Стратагема несгораемой пешки

Актуальное имя: Анджей Зентек. Биологический возраст 28 лет, мужчина, европеоид, предположительно польского или североамериканского происхождения. Доминирующий психотип: холериенал, жесток, имеет склонность к неоправданному насилию, демонстрирует высокие психопатические показатели. Специализация: диверсант. Дополнительные возможности: терроризм, организация диверсионных групп. Биоимплантаты: левая ступня; механические усилители: отсутствуют. Уровень подготовки: Бета-V. В 2057 году Зентек с легкостью поступил в Академию ВВС в Колорадо Спрингс. Оставил учебу после второго курса по неразглашенным причинам. В дальнейшем был замечен в участии в ряде засекреченных конфликтов между правительством США и конфедератами, выступал на стороне северян. В 2062 году был перевербован в «Бригаду патриотической поддержки американского народа». С 2063 по 2065 год принимал участие в операциях «Бригады», в том числе имеет причастность к террористическим актам на территории Нью-Йорка и Чикаго в 2064 году. В 2065 году покинул Южно-Американскую Конфедерацию, зафиксирована смена личности; в том же году впервые принял участие в шахматной партии «Клин» на стороне ТрансСтата «Хитоде», как независимый пешка. С 2065 по 2067 годы прошел курсы повышения квалификации в тренировочных лагерях Клуба в Албании, сдал экзамены с высочайшими показателями. Также к его послужному списку относят недавние теракты в Милане, Киеве и Иерусалиме. Имеет три ранения. Общая оценка эффективности по совокупности показателей: 64 %.

… – Даже не подозревал, что ты столь… старомоден, – честно признался ирландец, борясь с искушением закурить. Он изучал реакцию собеседника, пытаясь понять, не обидел ли ненароком. С учетом характера пешки, это было бы нежелательно. Когда брови пенса дрогнули, выдавая эмоцию, поспешно добавил: – И дорого «Желтые листья» берут за пересылку такого рода писем?

– Итальянцы не занимаются пересылкой, – сдержав раздражение и с пониманием кивнув, ответил Зентек, похожий на сосредоточенную выдру. – Ни одно письмо не покидает пределов этой комнаты. Только в виде пепла, если так пожелает клиент. А уж они, поверь, обеспечены достаточно, чтобы раз в несколько дней пересекать земной шар исключительно для того, чтобы вскрыть ячейку, вынуть письмо, написать ответ и спрятать его на прежнее место.

– Настоящий Клондайк для Интербюро, – хмыкнул Киллиан, еще раз осматриваясь в поисках скрытых камер, и не обнаружив ни одной. – Ячейки даже не имеют дактилоскопических засовов. Открываются отмычкой или термической гранатой. Внутри никаких капсул с кислотой, способной уничтожить содержимое при несанкционированном доступе.

– Хозяева этой необычной конторы блюдут конфиденциальность клиента сильнее, чем исповедники Христа-Прощающего. – Анджей бережно пригладил зачесанные на затылок темные волосы. Снял со спинки стула длинный коричневый плащ и принялся неспешно одеваться. – А охраняется она эффективнее, чем Форт-Нокс. Любой банк имеет меньше прав перед Интербюро, чем миланские «Листья». В ячейках запрещено оставлять деньги, ценные бумаги, цифровые носители, оружие и наркотики. Получить ордер на обыск этого хранилища сложнее, чем обшарить Национальный банк Швейцарии.

Он внимательно посмотрел на нового командира, словно размышляя, не рассказать ли больше.

– Ты не представляешь, насколько популярны стали подобные фирмы в последнее время, – произнес он, многозначительно покачав головой. – Только сейчас люди стали осознавать, как это важно – отправить близкому человеку не бездушное цифровое послание, а настоящий конверт. Предмет, который держали любимые руки. Позволить тому увидеть почерк. Ощутить запах чернил…

– И давно ты пользуешься их услугами? – Киллиана подмывало как можно скорее покинуть кабинет. Но поляк одевался и говорил с нарочитой неспешностью и сосредоточенностью.

– После Новой Украины. – Тот замер, не до конца продев правую руку в рукав плаща, и ирландец пожалел, что невольно отвлек его от этого важного процесса. – Меня тогда основательно зацепило. И я вдруг представил, что сейчас умру, а любимая женщина, пусть и чужая, не получит ни цента моих сбережений. В отличие от родственничков, все еще негодующих, что я бросил карьеру морского пилота.

Финукейн пожал плечами. С учетом специфики работы, любой из них имел право на собственные причуды. Даже если они были столь необычны и недешевы, как у Зентека.

– Что делаешь с письмом после возвращения с партии?

