Так и есть. Книга вторая

– Я уже. Но Вы опоздали, там до 11:25 прием.

– Вы что-то путаете, прием с 11:28 до 11:53!

– Чего?! – пришла очередь Темы оторопеть.

– Ничего! Понабредут по объявлению, – вдруг снова рассердилась девчонка и юрко шмыгнула за спину Теме, в дверной проем, мрачно хлопнув за собой дверью.

Щелкнул замок и юноша остался один на один с запертым входом в странную контору.

Он не мог не обратить внимания, что теперь здесь висит другое объявление, распечатанное на каком-то древнем матричном принтере или печатной машинке.

«Рэгистрация Путников состоится сейчас. Просьба нэ опаздывать, у нас будэт только 25 минут, начало в 11—28. Данноэ объявлэниэ послэднээ, повторов нэ будэт. Это нэ шутка».

Чуть ниже стояла подпись от руки:

З. С. Атауальпа

Тема дернул дверь на себя. Никакого результата.

Дернул сильнее. Бесполезно.

Постучал. Сперва аккуратно, пару раз, костяшками пальцев. Потом двинул ногой. Ноль реакции.

– Эй, студент, ты чего буянишь? – раздался вдруг сзади знакомый голос.

Тема обернулся и почувствовал, что быстро трезвеет.

Потому что перед крылечком, на котором он так стратегически невыгодно сейчас расположился, стояла вчерашняя троица.

А чуть дальше за ними у забора сидел здоровенный черный кот и ехидно таращился на него. Мол, что теперь делать будешь, когда не попадают под ноги добрые беззащитые старушки?

Память снова услужливо подбросила достойную момента мысль. На сей раз она прозвучала как: «Велик Арбат, а отступать некуда. За мною дверь. Впереди…»

Что там «впереди» он придумать не успел, потому что старый знакомый шагнул к крылечку и Тема понял – теперь ему точно крышка. Хулиган имел весьма внушительные габариты, но самым страшным почему-то показалось не это.

Теперь Тема разглядел двух остальных.

Один был азиатом. Невысоким, поджарым и собранным, как сжатая пружина, готовая вот-вот распрямиться. Левую половину лица его покрывала причудливая татуировка. Такие не делают гопники из Северного Бутово, да и в Бирюлево этот стиль не в тренде. Сложный, расходящийся лучами от выбритого над ухом виска, узор наподобие паутины волнообразных линий, нанесенных с непонятной, но угадываемой и почему-то пугающей закономерностью. Особенно больно резали глаз его неправдоподобно светлые для азиата волосы. Почему-то было понятно, что это не краска, а природный цвет.

Второй был чернокожим. Афроамериканцем, как сейчас принято говорить. Или афророссиянином. Он был огромный, метра два ростом и килограмм сто пятьдесят весом. Ну или сто двадцать. Но точно – невероятно тяжелым. Он был большим, очень большим. И он не был пузатым ленивым обжорой. Это тело заключало в себе сто двадцать (или сто пятьдесят) килограмм живого мяса, огромных крепких мускулов, которые бугрились под одеждой так, что, казалось, стоит гиганту слегка напрячься – и отлетят пуговицы, и рукава полопаются по швам.

Все трое были выряжены в дорогие костюмы. С галстуками-бабочками. Почему-то Тему особенно возмутили эти пижонские галстуки-бабочки. И именно поэтому он вдруг решился на то, чего никогда в жизни в любых других условиях не сделал бы.

Он прыгнул на главаря и, что есть мочи, влепил ему кулаком в голову. Тут же сообразительно добавил ногой в промежность. И больно хлопнулся ушибленной вчера стороной лица оземь.

Уже лежа на мокром от дождя асфальте, Тема понял, что ни кулак, ни нога его не достигли цели. Удары были легко блокированы, а после хулиган сам провел какой-то молниеносный прием, прижав его к земле.

От обиды Тема зарычал и забился в конвульсии бессильной злости.

– Спокуха на лице! – вдруг повелительно раздался откуда-то сверху вполне жизнерадостный голос. – Не суетись, студент.

