Одураченный случайностями (Борщ)

– Как то есть? Депортируют их и все. И еще въезд в страну закроют.

– Ты с луны что ли свалился? Куда их вышлют? У них и паспортов-то нет. Они приехали туда жить и никогда не скажут представителям власти откуда прибыли. Да и не нужны они никому. Индийцы ими не занимаются. Мирные люди, живут себе и живут.

– А паспорта их где?

– В океане. Приезжают, встают вечером в океан по колено на закате и под барабаны рвут паспорта и выбрасывают в воду. Как ритуал. А потом все обнимаются, целуются. Вот и все, – так и становятся братьями навек. Свобода, равенство, братство!

– Это я сегодня уже слышал…

– Чего? Поехали, увидишь!

– А сам останешься?

– Не сейчас, я ж тебе два дня назад говорил. Но потом, обязательно.

Всю ночь мне не давал спать бой барабанов в моей голове. Вместе с ним пение, смех, лай, разговоры. Виделись картины стоящих в свете лунной дорожки людей, подбрасывающих вверх клочки своих порванных паспортов. Как разноцветные блестящие конфетти в свете циркового прожектора они недолго играли разными цветами и падали на гладкую поверхность ночного океана. На берегу вокруг костра сидят человек тридцать, несколько человек стоят. Разговаривают на разных языках, смеются, что-то пьют, что-то курят. Не смолкают барабаны, кто-то поет, носится и радостно лает, перепутавшая время суток рыжая индийская собака. А я никак не могу понять: надо ли мне все это? Смогу ли я так? И так ли все наяву?

Снова вспоминаю разговор с Санычем.

– А чего я там буду делать? – спрашиваю я.

– Все и ничего. Также, как и все остальные. Все – это все, что сможешь, ничего – все, что не захочешь.

– Но что-то же там надо делать?

– Кто тебе не дает там писать?..

Потом опять барабаны, собака, поцелуи, ром, песни, люди, какой-то старый гуру со своей молодой, едва одетой скво и так по кругу.

В подобных полусонных размышлениях наступает утро, которое разрывает телефонный звонок.

Борщ назначает сегодняшнюю встречу. Не знаю, как после таких ночных барабанов мне настолько быстро приходит в голову соврать ему, что вчера крепко выпил, всю ночь курсировал от кровати к унитазу, поэтому сегодня встретиться просто не в состоянии. Пообещал, что завтра к полудню буду готов «на все сто». Захар буркнул в ответ, что они с Александром Анатольевичем во всем идут мне на встречу, а я только пользуюсь их добротой и «тяну резину». Вот полковник, например, даже готов «закрыть глаза» на все мои истории, готов поверить в совпадения и выдумки, но просит только об одном: помочь в поимке Синькина. Я, специально драматизируя свое якобы плохое самочувствие и, чуть не плача, от благодарности за их благосклонное ко мне расположение, трагическим голосом пообещал. Борщ чуть смягчившись, предвкушая, вероятно, окончательную свою победу сказал, что перенесет встречу, но не даст мне возможности разочаровать своего начальника.

Это была последняя угроза, которую я услышал в своей жизни.

Звонок перевернул внутри меня все, и я не стал тянуть с решением. Через час мы с Санычем купили мне билет и завтра ранним утром летим вместе.

Я сижу на берегу Индийского океана на одном из пляжей Гоа. Рядом со мной сидят, лежат, ходят, смеются, поют и разговаривают на разных языках другие граждане мира. Еще теплый от жаркого зимнего дня песок; прячущееся в океан солнце играет в причудливой бутылке рома; порезанный плод манго в пакетике; не желающая оставить его в покое и лететь спать оса; идущая мимо нас домой корова. У меня на коленях блокнот, в который я записываю эти последние строки повести.

Что будет дальше? Если вы прожили на Гоа больше месяца, вас этот вопрос больше не волнует. Как и меня, так как выбора нет – дальше будет только счастье! Слово «дальше» здесь, на этой земле, потеряло один из своих смыслов. Теперь оно относится только к расстоянию и больше не касается времени. Вместе с ним меня ни больше, ни меньше не интересует куча других «жизненно важных» вопросов. К примеру: курс никакой по отношению к какой-либо другой никакой валюты, политическая и всякая другая ситуация в мире, результаты футбольных и прочих матчей, успехи в покорениях и освоениях, завоевания и низложения, итоги назначений и масштабы присвоений, и даже прогноз погоды. Я счастлив от того, что вся эта «полезная» информация никак не влияет на мою жизнь. Я не впечатляюсь красотой автомобилей, белизной яхт и размерами зарплат. Я смутно представляю какой сегодня день недели и не знаю сколько сейчас времени. Мне нет необходимости это знать, ведь я никуда не спешу и потому никуда не опаздываю. Я спокоен по поводу того, какой вид в глазах цивильных туристов имеет мой полинялый, некогда цветной халат. Мне безразлично, что он изначально был плохого качества – мне он понравился как есть. Вас волнуют остатки соломенной шляпы на моей голове и борода с косичками и с вплетенными в нее бусинками, ракушками и ленточками? Меня нет. Вам кажется, что я деградировал; что я не живу, а существую; все скатилось к примитиву; стало плоским, бесцветным, безвкусным? А вкус, цвет и радость жизни чувствуется, когда чего-то добился, преодолел, достиг? О-о-о, да вы борец! Тогда вам точно не сюда – здесь мир! Но ответьте: «а что для вас «дальше»?» Не торопитесь, я подожду… Ах, вот так?! Дальше будет завтра, потом послезавтра и так далее? Вы полагаете? Ну, что ж… Круг замкнулся: дальше будет далее. Пусть так. Точки зрения, ожидаемо, не совпали и давайте не будем углубляться в ощущения. Я-то больше никуда не тороплюсь, могу говорить часами, а вам скоро уезжать, можете, в пылу переубеждения, не успеть что-то важное.

