Возвращение в Атлантиду

– Давай уж, иди, – хлопнула Элла его по спине, – да приходи скорей, скучно без тебя.

Колосок пошагал по жёлтой дороге, переходя через аккуратные мостки там, где камни расходились перед небольшими, в локоть или два, трещинками. В голове строились планы, вспыхивали лица Дедала, Стерона, отца, Эллы, вставали размытые картины предполагаемых деталей механизмов, воображение накладывало на это месиво радужный флёр красот Страны Снов, не желая мириться с осознаваемой разумом сложностью затеи.

Но куда уйдешь без мечты там, где тебя окружают скалы да кипящее море вокруг, а родная земля уходит из-под ног? Куда без веры в светлое будущее там, где пепел сгоревших недр грозится заменить собою золотистые лучи на приветливом голубом небе? Расчёт и бесстрастная сухая логика не даёт поблажек в расчётах на выживание человека разумного и его народа. Однако не будь они ведомы верой и силой духа – человек ещё рассчитывал бы правильный угол удара кресала по кремню.

Отцовский дворец проявился вдали зеленовато-призрачной аурой над башнями, когда принца остановил царский посланец. Запыхавшись, он склонился перед Колоском и подал ему слабой рукой царский указ.

Колосок развернул свиток, пропустил официальную шапку, вырисованную красными чернилами, глянул на сам текст.

«Настоящим повелеваю образовать опытное строительство корабля для возможного расследования безопасных земель для…»

Дальше Колосок читать не стал, усмехнулся себе: отец пытается сохранить спокойствие и всё еще боится осознать неизбежное. Формулировки слишком обтекаемы, несвойственны для него, словно за плечом стоял дипломат капи. Но это неважно. Кто распорядитель? Колосок глянул в конец свитка. «Царевич Прометий». Спасибо, папа. Я знаю, сколького тебе это стоило…

– Блага тебе!

Посланец умчался, а Колосок постоял минуту посреди небольшого бора, легко колышущего ветвями. Он добился своего, и теперь, только теперь мурашки пробежали холодными иголочками по спине. Ты хоть понимаешь, что ты затеял, Колосок? Понимаешь, что затеял?

Колосок мотнул головой, сбросив навалившуюся мысль, и упрямо зашагал по направлению к дворцу.

Отступление шестое, 9211 лет до рождества Христова

Ар в одной набедренной повязке и бандане из щучьей чешуи на голове устало брёл по зеленому месиву скользких стеблей и листьев, отмахиваясь от назойливых мух, что налетали сослепу на грудь Ара и падали на зелёный мох. Саванна была недавно обильно полита дождём, воздух был влажный, словно дождь продолжал мелкими каплями висеть в воздухе взвесью. Ар знал – сейчас Солнце взойдёт выше, водяная взвесь превратится в пар, и идти будет почти невозможно. Поэтому Ар смотрел по сторонам, тыкал длинной прямой палкой в кусты, стараясь разглядеть безопасное место для отдыха.

Ару повезло – за два дня ни один хищник не добрался своими зубами до его горла. А это теперь, когда он изгнан из племени, было несложно – беры, племя Ара, не было охотничьим, и взять с собой острый кусок обсидиана ему позволено не было – они и так дорого доставались.

Беры были племенем рыболовов. Ар хорошо ловил рыбу, он знал, где она живёт и как скрывается, знал, что ловить лучше во время дождя и знал, как ставить силки. Племя не ходило далеко – лишь от одного места, где рыба давалась в руки, до другого. Между саваннами – далёкой и близкой – лежала большая река, окружённая топкими, по колено, болотами. Где-то там, откуда дули ветры, река распадалась на много рек, но там жили другие племена, и Ара с сотоварищами выгнали бы палками за бесцеремонное вторжение.

Ара ценили… Однажды он кинул в воду острую палку, и она вонзилась в бок метровой щуки. Так не мог никто. Поэтому, несмотря на то, что Ар был болен, ему оказывалась помощь, ему давали хорошие куски с рассыпчатой икрой, женщины не обходили его взгляды вниманием. Но детей от него рожать опасались, боялись, что болезнь перейдёт и к ним, и Ар жил под шкурой один, словно дряхлый старик.

Болезнь Ара заключалась в том, что он издавал горлом и губами странные звуки. Это были не хриплые выкрикивания или короткие слоги речи беров. Длинные, постоянно меняющие тональность, имевшие разную длительность, эти звуки плавно перетекали один из другого, и услышавшие их останавливались, забывав о своих делах, и впитывали с наслаждением. И звуки заставляли их вспоминать о былом, иногда – плакать, иногда – тревожно насторожиться… Но никого не оставляли равнодушным. И когда вождь понял, что странные звуки Ара имеют часто большую власть над вниманием людей, чем его собственные приказы, диагноз был поставлен немедленно.

