Ковидики

– Что там случилось?

– Не знаю, – буркнул. – Затор какой-то. Пожарники, скорая, мигалки везде.

Я просунула деньги в вырез перегородки и вышла из такси. Тут же, ошеломленно озираясь, сняла с лица очки и принялась натирать стекла. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Собраться с мыслями. Отпустить ситуацию.

Я чувствовала опасность, беззащитность. Люди здесь были без масок. Поголовно.

И более того – без маски была я сама.

К мосту, ведущему на Русановку, было не добраться. Посреди дороги остывал, исходя дымом, остов автомобиля полиции, перегороженный пожарной колымагой и отсеченный лентами от толпы зевак. Людей собралось много. Стояли кучками, курили, точили лясы, расходиться явно не собирались. Две полицейские машины, пока целые и собранные, бросали на лица, вызывающе лишенные масок, мертвенный синюшный отсвет.

Заунывным голосом звучало из приемника полиции:

– Граждане, соблюдайте масочный режим! Граждане, соблюдайте масочный режим!

Полицейских окружили молодые люди и что-то яростно доказывали. Складывалось впечатление, что обе стороны напряжены до предела.

Я отошла к тротуару, где несколько ребят распивали пиво и хихикали над происходящим. Возле них стояла молодая девица в белой кепке. Она порядком раздалась сзади. Такая корма для уроженок здешних мест – типичный признак того, что девица крепко встала на ноги и осознала себя самостоятельной личностью.

– Народ, что тут происходит?

– Легавые борзеют, как обычно, – с готовностью ответила девица в белой кепке. – Проезжали мимо, прицепились к местным, что те без масок, воздухом дышат. Слово за слово. Ментам набили рожи, спалили тачку. Вот подмога приехала, выясняют.

– А тех местных задержали?

– Еще чего, – весело огрызнулась девица. – Дали деру давно. У нас территория свободных людей, в намордниках ходить не собираемся…

В это время один из полицейских отошел к центру дороги и, подняв руки, громко возвестил:

– Так, народ, расходимся! Через полчаса комендантский час!

В ответ раздался взрыв хохота.

– Через полчаса сиську мамкину сосать!

– Чеши отсюда, фараончик жалкий!

Кто-то из гущи толпы кинул в полицейского смятую пачку сигарет. Полицейский взбеленился, схватился за дубинку, но, осмеянный сплоченным улюлюканьем, поостыл и попятился к машине.

– Уже не прокатит кормить нас лапшой, – беспечно сказала девица в белой кепке. – Тут одно из двух. Или власти пойдут нам навстречу и отменят бардак под названием карантин. Или введут войска и подавят нас танками.

Из разных углов донесся тревожный оклик. Прокатившийся поначалу невнятной волной, затем я услышала отчетливое: «Бидоны!».

– Советую сваливать, – лаконично заметила девица, быстро допивая пиво. – «Бидонами» мы называем автозаки, в которые менты полюбляют винтить всех неугодных.

Толпа ринулась к мосту, ведущему на Русановку. Осмеянный полицейский выхватил-таки дубинку и огревал по спине пробегающих, до кого мог дотянуться. Но недолго – один из ребят на скорости влетел вытянутой пяткой ему в живот, отбросив на пару метров.

По мере углубления в район, люди рассасывались по дворам. Я остановилась у густых кустов, отдышаться и перевести дух. В светлых промежутках, вычерченных фонарями, шастали мрачные типы, я старалась не привлекать их внимание.

Мне нужно было добраться до Двуствольного.

Два месяца назад босс собрал нас на очередное экстренное совещание. Из десяти старших номопов трое работали в поле, остальные же потихоньку заполняли зал.

Мы занимали этаж в здании службы безопасности, хотя фактически подчинялись международной структуре под эгидой ООН.

Я прибыла раньше всех, то есть, вовремя, и заняла свое место. Босс уже был на месте. Не могу припомнить, когда он вообще покидал офис – торчал здесь безвылазно и круглыми сутками.

Мы перекинулись парой фраз. Он отвечал вяло и невпопад. Дремал еще.