После всего написанного, вы, наверное, уже поняли: я не хочу вставать на путь преодолений и не встану на него. Трус, вы скажите? Сбежал? Как вам будет угодно, но я не собираюсь делать даже первый шаг по нему – переодеться, чтобы выглядеть как вы. Это больше не мое. Мне нравится не волноваться за свой внешний вид из-за того, что он волнует кого-то кроме меня. Я выбрал для себя другой путь и другую жизнь, как вы ее не назовите – существование, прозябание, паразитизм или как-то еще, – мне все равно. Такой мой мир. Мой. Так я живу уже почти полгода. Ровно столько я являюсь гражданином мира, как называют себя все живущие здесь, последовав примеру которых, я в первый же вечер порвал и развеял в океан свой паспорт. Мира не в следствие борьбы, а во избежание ее, мира со всеми и со всем, мира внутри себя. Меня встретили и приняли с радостью и так встретят любого, кто хочет найти счастье, познать гармонию, обрести покой – все то, что мы и называем словом «мир».

Но если вы явились сюда с умыслом показать свое превосходство, чего-то доказать или навязать свое заблуждение, то дорога вам, как я уже сказал, точно не сюда, а отсюда.

И не нужно проповедовать нам, что некий гуру открыл вам какой-то очередной по счету глаз и теперь сущность сущности открылась со всей глубиной высоты…

И не нужно доказывать, что аюрведа это такая панацея от всего, что в нее даже не верится… но все равно накупить ее нужно побольше…

Здесь вообще никому ничего не нужно доказывать!

И не надо говорить, что мы находимся не «на», а «в» – это нужно знать вам, чтобы не забыть откуда возвращаться «из» или «с»…

И не нужно поучать, что это не океан, а какое-то там море, название которого граждане мира не знают и знать не хотят. Это все сведения для десятидневных туристов, блещущих друг перед другом своими знаниями, не способных, как бы они не старались, за свое короткое пребывание здесь испортить нам этим пребыванием настроение и исправить наше миропонимание. Мы, коренные жители этой счастливой земли, живем у океана. Океана счастья, океана любви.

Раздался телефонный звонок. Сегодня его звук показался мне особенно громким, тревожным и настойчивым. Погруженный в свои мысли, я вздрогнул от неожиданности и даже сделал пару шагов назад, прячась от бесцеремонного телефона. Но спрятаться не удалось. Казалось он звонит все громче и громче. На меня нахлынуло страшное волнение. Что делать? Как покончить с раздирающим душу звоном? Поднять трубку или разбить аппарат? – сам он не унимался. Но это не решит проблемы. Надо подойти…

– Привет, – не дожидаясь моего «алле», которое я и не собирался произносить, игриво начал издатель, – я прочитал.

– Привет, – окончательно очнувшись от знакомого, веселого голоса, ответил я. – Прочитал? Ну как?

– Годится! Только ты же говорил, что собираешься написать повесть про самого себя, а снова детектив написал? Слушай, ты можешь писать не детективы и не про врачей?

– Наверное нет… А чего: все плохо? Или надоело?

– Да не, не, нормуль, мне понравилось. Необычный сюжет, неожиданные повороты. И потом, полно ведь авторов, пишущих только в одном жанре. Видимо, это твоя ниша. Я просто ждал автобиографию. Ты же про себя хотел.

– Не занял нишу в колумбарии – нечего писать автобиографию.

– Забавный тезис!

– Так что, берешь?

– Беру, беру! Вместе с тезисом беру! Я же в твоей повести, вроде как, Виктор Станиславович, да? Вот, тоже в книжку угодил по твоей милости. Спасибо, кстати! Хоть и не под своим именем, но все же увековечился.

– Главное, чтобы это было единственное совпадение, и самое безобидное несовпадение, – сказал я.

– Да, это точно… – грустно, вспоминая прочитанное, ответил издатель. – Не хотелось бы, чтоб также вышло… Может ее в фантастику определим, от греха подальше?

– Ты давно ли суеверным стал?

– До такой степени нет… но зная тебя…

– Тогда может вообще не стоит рисковать?

– Стоит! Может и я вместе с тобой прославлюсь… Только давай в следующий раз чего-нибудь веселенькое напишешь?

– Я же занял нишу, ты сказал.

– Ну, не в колумбарии же откуда не вытащишь! Напишешь?

– Ладно, попробую… – ответил я и, подумав, спросил. – А про ракету не надо уже? Ты же про ракету хотел!

– Надо, конечно! – без раздумий ответил издатель. – Как же не надо! Тем более, что ты ее Колмыкову обещал. Он ждет!

Мы засмеялись и на этой радостной ноте распрощались.

«А не съездить ли, правда, на Гоа?» – вдруг пришло мне в голову.