Драгун. За храбрость!

– Обойти их никак не возможно? – спросил, оглядывая подступы к реке, подпоручик.

– Не-ет, куда там! – Есаул отмахнулся. – Я пару десятков послал в обе стороны разведать. Говорят, теснина по нашему берегу, течение такое, что любого с ног собьёт, и скалы со всех сторон отвесные, только здесь вот и переходить реку. А как, если тут эти засели? – Он кивнул в сторону мелькавших на противоположном берегу горцев. – Нет, ну можно, конечно, целую колонну погнать, только вот людей много потеряем. Быстро-то реку никак не перебежишь, а эти как сумасшедшие палят. Сотни полторы, ну, может, две от силы, но уж больно они ярые.

– Да-а, «на ура» их, пожалуй, не возьмёшь, – проговорил с досадой Копорский. – У них тут аул неподалёку большой. Вот они здесь и засели, чтобы к нему не допустить. Ладно, скоро начальство пожалует, решит, что с ними делать. А мы им пока тут пыл охладим, а то больно дерзкие. Уже и не прячась вон, совсем в открытую палят. Взвод, слушай мою команду! – крикнул он, обернувшись. – Рассредоточиться у брода! Огонь по своему прицелу и сноровке. Сбейте с бородачей пыл, братцы!

Тимофей с Лёнькой перебежали открытое место и нырнули за лежащий на обочине огромный камень. Здесь уже сидели три казака. Один возился с зарядкой короткоствольного ружья, другой стирал тряпкой кровь с лица привалившемуся спиной к камню товарищу.

– Двиньтесь, станичники! – прокричал Лёнька, чуть оттолкнув того, что сидел с карабином. – Много ты с этого коротыша настреляешь! – И высунув ствол, замер.

– Бам! – грохнул выстрел, и облачко сгоревшего пороха отнесло в сторону.

– Е-есть один, – удовлетворённо пробормотал стрелок.

– Чего это у него? – спросил казака с тряпкой Гончаров.

– Да крошкой каменной посекло, – ответил тот. – С кармультуков бьют, голову не высунешь. Вона как Стенька долго целил, пуля в камень рядом угодила – и ага.

– Да ладно, ничего, главное, не в башку, – пробасил казак. – Хватит ужо, Маркел, кровь сбил, и будя. А вы поберегитесь, метко стреляют басурмане, – обратился он к Гончарову.

– Побережёмся, – хмыкнул тот и оттёр плечом Блохина. – Дай-ка, чуток в сторонку сместись, а то пока ты перезарядишься. «До цели шагов двести или метров сто пятьдесят, – рассчитал он навскидку расстояние. – По меркам этого времени не очень-то и лёгкая дистанция для стрельбы из гладкого ствола, да ещё и кавалерийского, укороченного. Ну да зато и заряжать такой проще. Ничего, повоюем». И Тимофей, поймав в прицел фигуру стоявшего открыто горца, спустил курок. Видно, пуля пролетела рядом или чиркнула, и он резко отшатнулся.

– Ничего, сейчас пристреляемся, – проворчал Гончаров, подмигнув сидевшему с коротышом молодому казаку. – Главное в нашем деле это что?

– Целить лучше? – Тот пожал плечами.

– Не-ет, – заталкивая шомполом пулю и усмехаясь, ответил Тимофей. – Главное, чтобы каптенармус много не воровал и чтобы интендантские сухари без плесени из куля насыпали. А хорошо целить и любой дурак научится. – Взведя курок, он опять высунулся из-за камня. – Какой же ты неуёмный у нас, – пробормотал он, совмещая мушку на середине фигуры всё того же горца. – Ничего-о, сейчас научим. – И, замерев на полувдохе, плавно потянул спусковой крючок. Грохнул выстрел, приклад толкнул плечо, а горец, согнувшись, упал на камни.

– Во-от, один готов, – удовлетворённо протянул Гончаров. – Долго тебе ещё? – задал он вопрос Блохину.

– Разок стрельнёшь ещё, – ответил тот, стукая молоточком по шомполу. – Чуток осталось дожать.

Тимофей перезарядил мушкет и опять выпустил пулю. Горцы, наученные горьким опытом, уже держались более осторожно. Стоявших в открытую не было, и твёрдо определить, попал или нет, он уже не мог.

– А вот теперь дай я, – проговорил Лёнька, протискиваясь сбоку. – Ух ты, у самой реки-то уже всех посбивали! Ла-адно. Вот этого, что с самого края притулился, теперяча снимем. Есть! – воскликнул драгун после выстрела.

Вскоре ответный огонь с противоположного берега стих. Только изредка, показывая, что держат оборону, били ружья горцев да грохали им в ответ мушкеты и штуцера драгун.

– Прижали вы их, – высунувшись из-за камня, проговорил казак с посечённым лицом. – Дюжины две битых вижу, валяются. Не зря драгуны хлеб едят. Начальство? – Он указал на унтерские галуны Тимофея. – Медалия есть. Ну-ну. Бывалый, хоть и молодой. Урядник Харин Степан, – пробасил он, оглядывая кавалериста.

– Гончаров Тимофей, Нарвский драгунский полк, – представился тот.

– Чего дальше, так и будем до ночи теперь постреливать? – спросил его казак. – Эти, похоже, не собираются отсюда тикать. Стойкие.

– Колонна подойдет, и собьём их, не удержатся, – пожав плечами, ответил драгун. – На Баку и Нуху одна только здесь дорога, никак их стороной не обойдёшь. Как только пушки подкатят, под их прикрытием реку перемахнём.

