Ковидики

Сабрина вспомнила, как сделала два глотка из стакана и тут же снова поперхнулась. Жгучая, противная жидкость не шла внутрь. Мама оставалась спокойной, дала запить соком. Помалу, с перерывами, принудила выпить гадкое до конца.

Не прошло и минуты, как Сабрина почувствовала мягкое, расслабляющее тепло в животе. Мама уложила обратно в кровать. Раскрыла упаковку с какими-то инструментами. Сабрина проваливалась в туманную дремоту. Ее даже не испугал вид шприца. Мама деловито заправляла его прозрачной жидкостью с крохотной ампулы.

Отголоски страха замирали в сердце. Сабрина немощно ворочала языком, но мама не обращала внимания. Еще чуть, и она отключилась.

Но не полностью. Время от времени она будто выныривала из жидкого сна. Сквозь рыхлую муть беспомощной неподвижности Сабрина ощутила холодную влажность на шее. Несколько капелек щекотливой дугой сбежали к затылку. Она вяло приоткрыла веки и взглянула на маму – та усердно терла шею ваткой. Заметив взгляд, нежно улыбнулась.

В другой руке мама держала наполненный шприц.

Вот тогда Сабрина и запомнила ее глаза – круглые, сверкающие, как луна в ночи, глаза. Смотрят на нее. Сквозь нее. Через нее.

Я хочу тебя уберечь. Ты – все, что есть у меня в жизни. Ты и есть моя жизнь…

– Ма, – чужим языком выдавила Сабрина.

– Засыпай, малыш, – с ноткой принуждения шепнула мама.

– Что… – Сабрина никак не могла шевельнуть громадным языком, – ты делаешь?..

Мама прикрыла ладонью лицо Сабрины.

– Сейчас будет немножко больно. Потерпи. Сделаю укол под кожу.

Так и случилось. Одеревенелая и одурманенная, Сабрина скривилась от короткой вспышки боли. Мама сделала укол.

– Все будет хорошо, – звучал рядом мамин голос, тихий и воркующий. – Немножко потерпи, сейчас отпустит. Чуточку попечет и перестанет.

Сабрина проваливалась все глубже. Но заснуть окончательно так и не смогла.

Она вспоминала короткие кадры увиденного. Враз зафиксированные на миг очнувшимися глазами.

То, как мама оголила тонкий треугольничек лезвия, сверкающий от остроты. Как приблизила его к шее Сабрины. То, как лезвие мелко подрагивало и давало блики.

– Не сглатывай, – злым, сдавленным голосом прошептала мама. – Не сглатывай же.

Сабрина ничего не могла поделать. И мама, похоже, и не обращалась лично к ней. Она склонилась очень близко, были видны ее складки и поры на носу.

То, как мама нащупала что-то на шее Сабрины. Твердый выступающий хрящик. Спустилась ледяным пальцем ниже, придавила, выявляя между податливых плотностей впадинку. Углубление. Зафиксировала вжатым ногтем. Приблизила лезвие к ямке. На секунду замерла, сделала глубокий вдох – и проткнула.

То, как Сабрина ощутила тупое давление. Раздался глухой, едва уловимый хруст. Что-то вгрузло в шею, тонкое и острое. И спустя какое-то время потекло, прямиком к затылку и подушке.

Сабрина пропадала, терялась в забытьи – но она честно старалась не сглатывать.

То, как мама возилась на кровати, отчего прогибался матрас и мялась простыня. И то, когда на миг Сабрина возникла из пустого сна, распахнула глаза – и увидела, как мама просовывала в шею резиновый шланг. Медленно проталкивала вглубь. И как ее руки, спрятанные перчатками, были измазаны в крови.

То, как Сабрина ощутила жутковатое трение об горло. С внутренней стороны. Будто там ползло нечто твердое, спотыкалось об стенки, но продолжало непримиримо проталкиваться вглубь.