Никто не думал, что Ар может заболеть ещё больше. Обычно как бывало – вёрткий аллигатор, притаившийся в болоте, откусывал ловцу ногу. Ловец кричал, аллигатора прогоняли или забивали, и на всю короткую жизнь нога как была обрубком, так и оставалась. Не укорачивалась сама по себе.

Но однажды вождь застал сгорбатившегося на куче песка Ара за занятием, не имевшим никакого отношения к рыбной ловле. Законы племени требовали отобрать у провинившегося женщину. Женщины у Ара и так не было, но и занятие было столь исполненным абсурда, что оставлять Ара в племени вождь боялся – вдруг эта зараза похожа на ту странную сыпь, что время от времени поражала всё племя и потом сама собой уходила без следа?

Ар рисовал палочкой на песке какие-то несуразные чёрточки. На вопрос вождя, зачем это нужно, Ар сказал, что он хочет нарисовать на песке старинные легенды клана. Вождь аж шарахнулся на шаг назад – сумасшествие так ясно сквозило во взгляде и безумных словах улыбающегося Ара, что вождь почти что ощутил зловонное дыхание своей недалёкой смерти.

Ар с сожалением покинул занятие, направившись к небольшому, почти не заболоченному узкому руслу, где он вчера видел в воде широкую тень плавуна. Но путь ему нерешительно преградили Нук и Карс с обсидианами в руках, за спинами которых прятался вождь в своём постоянном ожерелье из обглоданных рыбьих скелетиков.

– Ар, мы хотим тебе сказать… – сказал Карс с обеспокоенным выражением лица, но дальше не продолжил и посмотрел растерянно на Нука. Тот собрался с духом и протараторил:

– Согласно законам племени ты изгоняешься за его пределы, и нога твоя больше не ступит в нашу воду, и зуб твой больше не коснётся нашей рыбы, и рука твоя больше не коснётся спины нашей женщины. Уходи сейчас!

И Ар понял, что объяснять бесполезно. Он на самом деле даже не знал, как начертить легенды племени. Вождь спросил, чего хочет Ар, – Ар ответил. Но теперь уже поздно. Поэтому Ар с грустью расставания на лице повернулся и пошагал прочь, вглубь саванны. На прибрежные наделы других кланов беров ему тоже ходу не было.

И наконец, когда солнце уже стояло в половине пути до зенита и через прорехи в зелени резало по глазам острыми жёлтыми ножами, Ар увидел чёрные пятна вдалеке справа. Разломав ветви папоротника, преграждавшие путь, он увидел огромную груду камней и, немного справа, небольшую рваную чёрную дыру в земле.

Ар с наслаждением прижался всем телом к тёмной прохладе и застыл на несколько секунд. Всю жизнь бы стоять здесь и ни о чём не думать… Но этого надолго не хватит. Ар знал, что через час Солнце ударит горячим молотом теперь уже сверху.

Дыра привлекла внимание Ара. Она не в земле – в камнях. Значит, не нора? Ар опустился на четвереньки и внюхался. В дыре воняло сыростью и ещё каким-то запахом, который Ар не знал. Нора, расширяясь, уходила вдаль и немного вглубь. Пока Ар полз, темнота всё более охватывала его, пока, за заворотом, глаза не перестали видеть. Здесь Ар лёг на живот, поворочался немного и собрался заснуть, но случайно его глаза уловили в глубине хода призрачный холодный свет, сочившийся так легко, что после интенсивно бьющего солнечного он был еле заметен. Ар покрутил головой и снова посмотрел – нет, не наваждение.

Любопытство пересилило желание закрыть глаза после утомительного перехода, и Ар пополз вперёд. После минуты медленного передвижения по острым камешкам Ар выполз в большую пещеру и растерянно оглянулся. Свет шёл отовсюду, так что стены пещеры и огромные, в рост человека, сталагмиты были отчётливо видны в его тусклом обрамлении. Где-то капала вода. Вода!

Ар мгновенно вспомнил о голоде – два дня, пока он брёл, лишь капли воды с длинных узких листьев увлажняли его рот. Сейчас же жажда снова давала о себе знать.

Ар поднялся, обошёл пещеру, и долгих поисков не потребовалось – доброй магической рукой в одном из углов пещеры был припрятан добрый обед: остатки двух зайцев, на костях которых, уже обработанных чьими-то острыми зубами, висели шматами куски красного мяса с болтающимися полосками жил.

Зайцев Ар раньше едал не раз, а потому, не раздумывая, погрузил свои зубы в аппетитную, плохо поддающуюся, но от этого ещё более соблазнительную мякоть. Пока жевал – смотрел по сторонам и заметил, что свет испускает какой-то странный мох, местами покрывающий стены пещеры. Точнее, не сам мох. Из его пушистого покрова отвисали множество тонких маленьких волосков, которые и светились призывно, приглашая погладить или просто прикоснуться. Ар вспомнил, что отец рассказывал в детстве, что в заповедных местах растёт ехидна – растение, светом приманивающее насекомых и пожирающее их живыми. Наверное, это она.

