Перед грозой так пахнут розы

В Киеве стремительно набирало силу бурление дерьма, дом за домом превращая в руины центр прекраснейшего мегаполиса Европы, когда-то наречённого матерью городов русских.

А здесь, среди советской мебели и людей советской закалки – уголок непуганой совдепии.

Мы с Натой и впрямь были намного моложе остальных гостей, присутствовавших за столом.

Были здесь друзья отца – заслуженные шахтёры и металлурги. И единственная мамина близкая подруга, тоже пенсионерка. Та, что в 1992 году была первой учительницей по украинскому языку в моей школе.

Мы, молодые, особо не высовывались, ибо среди людей традиционного воспитания было не принято перебивать старших.

Только один раз позволили себе показать чувство юмора.

После основных блюд мама подала на десерт собственноручно испечённый пирог, под названием «Наточка».

Я шепнул на ухо девушке, сидящей рядом:

– Главное, чтобы будущая свекровь потом живую Наточку не ела поедом.

А она ответила таким же заговорщическим шёпотом:

– Это будет не так просто, учитывая, что между нами более восьмисот километров.

И мы засмеялись в голос.

– Больше двух говорят вслух, – с наигранной суровостью ответила мать.

А отец снисходительно ухмыльнулся: когда же, мол, ещё повеселиться, как ни в молодости.

И снова заговорили старики.

Мы их так за глаза и называли – старики.

А мать в разговорах со мной наедине называла Наташу «Твоя девочка».

А девочке, подумал я, весной 28 исполняется. Успеть бы родить первого ребёнка до тридцати, а то потом возрастёт риск выкидыша.

Впрочем, когда родному сыну весной исполняется 33, для мамы и тридцатилетние женщины – маленькие девочки.

Папа решил, что болтать без дополнительного звукового фона скучновато, и включил телевизор. По всем украинским каналам – что «Интер», что «Пятый», что «1+1», даже в мирный семейный праздник показывали драки на Майдане.

– Чорти мордуються! – с негодованием вскрикнула мать и резко щёлкнула пультом, чтобы переключить на какой-нибудь российский канал, пусть плохо, но достававший от передатчиков в соседней Ростовской области.

Там передачи были более праздничные. Улыбающиеся граждане вокруг ёлок, установленных во всех областных центрах. Фоном песня «Последний час декабря». Или «Если снежинка не растает, пока часы двенадцать бьют». И, конечно же, Путин – куда же в России без него.

Речь держал один папин знакомый, тридцать пять лет проработавший на шахте:

– Ко мне приехал на праздники однокашник по институту горного дела, который всю сознательную жизнь работает в Кузбассе. Знаешь, Володя, с чем он сравнил бучу в Киеве?

– Понятия не имею, – пожал плечами отец.

– Все эти Майданы, как ветер в тайге. Вверху шумит, а внизу не слышно.

Здесь, в глухой провинции, и впрямь отголоски из столицы не долетали. Работяги сидели на попе ровно, предаваясь обманчивому самоуспокоению. А мне-то, на хате в нескольких станциях метро от эпицентра, было очень хорошо видно и слышно.

Если маме была противна одна мысль о том, чтобы лезть в политику, то папа пытался быть в курсе событий. И теперь растерянно разводил руками:

– Что это они там ещё удумали? «Кто не скачет, тот москаль». Им что, холодно, что приходится танцевать для сугреву? Что им мешает разойтись по домам и танцевать, сколько душе угодно, в отапливаемых квартирах? Мы же уголь им исправно поставляем. В последние годы, как пришёл к власти Янукович с нашего Донбасса, производство угля даже растёт.

– Майдауны, – процедил я сквозь зубы, не выдержав и перебив отца, когда затронули больную тему, – у нас на фирме большинство сотрудников именно так их и называет.

– Счастливый человек, – вмешалась вслед за мной Ната, – у нас на фирме слово против не скажи, руководство за них горой.

– И директор тоже?

– Сапогом ему по роже. Этот в первых рядах. Лично жертвует наличку участникам шабаша. Это какая же нищета на Западенщине, что молодые пацаны, способные работать и зарабатывать, готовы ехать в Киев сопли морозить за пятьсот баксов?

– Не говори «гоп», пока не увидишь, во что впрыгнул, – высказал я свои соображения, – когда вернутся в свою Галицию и Волынь, они ещё не так попляшут оттого, что у них начнётся ломка.

– Что-то? – удивились старики.

– Ломка, – разъяснила Ната, – абстинентный синдром. После того, как поедят раздаваемые американскими эмиссарами печеньки с амфетамином.

– С метамфетамином, – поправил я, – тот же первинтин, только его не в вену ширяют, а глотают через рот.

– Откуда такие познания о наркоте? – насторожился батя.

– Мой бывший одноклассник в институте на иглу подсел, – честно ответил я, – пропал летом ноль второго года, отправившись за дозой в Георгиевку, чтобы купить подешевле. Мы с ребятами искали его тогда, и общались с такими же торчками, чтобы выйти на его след. Как оказалось позже, он попал под машину и погиб. Может, помните – Ваня Коваленко.

– Я помню, как его хоронили, – растерянно пробормотала учительница, – но не знала подробностей. Надо же, в школе такой хороший парень был.

Отец, знавший, что Наташа по работе связана с рок-музыкантами, которые часто бывают под веществами, задал нескромный вопрос в лоб:

– А в вашей нынешней компании, случайно, нет таких корешей?

Наталья ответила за меня:

– В вену, слава Богу, никто не употребляет. Травку многие покуривают, в свободное от работы время. Я и сама когда-то из любопытства… ой, спалилась!

– Не так важно, что у человека в прошлом, – примирительно заметила мама, – как важно, что он в настоящем представляет из себя. Сынок, ты со мной согласен?

– Конечно, да, – ответил я, и напряжение разрядилось.

* * *

Мы ухитрились всеми правдами и неправдами втиснуться в жуткую очередь в ЗАГС – день свадьбы назначили всего через 32 дня после подачи заявления, хотя там в порядке вещей период ожидания раза в два больше. Спешка была вызвана желанием совместить гражданскую регистрацию и венчание в один день до великого поста. По правде, мы прохладно относились к юридическим формальностям, и нам хватило бы одного венчания. Гражданскую регистрацию мы между собой называли не иначе как «легализация секса». Но даже если священник – двоюродный брат жениха, он – человек подчинённый и против канонов не пойдёт, не станет брать на себя ответственность за венчание незарегистрированной пары.

Катилась в тартарары страна, мнившая себя великой, но мы ничего вокруг не замечали, с головой окунувшись в радостные хлопоты. Период, оставшийся для подготовки к самому светлому дню жизни, и впрямь был маловат. Но молодым карьеристам не привыкать торопиться. И рискованные решения принимать тоже не впервой. А ведь был риск, что работодатель навстречу не пойдёт, с отгулом в день «Икс» и отпуском на медовый месяц. Но мы рискнули и выиграли. Мы хотели взять полный годовой отпуск, 28 календарных дней. Начальство хотело ограничить нас двумя неделями. В результате пришли к разумному компромиссу – три недели. Узнав от Натальи по телефону, что её руководство согласилось на те же условия, я развернул машину на ближайшем перекрёстке, и поехал не домой, а в турагентство, чтобы заказать отдых в Италии. На все три недели.

Торжественный день был распланирован довольно жёстко. Даже географические координаты мест, что нужно было посетить, выбирались из расчёта сокращения времени.