Сопромат

– А что говорить? – глухо отозвалась она.

Умрихин снова сбавил скорость.

– Когда вы вернетесь?

– Я не знаю. Побудем у бабушки, а там видно будет, – тихо ответила Ольга.

– Все так плохо? Если ты из-за… – Умрихин запнулся, пытаясь вспомнить последние разборки, но так и не подобрал слова, сглотнув ком в горле.

– Из-за… – задумчиво произнесла Ольга. – Какая разница из-за чего. Что-то все у нас, Андрей, совсем все плохо. Я вчера ночью лежу и думаю, придешь ты, не придешь, без разницы, как будто нет тебя и все. С любовницей ты, на работе – вот все-ра-вно… Думала, в квартиру новую переедем, все по-другому будет. Не-а, все по-старому. Еще ремонт этот затеяла, дура…

– Я же говорил, молдаван надо было оставить. Теперь сама нервы на этом ремонте…

– Какое-то все не настоящее. Как будто отрабатываем. Пришел, поел, поорал и спать. Саша тебя только ждет, кода папа придет, когда папа придет, а папа пришел, хоть бы узнал, что она нарисовала, сама уже боится тебе подходить.

– Слушай, меня самого уже эта работа достала. Теперь еще с ипотекой этой не рыпнешься ни куда.

– Еще вспоминала, как ты с матерью своей разговаривал по телефону – нормально, нормально, даже не поговоришь с ней. Я тогда подумала еще, если ты со мной так же будешь… Это твое – нормально, нормально… То все…

Ольга заплакала.

– Мам, когда мы уже в аквапарк приедем? – захныкала Саша.

Умрихин посмотрел в зеркало заднего вида.

– Скоро, малыш, почти приехали, – сказал он и выдавил педаль газа.

Вдалеке на обочине их уже ждали. Гаишник лениво взмахнул полосатой палочкой, и Умрихин стал прерывисто притормаживать.

Подтянутый, но уже с легким жирком на животе, молодой гаишник неторопливо подошел к остановившейся машине. Он с усмешкой, шевеля губами, прочел слово «козел» на левой дверце и мелким движением отдал честь.

– Добрый день. Капитан, Поваров. Пожалуйста, права, техпаспорт и страховочку заодно.

Умрихин передал через окно документы и крепко сжал руль, как будто хотел уже сорваться с места.

– Превышение скорости, господин Умрихина. Возражения есть?

– Сколько с меня? – тихо произнес Умрихин.

Гаишник, встав позу самбиста, чуть приосанившись, заглянул в окошко.

– Здрасте, – сказал Ольге, но она даже не посмотрела на него, вытирая глаза платком.

Гаишник довольно присвистнул.

– О, знакомые ароматы.

– Это со вчерашнего, – сказал Умрихин.

Он уже расслабился, и был даже рад этой вынужденной остановке. Им как раз этого не хватало в последнее время, вот так вот остановиться по чужой воле. Да и место было подходящее – на пыльной дороге с окаменевшими окурками по краям, на нейтральной территории.

– Так, мы пешком дойдем. Саша, выходи. И рюкзак возьми. Андрей открой багажник, – уверенно, вмиг поборов душившие ее слезы, распорядилась Ольга.

Умрихин смущаясь, сказал:

– Капитан, жену с ребенком отвезу в аква-парк и назад. Вон он… Хорошо?

– Нет, мы пешком! – громко сказала Ольга. Она нашла в сумочке солнечные очки и точным движением вставила их в волосы, чуть выше лба.

Гаишник прищурился и серьезно посмотрел на Умрихина, оценивая обстановку, потом на Ольгу и Сашу. Он махнул ладонью в сторону аквапарка.

Потом уже Умрихин будет вспоминать эту широкую, размеченную белыми косыми полосами, парковку. Ослеплявшее его сентябрьское, прохладно-жаркое солнце, и две фигуры, отдалявшиеся от него к невысокому заданию с прогнутым бетонным диском крыши. Ольга шла быстро, крепко схватив руку Саши, которая шла с короткими пробежками и вытягивая тонкие ноги, стараясь попасть в такт широких маминых шагов. Всего один раз Саша оглянулась и помахала рукой.