Мама приподнимала голову Сабрины – каждый раз, когда обматывала шею очередным слоем бинта. Раз за разом. Возникшее однажды давление в области шеи уже больше не прекращалось.

– Так, половину мы сделали, – удовлетворенно сказала мама. – Сейчас будут еще укольчики. И гораздо больнее. Но нам надо закончить, так что потерпи.

Мама стянула ее, все еще безвольно растекшуюся в полудреме, на середину кровати. Села со стороны изголовья, придавила коленями ее уши. Дальнейшее Сабрина помнила совсем плохо. Откуда-то возникла пронизывающая боль. Она хотела выбраться, попробовала сопротивляться отключенным тело, вытащить голову, но мама крепко сжимала и делала больно. После уколов она проводила какие-то действия с губами, отекшими, вздувшимися, будто неживыми.

– Все, я почти сделала! – вскрикнула победно мама.

Сабрина снова на секунду пробудилась, дернулась – прямо над ней свисало лицо мамы. Искаженное и мрачное.

– Успокойся. Прошу тебя, успокойся. Прежде, чем я сделаю последнее – восстанови дыхание. Начни дышать медленно и спокойно.

Мама осторожно разнимала ноги, освобождая голову Сабрины.

– Лежи смирно, – с угрозой в голосе произнесла мама. – Больно больше не будет, я обещаю. Поначалу просто непривычно. Но это нормально, так надо. Просто засыпай. Это будет лучше всего. Я подожду. Засыпай.

И Сабрина заснула.

Очнулась она только сейчас. Разбитая и скованная вирусом.

Или все же не вирусом?

По крупицам восстановить ночные события не удавалось. Все растекалось в жиже болезненной головы и растворялось в отеке будто отсыревших губ.

Сабрина издала стон. И замерла в тревоге. Казалось, весь дом прислушался к этому стону. И теперь раздумывал, что с ним делать.

Мама. Со слезами радости Сабрина увидела ее. Она катила в комнату высокий длинный штырь, на котором сверху болтался прикрепленный пакет с прозрачной жидкостью. С пакета тянулась трубочка. Трубочка заканчивалась жалом иглы. Иглу мама бережно сжимала пальцами.

Сабрина снова почувствовала страх. Вместе с пробуждением он заползал в нее, как темное насекомое. Она беспокойно заерзала, ощутив прилив беспокойных сил в мышцах. Хотела спросить, узнать у мамы, что происходит, но никак не могла.

Странное давление в забинтованной шее не отпускало. Губы даже с напряжением нельзя было разомкнуть. А нос оставался намертво заложенным.

И дышать. Сабрина с нарастающим ужасом ощутила, как плохо ей дышать. Как тяжело и невыносимо трудно сделать вдох. Как мало воздуха она может вдохнуть.

Заметив усилия Сабрины, мама мягко улыбнулась.

– Не переживай, малыш. Тебе нельзя нервничать. Иначе начнешь задыхаться.

Сабрина хрипло застонала. Звуки никак не могли выбраться из нее. Тело непослушно билось в мелких судорогах.

– Прошу тебя, успокойся, – сурово, с грозными интонациями повторила мама.

Она села на край кровати. Положила ледяную руку Сабрине на плечо.

– Если ты еще не вспомнила и не догадалась, то знай – я зашила тебе рот, а ноздри заклеила клеем. А в шее сделала отверстие, через которое ты будешь дышать. Успокойся. Успокойся, я сказала! Задохнешься же!

Сабрина разглядывала маму, тщась поверить – и громкие стоны замирали внутри нее.

– Потому что ты должна пережить пандемию! – вдруг громко, с отчаянием в голосе воскликнула мать. – Ты не виновата, что твой отец «серый». Тут моя вина, я была слепа, я еще тогда не проснулась.

Замолчав, мама перевела дух. Сабрина заливалась слезами и трепыхала головой.