Сжав зубы, Тимофей что есть сил терпел, пытаясь не проронить ни звука. Хотелось взвыть, оттолкнуть в сторону дядьку или хотя бы застонать. Но рядом были его драгуны. Дюжина пар глаз внимательно смотрела на своего командира. Да и сновавшие, перетаскивавшие тела и брошенное трофейное оружие люди из других отделений эскадрона и егеря бросали на них свои любопытные взгляды.
Тимофей держался.
– Тихо, тихо, тихо, во-от, ещё чуть-чуть, – проговорил негромко Кошелев, продолжая стягивать края раны. – А теперь ещё петельку здесь затянем. Режь под самый узелок. – Он кивнул Блохину. – Осторожнее ты, таким-то клинком орудовать! – шикнул драгун. – Иголкой он, значится, ткнуть боится, а кинжалом, как абрек, орудует! Вот так, во-от, хорошо. – И Кошелев с любовью оглядел свою работу. – Ровно. Чего теперь, опять, что ли, рану нужно пролить?
– Проливай, Васильевич, – сказал Тимофей. – Не жалей чачу. Крепкое хмельное – это первый помощник в таком деле, чтобы потом не загноилось.
Лёгкое пощипывание от ожога спиртным было уже несравнимо с только что пережитой болью, и Гончаров даже не поморщился.
– Туда, в тенёк всех укладывайте! – крикнул Копорский и, подойдя ближе, принюхался. – Вы чего это тут, никак крепкое пьёте?
– Чачей рану пролили, вашблагородие, – встав на ноги, доложился Тимофей. – Виноват, что в таком виде, сейчас мундир натяну. – И потянулся за лежавшей на камнях одеждой.
– Не спеши, – проговорил подпоручик. – Заштопай его сначала или вон Блохину лучше дай, пусть он от крови в ручье застирает. Да-а, капитан Огнев недоволен будет, половину ведь отделения Ступкина тут положили. – Он кивнул на уложенные в ряд тела. – Если бы вы не подоспели по верху, вся дюжина бы тут лежала, да к тому же без голов. Ещё и трое раненых у нас во главе с унтер-офицером. Почитай что и нет больше второго отделения.
– Да вы-то тут не виноваты, господин подпоручик, – вздохнув, проговорил Гончаров. – Место уж больно удобное для засады, могли бы и всю колонну запросто обстрелять или камнями побить. А за ребят мы хорошо кровь этих взяли. – Он кивнул на вытаскивавших к дороге тела горцев егерей. – Там ещё ближе к завалу девятерых сверху сбили. Так и остались они лежать с ружьями.
– Начальство, начальство идёт! – послышались крики. И Копорский вытянул шею.
– Ах ты ж, с Огневым и сам наш полковник сюда следует! Гончаров, Блохин, а ну-ка скройтесь отсюда! Вон к ручью лучше, к самым кустам перебегите. А то вид у вас…
Тимофей, морщась от боли, застирывал исподнюю рубаху, а Лёнька вовсю тёр кровавое пятно на его фрачной светло-зелёного цвета куртке.
– Господин полковник, головной дозор принял бой с двумя сотнями горцев! – донеслось от дороги. – Пытались нас окружить, пленить или уничтожить. Своими силами неприятель был обращён в бегство. На месте боя найдено две дюжины тел противника. Подобрано полтора десятка мушкетов и много холодного оружия. Взвод потерял шестерых драгунов убитыми и четверых ранеными, один из которых уже вернулся в строй.
Лёнька бросил мокрый мундир на камни и перебежал от русла ручья вверх.
– Ребяток смотрят убитых, а теперь трупы татар, – комментировал он, прячась за валуном. – А вот теперь уже ружья и сабли трофейные. Вроде не гневаются. Ну всё, кажись, пронесло, уходят.
– Хватит там уже таращиться, помощник, блин! – проворчал Гончаров. – Коли сам вызвался, так давай застираем быстрей, да я всё сушиться на камнях разложу. До вечера если не просохнет, потом от холода заколею. Меня и так чего-то сильно знобит.
– А это потому, что ты крови много потерял, – проговорил, сбежав к ручью, Лёнька. – Рана не сказать чтобы уж и шибко большая, но, видать, жилу какую-то всё же перебило. Хорошо хоть, не главную, а то бы совсем кровью истёк.