Капитан сидел за рулем своего форда, с установленным на крыше стеклянным брусом проблесковых маячков. Он поглядывал на показатели в трубке и заполнял протокол. На сидении рядом, запрокинув голову и открыв рот спал его напарник с почерневшим от загара лицом.

– Вот всегда же хорошо, когда с людьми по-хорошему – довольно говорил гаишник. – Я ж вижу, супруга ваша расстроилась. Зачем людей еще обижать. И вам оно не надо, скрываться с места, так сказать, административного правонарушения. Я ж вижу, человек порядочный, интеллигентный.

Он снова сосредоточился на протоколе, что-то подсчитывая в уме.

– Видимо хорошо вы вчера посидели, господин Умрихин, – сказал гаишник. – Не намного норму превысили, но… сам понимаешь, отпустить не могу. У нас сейчас месячник борьбы с коррупцией, эсбэ лютует.

Гаишник толкнул напарника:

– Да, Коль?

Напарник, очухавшись, устремил заспанные глаза вдаль, на шайбу аквапарка.

Умрихин набирал номер Вани на своем айфоне. Ему уже хотелось поскорее закончить всю эту канитель, и отправиться в кафе отмечать свое предстоящее – на полгода-год – бесправие.

– Может, и к лучшему. – сказал он. – И зима скоро… Только на штраф-стоянку не надо. Я помощника вызову.

– Да без проблем, – резво отозвался гаишник. – Вот все бы такие понятливые были. А то как скажешь, что права отберут, так начинается концерт. Да я туда, да я сюда, этому позвоню, тому пожалуюсь. Глаза стеклянные, лыка не вяжет, а все-равно туда же. А че, туда-сюда, говорю, сейчас сядешь за руль, бабку собъешь какую-нибудь, и гуляй Вася.

Капитан разошелся, забыв о протоколе, а Умрихин не решался нажать кнопку вызова на телефоне и делал вид, что слушает, в благодарность за то, что тот доверился и отпустил до аквапарка.

– А мне тоже рисковать на кой? Недавно придурки одни из соседнего округа давай такого разводить на тыщу баксов. Домой к нему в какие-то ебеня поехали за кредиткой, потом с этой кредиткой полночи банкомат искали. И что в итоге. Этот пассажир от начала до конца всю эту процессию на камеру – опа! Здравия желаю, товарищи, приехали. Служба собственной безопасности. По многочисленным просьбам рядовых граждан просим вас на два годика в спецколонию… Вот и думай после этого…

– Ебааааать… – послышался сдавленный стон с соседнего кресла.

До Умрихана донесся странный шум, как будто тысячи мешков с цементом рухнули разом на землю, как по команде разом и на разные лады заулюлюкали сигнализации машин. Там, вдалеке, вместо аквапарка стояло густое серое облако.

Уже потом память обрывками выдавала безумную гонку среди застывших в изумлении автомобилей на трассе; бег в гуще людских тел, могучей волной несшейся ему навстречу, и сшибающие с ног, методичные, закладывавшие уши удары крови в затылке, и вялость в ногах; его замешательство при виде осевшей плиты крыши, и капитана-гаишника, оравшего на напарника, который повис на локтях Умрихина; и как он выкрикивал два женских имени, и пытался разглядеть их среди кровавых тел, лежащих возле кусков бетона, и как стоял у коридора оцепления, получая удары локтем от людей в темно-синей форме, пытаясь разглядеть знакомые черты под серыми простынями на проносившихся мимо носилках. А потом эти бесконечные секунды, в больничном коридоре, проносящиеся мимо белые тени, протянутая из темноты рука с ваткой и выстрелившим в нос нашатырем, и чей-то добрый-добрый голос со словами, которые он ждал все эти мгновения, проваливаясь в черноту и возвращаясь обратно на землю, – не волнуйся, все хорошо, они будут жить…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Лошманова разбудил писк мобильника. Он хмуро посмотрел в окно – щетинистое апрельское утро также хмуро посмотрело на него своими черными облаками.