Одураченный случайностями (Борщ)

– Да таких безнаказанных полно, – парировал я. – Если бы он и существовал, то почему именно он? В девяностых черных копателей расплодилось море. Я же писал именно об этом.

– Он – один из лидеров преступной группировки. Причем, не обычной, не простой группировки, раз вы о ней написали. И, насколько мы поняли из вашей повести, ни один из ее членов не понес заслуженного наказания. Это несправедливо. Они преступники и так не должно быть.

– Лидером был совсем другой человек, если вы помните, а Юрий как раз первым покинул группу и, вероятно, тем самым спас себя. В отличие от многих навсегда пропавших и убитых. Разве это для них не наказание? Но мы снова обсуждаем выдуманную историю. Я готов еще раз повторить, что у персонажей собирательный образ и в настоящей жизни мне такие люди не знакомы.

– Что вы скажете, если мы представим вам документальное свидетельство о том, что нам удалось найти вашего Рольфа?

– Что-о-о? – пошатнулся я на стуле.

– Зовут его, конечно, не Рольф, и не Роман… А как? Может, сами назовете? Нет? – увидев мое полное замешательство, спросил Колмыков. – Хорошо, не утруждайтесь, я сам скажу. Имя Антон Малекеев вам что-нибудь говорит? Нет? Тогда давайте вспоминать про знакомство с Юрием Дрыновым.

– Я их не знаю никого. Почему вы не спросите у этого Меликеева?

– Потому что Малекеев давным-давно умер на зоне. Но не это главное. Оказывается, описанный вами человек без руки, глаза и с изуродованным лицом тоже существовал!

– Это совпадение. Конечно, на Земле может существовать человек с такими признаками, я этого не отрицаю. И, может быть, даже не один. Но почему вы думаете, что кто-то должен был быть прообразом, и стал именно найденный вами? Он тоже был мародером?

– Как дважды два! Его взяли при оказании сопротивления милиции в девяностых. На нем была старая армейская форма. Он отстреливался из, представьте себе, Парабеллума и одного сотрудника убил, а второго ранил. Его тоже ранили в грудь и как он сразу не «скопытился» от полученной в легкое пули, вам, описавшему его богатырское здоровье, должно быть известно. Смотрите сколько, так называемых, «совпадений». Странно, не так ли?

Колмыков встал, громко отодвинув стул, прошел к своему столу и вернулся с папкой-скоросшивателем «Дело».

– К счастью, после госпиталя он попал на зону, где ранение дало о себе знать, и он наконец-то загнулся от туберкулеза. Так что его самого представить вам не сможем, но дело его мы запросили, и вот нам прислали его копию, – пожалуйста.

Он положил «Дело» передо мной. К папке скрепкой, ну все как в фильмах, была пришпилина фотография. С нее единственным глазом на изуродованном лице смотрел какой-то плешивый дед.

– Форма и пистолет недостаточные доказательства его причастности к чёрным, – сказал я, разворачивая папку «лицом» к полковнику и Борщу. – Моему персонажу было не более двадцати пяти лет, а тут, посмотрите, какой-то старик. У Рольфа кроме шрамов был ожог, а тут просто шрам, причем один и гораздо меньшего размера. Если бы все это было правдой, то я бы сказал: это не он.

– Пусть не он, – ответил полковник, – но нас-то он и не интересует. Нам нужен Дрынов. Не вспомнили пока где он?

– Не знаю… Вы так хорошо ищете остальных, что может и его найдете? – осмелев от усталости, ни с того ни с сего, спросил я.

– А вот так говорить не надо! – пригрозил Колмыков. – Найдем, можете не сомневаться. Просто уголовное дело на вас заводить не хотелось, – мы же так спокойно, мирно беседовали. Или прямо сейчас под стражу? Я могу организовать.

Что сказать? Тут я испугался по-настоящему. Хорошо, что Колмыков не ждал моего унизительного прошения не арестовывать меня, а продолжил ненавязчивый допрос.

– Скажу вам честно: история про ваших чёрных это цветочки. Особенно за давностью лет. Вы правильно заметили: многие сами себя наказали еще в то время. Хотя свой вопрос о нахождении Дрынова я не снимаю. И кстати, мы с поиском Антона Малекеева, считайте, подкинули вам сюжет продолжения повести. Можете даже нас с Захаром в ней упомянуть. Только, пожалуйста, сначала текст с нами согласуйте!

Я обратил внимание, как заблестел от счастья быть настоящим «бумажным героем» старлей и подумал: «Если согласовывать, то Борщом-то тебя не назовешь! Лучше не буду».

– Повесть окончена, – ответил я, – и не предполагает продолжения. Действие эпилога происходит спустя 20 лет после основных событий и возвращаться снова в девяностые после такого логического финала будет слишком надуманным.

– Ну вы же мастер перебрасывать читателя из одного времени в другое. Во всех ваших книгах присутствуют такие экскурсы. Мне кажется, что вам не составит большого труда сделать подобное отступление и в этот раз. Вы ведь все придумываете, с ваших же слов? Да и предоставленный нами материал разве не стоит того? Я думаю, что все читатели вашей книги хотели бы узнать о дальнейшей судьбе главного героя. Мы можем предоставить вам дело его прообраза целиком. Выйдет прекрасная повесть!