Киллиан отлепился от стены с рядами ячеек и решительно двинулся к двери. Покинуть комнату они могли лишь по личному сигналу Анджея, но Финукейн надеялся, что его мельтешение возле входа станет необходимым намеком. Тот, наконец набросив плащ на плечи, не ответил, и лишь многозначительно взглянул на бронзовую чашу для сжигания бумаг.

– И каждый раз пишешь новое? – Киллиан положил ладонь на дверную ручку – кованную, железную, полностью соответствующую стилю всего кабинета.

– Текст прежний. – Зентек неспешно подпоясался, оправил отложной воротник. – Но пишу я его каждый раз заново.

Он подошел к двери и снял тяжелую эбонитовую трубку, висящую на стене. Что-то пробормотал, после чего в толстой створке лязгнуло. Ирландец с облегчением толкнул дверь.

Двое широкоплечих невозмутимых мужчин в деловых костюмах проводили их по коридору и лестнице, выводящей в приемный холл. Еще на ступенях Финукейн вынул из кармана упаковку нейростимов, с блаженством разжевав розовую капсулу. Вскрыл пачку, сунул сигарету в зубы. Один из охранников было двинулся к нему, чтобы вежливо напомнить, что курить внутри запрещено, но увидел раскрытые ладони и с пониманием отступил.

Киллиан и Анджей пересекли пустынный круглый холл. По кольцевому балкону второго этажа неспешно прогуливались стражники в бронежилетах третьего класса и с автоматическим оружием на груди. Неприметные, держащиеся теней, готовые дать отпор любому, кто посягнет на тайну переписки.

На стойке регистрации Зентек вынул из держателя шариковую ручку и оставил смешную закорючку в журнале посещений – еще одном пережитке ненужного прошлого. Затем сдал старинный номерной ключ – вместе с желтой цепочкой, на которой носил. Вежливо попрощался с клерком, после чего оба пешки покинули почтовый офис, выходя на площадь Габрио Пиола.

– Тебе нужно отдохнуть, командир, – остановившись на низком бетонном крыльце, поляк внезапно раскинул руки, сладко потягиваясь. Он преображался на глазах, из нетерпеливого, совершенно не соответствующего своему возрасту усталого обывателя превращаясь в подвижного нервного хищника. Речь убыстрялась, становилась скомканной и отрывистой. – Поспать хотя бы шесть часов. И без всяких стимуляторов.

– Время поджимает. – Финукейн с опаской наблюдал за трансформацией напарника. За опасным блеском в зрачках, за дерганностью движений, так непохожих на задумчивую сосредоточенность при надевании плаща. – Наш рейс через полтора часа.

Он наконец-то прикурил, с наслаждением и опаской втягивая сладкий дурманящий дым. Протянул сигарету Анджею, но тот покачал головой.

– Надеюсь, это не повлияет на твою работоспособность, – с тонкой противной улыбкой произнес Зентек, оправляя шарф.

Ирландец, столь же искусственно улыбнувшись в ответ, едва сдержался, чтобы не вспыхнуть. Представление о незнакомом пешке, сформированное лишь на данных Клуба, котировках и комментариях работавших с поляком коллег, оправдывались на 100 %. Финукейну, как профессионалу своего дела, оставалось лишь надеяться, что мерзостность характера Зентека будет целиком компенсирована его профессионализмом.

– Орио-аль-Серио? – осведомился Анджей.

– Линате, – поправил его Киллиан. И внезапно испытал непрошенную волну удовольствия – он был рад, что чинно-взвинченный пенс не сумел угадать аэропорт отправления. – Ты налегке?

Вместо ответа поляк вдруг подступил чуть ближе. Так близко, что рыжеволосому даже пришлось отодвинуть руку с сигаретой, чтобы не ткнуть угольком в отворот коричневого плаща.

– Я не подведу тебя, Финукейн, – словно прочитав его мысли, неожиданно произнес молодой высокий мужчина, чье лицо напоминало морду хорька или выдры. Пригладил длинные волосы, уложенные лаком. – Про меня много чего говорят. И пусть мне нравится взрывать людей… и стрелять в них нравится… и пусть кто-то считает это отклонением от нормы… но своих командиров я никогда не подводил.

– Верю. – Ирландец кивнул, в упор разглядывая водянисто-синие зрачки своего нового подчиненного. Сглотнул сладкую слюну. – Иначе бы не пришел.

Киллиан не лгал. Если бы у него оставались хоть какие-то сомнения на счет профпригодности поляка, он бы мгновенно вычеркнул его кандидатуру из списка. А еще он действительно чувствовал усталость – жидкую свинцовую волну, вплотную подступившую к сознанию и пока сдерживаемую лишь тонкой дамбой из таблеток и легального наркотика.