На костях осталось совсем немного мяса, в животе Ара расползалась приятная теплота, и только он собрался найти капающую недалеко воду, как грозный рык разорвал тишину пещеры.

Ар мгновенно повернул голову и увидел, как в пещеру, ощерясь, показывая жёлто-белые зубы, щуря глаза, входит огромный волк. Серый с проплешинами, по пояс Ара в холке, он стал медленно наступать на Ара, потерявшего дар речи и всю ловкость движений, за которую его так уважали соплеменники.

Еще несколько волчьих шагов – и дыхание волка смешается с горячечным дыханием человека. Тут, в безысходности, и проявилась снова болезнь Ара. Он запел, заныл, неотрывно смотря волку в глаза, песнь смерти, песнь страха, и звуки, дребезжа и переливаясь, многократно отразились от стен пещеры.

Волк вдруг подпрыгнул на всех четырёх лапах, поджал хвост, и, пятясь задом, скрылся в проходе.

Закончивший голосить, Ар ещё полминуты вцеплялся в сталагмит, не смея подумать, что волк не вернётся. Но волк не вернулся, посчитав, видимо, что это занявшее его нору чудовище сошло с ума и опасно – не менее, чем посчитал это трусливый вождь. Ар нашёл лужицу пресной воды, выпил, лёг и мгновенно, еле успев закрыть глаза, уснул с раскинутыми широко руками, лёжа на животе.

Сколько Ар находился в целебном беспамятстве, он не знал – лишённая смены дня и ночи пещера всё так же призрачно светила в полутьме. Очевидно, что волк не приходил.

Ар проснулся, сел, закусил остатками зайчатины, которые начинали уже попахивать, и задумался о своей дальнейшей судьбе. Ничего не придумал и начал бродить по пещере, исследуя закоулки и сталагмиты на предмет подсказки – куда теперь идти, как снова войти в общину?

Ноги вдруг захлюпали в жидкой грязи, словно в мелком болотце. Ар наклонился и мазнул пальцем – палец окрасился какой-то не особо вязкой глиной или кашицей жёлтого цвета. Перед глазами мелькнул вождь, и Ар с радостью осознал, что может наконец-то без лишних упреков предаться своей болезни, благо проплешины между зарослями светящегося мха на стенах пещеры были достаточно обширны, чтоб нанести на них чёрточки.

Ар, радостный, набрал жёлтой грязи в одну ладонь, встал перед стеной и с восторгом и одновременно страхом сделал первый мазок пальцем.

Сначала Ар потренировался – из-под пальца вышел схематический крокодил, схвативший за ногу какого-то его соплеменника. Пририсовал рядом рыбный скелетик. Вождя, значит.

Ар заставил крокодила сожрать вождя! В восторге Ар чуть не заплясал, а потом загорланил восторженную трель, чуть не уронив из руки жёлтое сокровище, что истекало каплями между пальцев.

Наступило время мечты. Ар припомнил и пересказал себе то, что говорила ему мать.

«В старые годы, когда большая река была ещё маленьким ручейком, а крокодилы на ней были огромны и ходили на задних лапах, на большой воде, где нет берегов, жили аталлы, управители земли, неба и всего сущего, и ростом они были как самый высокий ксаф, чей ствол не охватишь руками.

И аталлы умели ходить по воде и летать по небу. Когда гневались – пускали молнии с неба, и виноватый, корчась в муках, умирал, сгорая в жарком огне.

И поссорились однажды аталлы земли и большой воды, и аталл земли поклялся осушить большую воду, а аталл большой воды поклялся затопить землю. И взвились они в небеса, и аталл земли в гневе раздвинул землю, и большая вода стала уходить в вечное нигде. А аталл большой воды сдвинул землю обратно и обратил водяные валы высотой в много ксафов, против аталла земли. И пропала земля, и заплакал аталл земли и другие аталлы.

И оставалась посреди большой воды только одна высокая гора, протыкающая небо как лист араны, и ушли аталлы туда, где была эта скальная твердь.

И сжалился аталл большой воды, видя тоску аталлов по родине, и обнажил многие земли, что под его водой лежали. И пошли аталлы во все стороны света, и стали вести там свою жизнь. И детьми их благословенными стали славные беры, отбирающие добычу свою у малой и большой воды».

На этом месте Ар обыкновенно уже засыпал, и дальнейшую историю, если она была, просто не слышал.

Ар нашел пространство попросторнее и начал выводить схематические изображения волн и кораблей, гор и пропастей, потом подрисовывал аталлам, почему-то со стоящими волосами, лица.

И через четыре часа, уставший от постоянного поднимания руки и набегавшийся к охряному болотцу, Ар отошёл и оглядел своё творение. Чудо! Такой красоты Ар не создавал никогда, даже когда одним движением вспарывал брюхатой щучине живот!