Примерно через пару часов солдаты расчистили от завала дорогу, и колонна прошла через теснину. До вечера оставалось уже недолго, и генерал Небольсин повелел разбивать лагерь в небольшой долине у ручья. Пехотные колонны протопали по дороге и рассыпались по окрестностям. Вскоре сюда же подтянулся обоз с пушками. Телеги, фуры и орудия выставили прямо на дороге. Выпряженных лошадей разместили у ручья в боковом ущелье. Солдаты сновали по долинке, разыскивая топливо для костров. Деревьев тут было мало, и скоро вырубили подчистую весь кустарник. В сумеречное небо потянулись дымы многочисленных костерков.
– Егерям из пятнадцатого их превосходительство повелел все скалы вокруг лагеря проверить, – рассказывал обрубавший сушняк Чанов. – Первый эскадрон и агеевских казаков дорогу вперёд разведать послал и двойными караулами повелел стеречься. Да-а, не больно-то тут хорошее место для ночлега, вокруг одни лишь скалы, а долинка так себе, совсем тесная. И так-то ночью в горах холодина, а тут ещё и от воды будет студить. Попробуй ты кострами обогрейся. Чего это, дрова, что ли?! – Он пнул срубленные хлипкие стволики. – Тут даже и деревьев-то хороших в округе нет. Не наросли большие на голом камне.
Тимофею было холодно, вроде и мундир просох, и шинелькой сверху прикрылся, но тело била дрожь.
– Иванович, твоя это, – сказал Кошелев и накинул на него сверху бурку. – Надевай, надевай, ну чего топорщишься! Трофейная, с того самого горца, которого ты напоследок на скалах сбил. И ничего не говори даже! – остановил он вскинувшегося было Тимофея. – Так общество всё наше постановило. Твой трофей это по праву, тут и говорить нечего. И вот ещё. – Драгун протянул хороший, достаточно новый пистоль. – Наш, драгунский, офицерский при нём ещё был. Неужто же Гераська да вдруг мимо пройдёт. Ты-то сам любитель такого. Папаха ещё белая к этой бурке идёт, ну а уж сабельку с богатыми ножнами мы господину подпоручику отдали. Чай, не осерчаешь за такое?
– Да нет конечно, – произнёс с улыбкой Тимофей. – Спасибо вам, братцы. Благодарствую.
– Носи, Иванович, носи, – послышалось от сидевших вокруг костра драгун.
– Только с шапкой-то осторожнее ночью, а не то в темноте караул ненароком за горца примет, – пробурчал Герасим.
– А то он и сам не знает. – Сидевший рядом Чанов толкнул Рябого. – Чай унтер-офицер цельный, а не ты – голь перекатная.
Антонов отмахнулся и, взяв опустевший котёл, под смех товарищей пошёл от костра к ручью.
– Обидчивый, – заметил, кивнув ему вслед, Лёнька. – А чего на шутки своих обижаться-то? Тимох, дай шапку поносить? – И натянул себе на голову мохнатую папаху. – Ох и пышная же, белая, только старшины татарские такую таскают на башке. У всех остальных-то они чёрные. Видать, подханка какого-то ты пулей сбил.
Тело вскоре согрелось, и дрожь унялась. Тимофей привалился к камню и, слушая разговоры товарищей, начал клевать носом.
– Спи, спи, уже. – Лёнька натянул ему на голову папаху и расправил на ногах бурку. Где-то перекрикивались караульные, слышалось ржание лошадей, покрикивала со скал ночная птица. Тимофей засыпал под такой уже привычный шум военного лагеря.
Глава 4. Аул Гахраман-бека
– Задача у нас всё та же, – стоя перед строем, пояснял подпоручик. – Ближняя разведка дороги перед прохождением колонны. Дальним дозором проскакивают казаки Агеева. Мы же идём головным прямо перед основным войском. Только теперь уже следуем всем взводом вместе, братцы, а в войсковом авангарде за нами едут оба наших эскадрона. Держимся настороже, сами знаете, через пару суток поворот к Нухе будет. От шекинских мятежников после вчерашнего теперь всяких неприятностей можно ждать. Да, и последнее, второе отделение у нас почитай, что всё выбито, командир его с простреленной ногой в лазарет положен. Трое уцелевших драгунов на время распределяются по оставшимся отделениям. В первое к младшему унтер-офицеру Гончарову переходит Кузнецов Илья. В третье к Плужину Дерюгин Фома и Стогов Афанасий. Всё, взвод, разойдись! Обихаживаем и седлаем коней!
– И так цельная дюжина в отделении, куда ещё одного нахлебника сунули, – топая к загону с лошадьми, традиционно ворчал Герасим.
