но у него не получилось. Он слишком хорошо представлял, как и какими методами действует бригада нейрохирургов и психиатров при отделе Собственной безопасности, а говоря проще – Контрразведки. Если не помогали простые и гипно-допросы, они не стеснялись применить и старую добрую Третью Степень. То есть проще говоря – пытки!

И уж тут с тварями в белых халатах, оснащённых самыми передовыми достижениями психиатрии и анатомии, не могло бы сравниться никакое гестапо!..

– Так вот, – продолжил тем временем майор, – что конкретно ты сделал, или чем там твой мозг отличается, если отличается, сейчас не так важно. А важно то, что успело воспринять твоё сознание во время разведки. Проще говоря, я прошу тебя рассказать сейчас о твоих ощущениях, впечатлениях, ну, что там тебе показалось странным или подозрительным – своими словами. Не торопись, не волнуйся. Просто постарайся вспомнить получше. И рассказывай всё: даже мелочь может оказаться чертовски полезной!

Джон понимал, конечно, что его сейчас пристально изучают из четырёх видеокамер, расположенных по углам потолка высококвалифицированные специалисты по лжи. Да и часть проводов, подключённых к телу, наверняка не только отслеживает пульс и потоотделение. То есть – нужно постараться не врать: полиграф всё равно это засечёт.

Но вот что, и сколько из восстановленного в памяти, замеченного, и даже просто подуманного, рассказывать…

Ладно. Ведь всё равно придётся.

– Когда я вылез из модуля, сэр, меня поразила тишина. Уж больно какая-то… э-э… нарочитая: словно всех насекомых специально перебазировали… Ну, то есть – я хотел сказать – выгнали с моего пути… И когда пошёл… – Джон сам не заметил, как втянулся, и после первых слов рассказывал практически без запинки.

Майор кивал, хмурился, щурил глаза, склонял голову то к одному, то к другому плечу, но ни разу не перебил вплоть до того момента, когда Джон закончил:

… и тут я словно провалился в бездонную дыру в полу. Ну, это ощущение было такое. Всё вокруг потемнело, как в чёрной дыре. Загудело. В уши будто сирена завыла. Как от пожарной тревоги. И я словно бы – не то парил в невесомости, не то – вот именно – падал. И ещё помню, было жутко больно и страшно!

Майор провёл пальцами по простыне на матраце, на котором покоилось тело капрала. Посмотрел в пол. В стену. Губы перестали быть сжаты в тонкую нервную нить:

– Хорошо, капрал. Вы весьма наблюдательны и на редкость хладнокровны. Скажем, я, если бы увидел перед собой обнажённую доктора Тэйлор, уже точно не заметил бы, что на табличке написано «Ю Эс Синтетикс». Да, скорее всего, и никто бы не заметил.

Однако вы так и не сказали, что помогло вам отключиться от сознания дрона.

– Но сэр, я и сам не понял этого. Вернее, я даже не знал, что там работают глушилки. Я… Просто потерял сознание. Думаю, всё-таки от боли. – Джон невольно поморщился, снова вспомнив, как оно было.

– Н-да. – майор опять поводил пальцами по простыне, словно пытаясь разгладить воображаемые складки, – Не особо густо, конечно, но на безрыбье и рак рыба. Ладно, боец. Восстанавливайтесь. Лечитесь всеми доступными, – майор – Джон мог бы поспорить! – чуть заметно подмигнул, – способами. В казарму можете пока не возвращаться.

Ах, да, вот ещё что: выражаю вам очередную благодарность от лица Командования. За чёткие и продуманные действия в экстремальной ситуации. И пойду готовить рапорт. На представление вас в сержанты. Ха-ха. Шутка.

И, уже выходя, Гонсалвиш всё же бросил на Джона хитрый взгляд:

– А, может, и нет.

Но Джон готов был прозакладывать свой годовой оклад против пивной пробки, что запись их «беседы» и майор, и все остальные штатные контрразведчики и их учёные, и врачи-психоаналитики просмотрят ещё не один раз…

В квартире доктора Джоди действительно было гораздо удобней и уютней, чем в его комнате в казарме. Вот умеют же женщины привнести в расстановку казённого, вроде, инвентаря, что-то этакое… Индивидуальное! Домашнее.

С трудом заставив сознание перестать проваливаться в мягкие пучины дрёмы, Джон сладко потянулся на полутораспальной мягкой (!) постели. Повернул голову на звук булькания и шкворчания, чуть приоткрыл глаза: точно! Доктор в одной защитной майке на голое тело варила кофе, да ещё успевала на другой конфорке жарить яичницу. Явно – с беконом! И уж здесь ароматы свежей пищи не портил запах дешёвого рапсового масла и подгоревшей овсянки!

Не поворачивая головы доктор, которого он про себя уже называл «моя малышка», буркнула:

– Хватит прикидываться, что спишь, жеребец ты похотливый. Вставай и чисти зубы: завтрак готов. Нужно восстановить те силы, которые ты…

– Честно положил на алтарь служения нашей медицине!

Доктор усмехнулась, коротко на него зыркнув:

– А ты ещё и юморист. Ладно: хватит разлёживаться. Мне надо завтракать, да идти работать. Это тебе начальство разрешило отлежаться двое суток! Хотя…

Вряд ли то, что ты вчера вытворял, можно назвать «нормальным процессом рекреации организма»!

Джону стало немного стыдно. Но – только немного: самую малость! Потому что то, что «вытворял» он, ни в какое сравнение на самом деле не шло с тем, что с ним «вытворяла» его прелестная и ненасытная партнёрша! Явно не пренебрегавшая работой в зале тренажёров для гражданского персонала!

Чтоб не молчать, как идиот, восторженно пялящийся на то, что оставляла открытой «одежда» доктора, он не придумал ничего лучше, как спросить:

– А эта майка… Она же – из стандартного комплекта?

– Да. Ну и что? – в глазах доктора скользнуло что-то вроде недовольства.

Джон продолжил мысль:

– Ничего. Просто не думал, что такая… – на него уставились уже в упор, подойдя, и подбоченя крутые бёдра, и говорить пришлось быстрее, – такая ослепительная красотка наберётся смелости запихнуть божественно стройное и нежное тело в армейскую спецуху.

– А, вот ты о чём… – действительно, кожа у Джоди отличалась исключительной мягкостью и словно бархатистостью, и иногда во время этого дела она даже вскрикивала, когда Джон уж слишком усердствовал в ласках, – Нет, эта штука носится нормально. Правда, пришлось её вначале три раза постирать с умягчителем. А так она очень даже, – доктор повертела перед ним аппетитными выпуклостями, которые специально обтянула порельефней, подтянув майку со спины. Затем доктор перешла к большому зеркалу, висевшему на стене, оглядывая себя, и шевеля разными частями тела, и Джон теперь имел возможность созерцать не менее соблазнительные чуть прикрытые материей, полушария, – удобна. Во-всяком случае, смотрится куда лучше, чем дурацкие ночнушки с кружавчиками… Что, нет?

Он поспешил уверить со всеми возможными комплиментами, что очень даже – да! Да и вообще – может, стоит продолжить более близкое знакомство с этим предметом одежды, и тем, что находится под ним, а то у него после более внимательного осмотра заменителя «ночнушки» уже всё готово!

– Ну уж нет, хамло ты озабоченное. Работа – превыше удовольствий. И вообще: делу – время, потехе – час, как говаривали какие-то там древне-русские мудрецы. Час, понятно? А ты вчера перебрал как минимум лишних три-четыре. Так что – всё. Увеселенья – только вечером.