Очень нелегко контролировать себя, лежа в унизительной позе практически посреди лужи, когда чья-то рука держит твою кисть в болевом изломе, а чье-то колено вдобавок неподъемной глыбой давит тебе между лопаток. Поэтому «не суетиться» было выше его сил. Впрочем, пользы от попыток вырваться, извиваясь ужом на асфальте, также не было никакой – стоило обидчику чуть сильнее надавить на него, крепче сжав при этом заломанную кисть, как Тема вновь зарычал, но присмирел.

С ужасом он смотрел на приближающиеся две пары ног в одинаковых брюках и одинаковых кожаных туфлях явно эксклюзивного пошива.

Та нога, что побольше, полетела навстречу его лицу…

Тема зажмурился и сжался.

…мысок туфли легонько пнул его в плечо и сочный низкий бас монотонно-раскатисто прогудел:

– Вставай блят разлегса. Двасать тры минуты асталса.

Вместо первой главы: Learning[1 - Этап функционирования нейронной сети, в процессе которого на ее вход поочередно поступают данные из обучающего набора с целью корректировки весовых коэффициентов синаптических связей для получения наиболее адекватного сигнала на выходе нейронной сети.]

Жарко и воздуха не хватает.

Самой природой изобретена эта жуткая пытка: бег в анаэробной зоне. Организму не хватает кислорода, пульс учащается, а тело пытается игнорировать рост уровня молочной кислоты в крови, являющийся прямым следствием мощной выработки энергии при невозможности своевременно утилизировать образующиеся побочные продукты. Возможно, на языке биохимии это и звучит примерно так, но на языке тела это просто ужасная и постоянно усиливающаяся мука.

Лучшее решение в такой ситуации – сбавить бег, позволить организму нормализовать бурлящие в нем процессы и перейти в штатный режим жизнедеятельности. Так поступают неспортивные ученики на уроках физкультуры, так поступают спортсмены-любители, когда понимают, что взяли слишком высокий темп, так поступают любые разумные люди. Даже если за тобой гонится сильный голодный хищник, рано или поздно биология возьмет свое: висцеральный мозг, озабоченный исключительно поддержкой правильного функционирования всех систем в организме, отдаст телу приказ, и хочешь-не хочешь, но ты остановишься.

Поэтому еще большая пытка – волевым усилием преодолеть безусловный приказ лимбической системы мозга и продолжить движение.

Потому что речь идет не о самосохранении.

Задача – спасти человечество. Умереть разрешается, но нарушить приказ – никогда!

На плечи давит огромная масса металла. Винтовка, пулемет, гранатомет. Боеприпасы и бронежилет. От этого еще тяжелее бежится и дышится.

Говорят, в средние века пыточные комнаты устраивали в подвалах не только для того, чтобы заглушить вопли истязаемых бедолаг. Крики и стоны – беда невеликая. В те времена нравы были столь же просты, сколь и суровы, поэтому некоторый дополнительный шум, создаваемый в таких помещениях, не смущал простого обывателя. Дело было в другом: мрачная обстановка действовала так угнетающе, что человек ломался психологически еще не дойдя до камеры – узкое темное пространство, затхлый воздух сырого коридора, сложенного из больших камней и страх никогда не вернуться назад, к свежему воздуху и солнечному свету, разом превращали бедную жертву в дрожащее, подавленное и готовое на любой самооговор существо.

Поэтому пытка бегом с отягощением усиливается фактором коридоров и сопутствующей им клаустрофобии.

Приходится бежать по неизвестному маршруту по узким жутким проходам и слышать только жуткие стоны, иногда доносящиеся откуда-то из глубин каменной тверди.

А еще эти твари, каждая из которых метит в тебя. Зубами, когтями, струей яда или своим автоматическим оружием…

Раздается грохот и вдруг в глаза ударяет солнце.

Глаза мгновенно адаптируются к свету, но увиденное ослепляет.

Мир совсем не такой, каким был всегда.

Он неизмеримо прекраснее всего, что когда-либо доводилось видеть. В нем много людей и машин. В нем есть солнечный свет и зелень деревьев.

И в нем тоже есть твари.

Навстречу друг за другом несутся два черных автомобиля, набитых вооруженными целями. Встроенный детектор мгновенно определяет угрозу и уровень агрессии пассажиров.