– Обращаешься давно с ним? – поинтересовался, кивнув на штуцер, у переведённого драгуна Гончаров.
– Да с полгода как выдали. – Тот пожал плечами, идя рядом. – Как на Баку с князем Цициановым выходить, как раз ведь тогда обоз из Тифлиса пришёл. Ну, вот с ним мой штуцер и привезли.
– В бою стрелять приходилось из него? – полюбопытствовал Лёнька. – А то учения – это одно, а вот когда горячее дело – совсем другое.
– Да вот только вчерась, когда татары нас зажали, пуль семь точно из него выпустил, – проговорил Кузнецов.
– И как, попал? – всё не унимался со своими вопросами Блохин.
– В двоих точно попал, – уверенно ответил Илья. – А вот за остальные пули не скажу. Там ведь не до счёту тогда было. Со всех сторон по нам палили басурмане. Галдят, орут что-то по-своему, по камням прыгают. Жуть! Еремей Потапович кричит: «Стреляйте, братцы, стреляйте чаще!» А как же чаще, когда тут винтовальный ствол? Его и в покое-то не быстро зарядишь, а уж когда лёжа, да ещё и за камнями прячась, так и вообще перезарядка шибко мудрёная.
– Да-а, досталось вам вчера, – со вздохом заметил, подходя к своей кобыле, Гончаров. – Молодцы, устояли, если бы чуть-чуть слабину дали, всем бы татары горло перерезали, вряд ли кого в плен по скалам потащили. Айда, айда, моя хорошая! – Тимофей достал сухарь и сунул его подошедшей Чайке. Пока она его хрумкала, он достал их сумы щётку со скребком и начал традиционную, положенную каждой строевой лошади чистку. – Сейчас тебя почищу, воды попьёшь, овса ещё задам, а там и поедем уже совсем скоро, – разговаривал он с кобылой. – Застоялась ты, небось, в такой-то вот теснине? Ну всё-всё, не шали, давай-ка теперь правый бочок. – И начал обихаживать её с другой стороны.
Взвод уже третий час медленно ехал по горной дороге. Драгуны держались настороже, у всех в руках были ружья, приведённые к бою. Неприятеля видно не было, похоже, после вчерашнего боя он отошёл в горы.
– Пётр Сергеевич, вроде знакомые места, – оглядывая скалы, проговорил Гончаров. – Вон там выше, за камнями, та расщелина должна быть, где мы с вами прятались после побега. Значит, ещё версты три хода – и речка, а там и поворот на наш аул будет.
– Тебе виднее, Тимофей, – произнёс подпоручик. – Я тогда после ямы не очень-то и в себе был. Сергей Иванович сказал, что их превосходительство одобрил заход в селение, так что навестим знакомцев. Как сам думаешь, рады нам будут?
– Сомневаюсь, – хмыкнул унтер-офицер.
Из-за дальнего поворота дороги выскочило несколько всадников. Подпоручик приказал спешиться и приготовиться к бою. Пока коноводы отводили лошадей, два десятка драгунов заняли оборону.
– Свои! Свои! – послышались крики от подъезжавших.
– Не стрелять! Курки на ружьях опустить, казаки едут! – крикнул Копорский и выскочил из-за придорожного валуна на дорогу.
– Вашблагородие, там за рекой у дороги татарва залегла! – доложился казачий урядник. – Сотни полторы-две их всего где-то. По нам шибко пуляют. Есаул приказал скорее к генералу с вестью скакать. Туда бы пару пушек выкатить и картечью вдарить, басурмане тогда, как воробьи, все прочь унесутся. А то если через реку пойдём, пострелять с того берега могут.
– Понял, скачите к командующему, – сказал, кивнув, Копорский. – Взвод, в сёдла! Рысью за мной марш! – И драгуны поспешили к месту перестрелки.
Через пару вёрст езды издали долетел грохот выстрелов. Спешившись, взвод перебежал ближе к реке. Залёгшие за камнями казаки изредка высовывали свои короткоствольные карабины и палили как в белый свет, особо не целясь.
– Есаул Мащенко Павел Дмитриевич, – представился невысокий пожилой казак. – На броде нас подловили. – Он показал на лежавшие у воды два человеческих тела и убитую лошадь. – Ещё одного течение вниз унесло. Переходить речку было начали, а эти давай палить. Ещё двоих раненых вон за тот утёс оттащили. – Казак махнул рукой в сторону скалы. – И ведь до поры до времени вообще никого на том берегу видно не было. Как мыши тихо за камнями сидели.