– Ну да, ежели с пушками, тогда конечно, – важно протянул урядник. – Тогда эти точно не устоят. Пожевать есть чего?

– Сухари в седельных сумах остались, с собой только боевой припас, – проговорил, хлопнув по лядунке, Блохин. – Да и того часа через два не останется, ежели наши медлить будут. У кого мушкеты, те, небось, уже треть патронов расстреляли.

– Не-е, сухари не надо, с них потом жажда замучит, – произнёс, покачав головой, Харин. – Водица-то, вон она, совсем рядом, а не попьёшь.

Около часа ещё шла вялая перестрелка. Горцы оживились, только когда с западной стороны по дороге начали вытягиваться к реке основные силы русских. Но к драгунам уже присоединились егеря, и стрелки быстро прижали их огнём. Затем показались упряжки с орудиями. Прислуга отцепила от передков две пушки, артиллеристы деловито подкатили их ближе и ударили по противоположному берегу дальней картечью. Тяжёлые свинцовые шарики били по камням, с визгом от них рикошетили, разрывали лежавшие тела, изредка находили и живую плоть. Каждая из пушек сделала по десятку выстрелов, и стоявший со свитой у орудий генерал махнул рукой. Две роты Троицкого полка пробежали по дороге и вступили на брод.

– Вперёд, вперёд, братцы! Не робей! – прокричал бежавший с саблей наголо майор. – На штык их, злыдней! Коли-и!

Сильное течение не давало пехотинцам быстро перемахнуть через реку, и выскочившие из-за камней горцы принялись снова палить.

– Огонь! Прижмите их! – Полковник Бомбель сам выбежал к прибрежным камням, командуя стрелками. – Бей, братцы, помогай колонне!

Тимофей, выскочив из-за камня, стрелял из своего мушкета поверх голов пехотинцев. Следить, попал или нет, времени не было, главным сейчас был постоянный плотный огонь.

Наконец роты выбежали на противоположный берег и в яростном штыковом бою опрокинули горцев.

– Коноводам подать коней! Эскадрон, в сёдла! – донёсся крик капитана. Тимофей перезарядил мушкет и выскочил к дороге. Впереди всех бежал с Чайкой и Лёнькиной Мартой молодой Емеля. – Сюда, сюда, Емелька! Быстрей! – Друзья подхватили поводья и перекинули их кобылам на спину. Левая нога в стремя – и Гончаров, взметнувшись, взлетел в седло.

– Атака! Атака! – выдувал сигнал эскадронный трубач.

– Аллюр рысью! За мной! – послышался крик Огнева.

– Но, милая, пошла! – Тимофей дал шенкелей Чайке, и она вошла в реку. Вот и противоположный берег, впереди был только капитан, трубач и пара драгунов из другого взвода. Ещё дальше виднелись фигурки пехотинцев, преследовавших убегавших горцев.

– Но-о! Но-о! – понукал Чайку Тимофей, и она, выскочив на приличную дорогу, ускорилась. Вот за его спиной уже трубач и пара рядовых драгунов, теперь Гончаров скакал вровень с командиром эскадрона.

– В сторону! Сшибу! – проревел капитан, и несколько пехотинцев отскочили, освобождая дорогу.

Выхватив из ножен саблю, Тимофей крутанул её в руке.

– Э-эх-х! – Клинок рубанул по плечу шарахнувшегося в сторону шекинца. – Э-эх-х! – И с проносом рассёк лохматую шапку вместе с головой второму.

Большинство горцев разбежались в стороны, но некоторые так и продолжали нестись в сторону аула по дороге. Всех их посекла русская кавалерия. Драгуны и казаки подскочили к аулу, с ходу порубили метавшийся десяток местных с ружьями и понеслись по узким улицам. Всюду хлопали выстрелы, слышались крики и ржание коней. Боевая горячка начала постепенно отпускать, и к двору бека Тимофей подъехал уже с «холодной головой». Двое стоявших у ворот мужчин сняли шапки и, прижав к груди руки, склонили головы. Перед ними на земле лежали их сабли и ружья.

– Гахраман-бек где?! – проговорил зло драгун, поигрывая клинком в красных разводах.

– Sahibi yoxdur. Iki h?ft? ?vv?l Nuxada xanin yanina getdim[3 - Хозяина нет. Две недели как уехал к хану в Нуху (азерб.).], – проговорил, испуганно глядя на саблю, горец. – Нуха, Нуха. – И махнул рукой в сторону гор.

– Говорит, что в Нуху к хану уехал, – пояснил подъехавшему Копорскому Гончаров. – А эти, видать, за хозяйством приглядывают.

– Открывай. – Подпоручик указал на ворота. – Не боись, если крови наших людей на руках нет, то не тронем. Молодцы, не бросили всё, не убежали, как остальные. Значит, честные воины.

– Открывай, открывай. – Унтер-офицер показал саблей на ворота. Охранники, как видно, поняли, что от них хотят, и распахнули обе створки.

– Оружие этих заберите. – Тимофей кивнул Калюкину и заехал вслед за Копорским внутрь двора. Не успели они ещё с подпоручиком спешиться, как к ним подбежали два подростка и взяли под уздцы лошадей. Местные власть уважали, любую, и всегда тонко чувствовали, кто теперь здесь хозяин.

– Джамаль где? Толмач, толмач Джамаль? – проговорил Тимофей.

Из дома во двор выбежал пожилой мужчина и, всё время кланяясь, приблизился к русским.

– Где Джамаль?! – повторил Гончаров.