Время действительно поджимало, за последние сутки заставив Финукейна побывать сразу в четырех городах Альянса. Города давили. Давили скоростными магистралями, высотками из бетона, серыми толпами на перенаселенных улицах, гомоном и постоянным присутствием вездесущего инфоспатиума. Даже такие, как Милан, сумевшие сохранить драные остатки самобытности – сейчас вымораживали даже они…

Киллиан хотел быстрее закончить дело. Собрать своих, забравшись на самый верх, оставить этот хаос и бестолковый шум далеко под ногами. Сбросить бремя менеджерских обязанностей, поскорее взявшись за рукоять винтовки. Черт, да, конечно же, Анджей прав – ему просто необходимо выспаться… Но позже, когда группа будет окончательно укомплектована. Потому что вторым достоинством командирской пешки после умения стрелять и не подставляться под пули, было его умение набирать команду.

Сорок часов до выдвижения на точку…

Иногда это напоминало ему разновидность реалити-шоу на популярном телеканале. То, где в комнату с помощью воздушной пушки вбрасывали несколько игральных карточных колод. Кружащих, как снег. Два человека – сам Киллиан и его невидимый пока противник, – одновременно врывались в помещение, начиная на скорость собирать картинки с пола. Выигрывал тот, кто набирал более мощную комбинацию. Азартно, увлекательно, жарко. Требовало смекалки и дальновидности в сочетании со скоростью передвижения. Но иногда карты сами отказывались лечь в ладонь…

Вспомнив о Берлине, Финукейн невольно поморщился.

Отодвинулся от Зентека, постаравшись, чтобы тот не заметил его реакции. В Берлине рыжего наемника едва не подкосила первая серьезная неудача – Миллер Вайс, первоклассный пешка с высокими котировками, отказался от контракта, ссылаясь на филиппинский след ирландца. Даже не допустив личной встречи, диверсант с пятнадцатилетним стажем заявил, что лучше до следующей весны просидит без работы, чем войдет в команду «мясника» до того, как Комитет Клуба завершит расследование. Того, что Зентек попал в поле зрения Финукейна только после жесткого отказа Вайса, поляку было знать не обязательно.

Затушив сигарету о стену здания, Киллиан завернул окурок в салфетку и спрятал в карман. Анджей, неподвижный и выжидающий, внимательно наблюдал за командиром.

– Так ты налегке?

– Именно так.

Ирландец тут же подступил к тротуару, подзывая такси жестом, который не устареет точно так же, как причудливая прихоть некоторых писать от руки. Из потока на втором ярусе отделился желтый соратобу, начав перестраиваться и снижаться.

– И все же, – высокий худой Зентек вдруг склонился к уху Киллиана, почти касаясь его губами, – объясни, зачем в оборонительной партии тебе понадобился квалифицированный диверсант?

Тот покривился, настолько неожиданной оказалась манера новенького обсуждать дела прямо посреди людной улицы. Да еще и лезть прямо в лицо, плюя на понятия персонального пространства и манеры хорошего тона. Но ответил, постаравшись не отстраняться и чувствуя запах туалетной воды поляка.

– Потому что профессионал способен предугадать, – негромко ответил он, осторожно положил открытую ладонь на грудь Зентека и мягко отодвинул парня от себя, – что на его месте сделал бы потенциальный противник аналогичного профиля. Именно за это я и собираюсь тебе платить…

Такси с воем опустилось к бордюру тротуара, едва не чиркнув по асфальту задним нижним бампером. Полы пальто и плаща синхронно вскинулись под ударами турбинных выхлопов, и мужчины поспешили забраться внутрь.

Уэст-Палм-Бич

23 декабря 2068 года

19-30

Кондиционер определенно не справлялся. Воздух, вязкий и душный, лип к телу старой футболкой, мешал дышать полной грудью. Мартин потянулся к банке, замечая, как Варгас машинально повторяет его жест. Последние сутки Тайпан только и делал, что пил. Причем вкачивая в себя как медицинские детокс-коктейли, так и вообще все, что лилось в стакан. Но без капли алкоголя, и это Доппельгангера искренне радовало.

Глоток все еще холодного, но уже нагревающегося лимонада не принес облегчения. Оставил на языке тяжелый привкус металла и консервантов. Отставляя банку, Данст с тоской вспомнил про подмороженные улицы родного города.

– Пойми меня правильно, – протянул мексиканец, – но лучше уж бы ты бросил меня подыхать в снегах Иллинойса…

Слова, медленные и тягучие, проплыли через комнату, осев где-то в углу. Исмаэль заерзал в плетеном кресле. Он выглядел сухим и изможденным. Измотанным. Слабым – его ответный мстительный хук, нанесенный после того, как Мартин снял веревки, даже не оставил синяка. Но в норму постепенно приходил, возвращая взгляду былой блеск и цепкость. Он что-то пробубнил и большим глотком прикончил банку, отставляя на низкий журнальный столик.