Затем пришли остальные. Переглянулись, и Ваня Два Миллиметра открыл окно. Хоть с улицы и обдавало утренней прохладой раннего апреля, дышать удавалось с трудом. У босса, любителя позывных и прозвищ, было и свое. Боря Сквозняк. Проблемы с кишечником, ничего тут не поделать. От него исходил, мягко говоря, неприятный запах. Который он, судя по всему, не считал нужным или возможным сдерживать. В его присутствии приходилось открывать окно, невзирая на погодные условия. Лишь бы иметь доступ к свежему воздуху.

Последнее время стало совсем невыносимо. Будто он испытывал на нас некую разновидность иприта.

Мужчины перездоровались, ударяясь костяшками пальцев. Хоть лапы перестали мять, уже прогресс. Дурацкие мужланские привычки. Сколько вообще веков этому ритуалу? Он давно изжил себя, никто уже не прячет оружия в руке. Теперь угрозы гораздо больше в самом рукопожатии.

Как же закостенела мужская натура, что так усердно тянет за уши ритуальный хлам.

– Что ж, давайте по порядку, – прокашлявшись, начальственным тоном начал босс.

Не ручаюсь за остальных, но я собаку съела на масочно-хиджабной физиогномике. Тоже, пожалуй, вековое и сугубо женское. Уметь различать мужские эмоции, предугадывать и истолковывать настроение и желания. По языку тела, по жестам и движениям, по мимике – пусть и усеченной до верхней трети лица.

Впрочем, это время кануло, дорогие мужчинчики, когда мы вам угождали и потакали. Новый мировой порядок – он во всем.

Тогда я сразу поняла, что босс не в духе. Как и все мы, он оставался в маске, хотя и прошел вакцинацию, единственный из всех присутствующих. Я задавалась вопросом, зачем он так. Сила привычки? Дань уважения к сотрудникам? Показательное великодушие начальника?

Зная босса, все же склоняюсь к первому. Он, как и любой закоренелый мужик, раб своих зависимостей.

Ведь как еще объяснить то, что из отверстия в центре его маски тлела сигарета. Он менял их так быстро и вечным круговоротом, что отверстие всегда оказывалось закупоренным новой. И не было никакого нарушения масочного режима.

В тот момент, когда он предложил начать, я заметила, что сигарета мелко подрагивала, свисая чуть вправо. Признак дурного настроения. Будто он хотел держать рот свободным, чтоб сердито плюнуть.

Может, он даже и плевал внутрь маски, кто знает.

– Что там с бандой масочников? – угрюмо спросил босс. – Как прошло?

– Вроде неплохо прошло, – сокрушенно начал Ваня Два Миллиметра. – Во время облавы мы поймали их на горячем. В гаражах на полу стояли десятки ведер с заразным секретом. Ох и вонь там была. Что интересно – они доставали утопленные маски детскими граблями.

– Это же какими психами надо быть, чтобы настаивать маски в емкостях с вирусом, – не выдержала я, – а затем фасовать и раздавать на улице в качестве благотворительности.

– Ага, – вставил Ваня Два Миллиметра. – А потом их носят ничего не подозревающие люди. И поголовно зарабатывают ковидное воспаление легких.

Всех номопов я знала, как родных. Ваня Два Миллиметра отличался скрипучей дотошностью и любовью к деталям и тонкостям. Потому у него и прозвище такое. Стоит маске чуточку сползти, хоть на парочку миллиметров обнажить ноздри – он тут как тут. Сразу нудит, сопит, душнит, что это нарушение масочного режима, штраф, выговор и так далее.

Не зря я его отшила, когда он клеился ко мне прошлым летом. Впрочем, надо отдать ему должное, по липовым заключениям и ПЦР-тестам у него особая чуйка.

Босс натужно пыхтел и выпускал густые клубы дыма. Вкупе с открытым окном становилось немного легче. Краем глаза я поглядывала на него и все пыталась понять, в чем же дело. Странно, но сквозь сизоватую завесу мне показалось, что он пронизывал меня взглядом.

– Так вы их накрыли или нет? – сердито кашлянул босс. – И если да, то к чему это твое вроде?