– Мне не хотелось бы увековечивать реального бандита… Я, действительно, привык придумывать и описывать сюжеты сам.

– Вы зря отказываетесь! Потом вы всегда с гордостью сможете сказать, что помощь в работе над книгой вам оказали органы внутренних дел.

– Спасибо, я подумаю… – буркнул я себе под нос.

– Ну, ладно. Переходим к настоящей проблеме. Догадываетесь? – пристально посмотрел он на меня, а потом на Захара.

– Труба! – как-то торжественно, с воодушевлением произнес тот и кивнул.

– Так точно! – словно поменявшись с ним ролями сказал полковник.

– Я вас слушаю, – прошептал я. – Тоже продолжение будет?

– Возможно. Но пока просто тот же вопрос: где ваши друзья?

– У меня нет друзей, послуживших прообразами…

– Хорошо. А кто вам рассказал все истории, объединенные в этой повести? Очень, признаться, умело объединенные! Вы молодец!

– Мне никто ничего не рассказывал. Я все придумал.

– Андрей, – впервые назвал меня по имени Колмыков, – ну не бывает таких совпадений, ну не убеждайте вы меня, я ж не первый день в органах!

– Получается, что бывают… – скромно ответил я.

– Ну не бывает! Давайте по порядку. Пропажа секретных материалов с «почтового ящика». Описанное вами, практически точь-в-точь, произошло годом ранее в одной из наших отдаленных областей. Вы что-нибудь об этом происшествии знали?

– Нет, – ответил я.

– Правильно. Никто не знал. Дело тут же засекретили. Но вы же о нем пишите чуть ли не детально, значит кто-то все-таки вам рассказал? Кто? Назовите только фамилию и расстанемся друзьями! Я даже не буду к вам приставать с Дрыновым и другими, обещаю!

– Я…

– Стойте, стойте, не торопитесь, не надо сейчас же отвечать! Подумайте хорошенько, все вспомните, чтобы нечаянно не оклеветать кого-нибудь невиновного, а то это уже совсем другая статья… то есть история, простите. Это вам задание на дом будет, мы же не собираемся вас тут надолго задерживать. А я пока продолжу. Вторая наша печаль в этой книге: описание засекреченного населенного пункта. Пусть, опять же, с некоторыми художественными преувеличениями и неточностями, но в целом… О таких местах писать категорически не стоит! И никто и не пишет. Поэтому где вы почерпнули сведения о нем, вернее, от кого – это мой второй вопрос домашнего задания. Я полагаю, что это ваш друг Олег Попов вам с дуру рассказал, а вы с ду… по незнанию, извините, написали. Отсюда мой третий вопрос: кто такой Олег Попов? Мы понимаем, что его имя не Олег, и не Попов, и даже не Роман, вот видите, опять Роман тут у нас с вами появился, Синькин, а кто-то другой, словом: помогите нам найти этого путешественника. Очень вас прошу! Наверное, и про утечку тоже он вам рассказал? Ну, да ладно. Подумайте, прикиньте, повспоминайте. Давайте, чтобы вас уже отпустить… пока… еще раз все повторим и подытожим.

– Да я все понял… – ответил я. На языке вертелись слова: «но ничего нового сообщить не смогу ни завтра, ни через неделю, ни через год», но сказать их, значило бы еще сильнее разозлить полковника и в следствие этого задержаться тут, а мне уже хотелось не просто уйти, а убежать.

– Тем не менее повторим, – пристально глядя на меня, но вполне спокойно, сказал Колмыков. – Итак. Про Игорька расскажите в самую последнюю очередь и то если захотите. Просто посмеемся вместе. Забавный он! Дрынов – это раз. Все события из «Трубы» – это два. Главный источник нашей тревоги, Синькин, давайте его пока так будем называть, – это три. Теперь… Пока вы не дописали, а я вам очень советую, бросить писать о самолете и гастролирующих убийцах-усыпителях, а вместо этого, просто рассказать нам о ваших источниках информации о них. На Золушке даже не останавливаемся, – писать про нее вы не начинали и не надо. Вот так. Все понятно?

– Да, все понятно, – решил больше ничего не уточнять я.

– Тогда мы вас больше не задерживаем. Выход вы, наверное, быстро и с удовольствием найдете сами, на охране предъявлять ничего не надо. Я сейчас позвоню и вас выпустят.

– Хорошо, – ответил я.

Говорить им «спасибо» было не за что, а «до свидания» – как-то, пусть это и невежливо, не хотелось. Я встал и не задвинув под стол стул, тем нарушив стройность всего длинного ряда стульев, пошел к двери. Колмыков и Борщ молча снизу-вверх внимательно наблюдали за мной. Когда я открыл дверь и уже шагнул за порог, полковник окликнул меня.

– Андрей, а вы про ракету пока мы беседовали ничего не вспомнили вдруг?

– Ракету? – в растерянности оглянулся я. – Какую ракету?

– Ракету, ракету. ОБ-2. Ракета такая. Про которую вам Синькин рассказал.

– Нет.