Ковидики

Как водится, первые массовые упоминания значились в мемах. То тут то там мелькали шутки и подколы над жителями глухих сибирских поселений, изнывающих от диареи.

Некие туристы, не обремененные интеллектом, путешествовали по сибирской тайге. Однажды они поймали бобра и решили, что его стоит скушать. Плохо зажаренный на костре, бобер оказался не пальцем деланным, а суровым носителем специфического вида кишечной палочки. Туристы успешно отравились и заболели. Тем самым дав старт общепланетарной напасти.

С каждым днем количество зараженных увеличивалось в геометрической прогрессии.

Новости огорашивали, сводки сыпались одна за другой. Случай в Москве, случай в Минске, случай в Одессе, случай в Лондоне. Никто очнуться не успел, как прекратилось любое транспортное сообщение между странами, наглухо закрылись границы – и была объявлена всемирная пандемия боброноза.

Казалось бы, обычный инфекционный понос. Но нет. Это был выдающийся понос. Понос, что спровоцировал карантин всеобщего масштаба.

Если б у инопланетян имелись глаза, они бы в недоумении переглянулись.

Жителям Земли возбранялось покидать жилище, если на то не возникало экстренных причин. В случае, если не выйти невозможно – обязательным образом требовалось использование защитного средства. Главным и неотъемлемым атрибутом социального человека теперь являлась прокладка, или же, в идеале, памперс.

Спешные исследования показали, что заболевший на боброноз мог и не иметь выраженных клинических симптомов, но являлся жутким разносчиком. Отличительной чертой боброноза была тяга к испусканию газов. К испусканию постоянному, безусловному, императивному, но, хвала небесам, с незначительной примесью метана. Это давало шанс зараженному не сгореть со стыда, но и усложняло обнаружение самого бессимптомного.

Научный факт – частички бобро-палок распылялись вместе с газами, оседая на предметах окружающей среды. При контакте с зараженной поверхностью человек и мог подхватить боброноз.

Норматив использования защитного средства гласил, что прокладку нужно крепить поверх одежды, для демонстрации того, что она есть – в область между промежностью и копчиком. Одним словом, прокладка должна прикрывать анус.

В народе это почему-то прозвали «воздушный поцелуй». Инопланетяне тут, пожалуй, досадливо бы пожали аналогами плеч.

По клинической же картине боброноз ничем не выделялся среди прочих кишечных инфекций. Человек страдал расстройством пищеварения, что проявлялось изнуряющей диареей, метеоризмом, а так же отсутствием аппетита, тошнотой и общей слабостью. В редких случаях доходило до рвоты и субфебрильной температуры.

Была определена и введена в обиход и так называемая социальная усидчивость. Согласно данным ученых, бобро-палки оставались контагиозными в испускаемых газах лишь некоторое время. Затем они рассеивались, диффундировали в воздушной среде до безопасных чисел. Поскольку человек большей частью испускает газы в сидячем положении, то была выведена формула, а точнее интервал между последовательным сидением разных людей на одном месте. Определенное время запрещалось сидеть на стуле, кресле, скамейке и прочем, после того, как там посидел другой человек, потенциально заразный на боброноз. В одних странах не разрешалось садиться час, в других полтора, в третьих – целых два.

Никто не брал ответственность за разницу в интервалах, но предполагалось, что это коррелировалось исходя от пищевых предпочтений и этическому отношению к публичному выпусканию газов в том или ином регионе.

Первые месяцы прокладок катастрофически не хватало. Опасаясь бобро-палки, люди шли на ухищрения и разного рода уловки – обматывали фольгой таз, прикладывали к одежде полотенца и носки, фиксируя их скотчем. Насаживали на клей пакеты, создавая закрытые и шелестящие при ходьбе резервуары для заразного коричневого ветра.

Моделировалась ситуация, что большинство людей перенесут боброноз в легкой форме. Быстротечно, пустяково пронесет пару дней и отпустит. Классический жидкий стул при пищевом отравлении. Так оно, по сути, и происходило. Тем не менее, медики настойчиво и систематично предупреждали, что боброноз исключительно опасен для беспомощных стариков и тех, у кого слабый желудочно-кишечный тракт.

Львиная доля смертей во время пандемии значилась за бобронозом. Хотя бы потому, что другие причины летальных случаев нигде не отмечали.

Постепенно среди жителей всех стран мира начало нарастать недовольство. Задавались вопросом – почему типичная кишечная инфекция стала поводом для драконовских и разрушительных карантинных мер. Ведь статистика смертности не превышала среднегодовые показатели. Давно доказано, что индивидуально созданный для выявления боброноза скребок с ампулы прямой кишки давал и ложно-позитивные и попросту абсурдные результаты. Так, к примеру, используя метод соскребания, бобро-палки были найдены у морского конька, топинамбура и рижского бальзама.

Но, к удивлению человечества и предполагаемых инопланетян, никого из представителей ВОЗ это не смущало.

Поначалу прокладочный режим соблюдался строго. Люди страшно боялись заполучить вроде известную, но вдруг ставшую загадочной и крайне агрессивной хворь – по интернету показывали видео забитых больничных уборных, переполненных уток в коридорах, падающих с ног от усталости медиков в плотных памперсах и с торчащими шлангами калоприемников.

Время от времени проскакивали крамольные сообщения, что на самом деле больницы полупусты, медикам хорошо доплачивают за постановку модного диагноза, а статистика подло и умышленно завышается.

Так же периодически всплывала официальная информация о том, что дежурные и родственные дизентерия, сальмонеллез, амебиаз и другие чудесным образом испарились. Их никто не регистрировал. Боброноз властно занял нишу всех кишечных инфекций.

Опальные ученые доказывали, что прокладки не в силах защитить от боброноза. Как те же маски не могут спасти от гриппа или другого вируса дыхательных путей. Газы, равно как и частицы бобро-палок, все равно проникнут сквозь любую ткань или материал. Прокладки могли бы иметь смысл, если человек не только выделяет газы, а, выражаясь на жаргоне, делает это «с подливой».

К слову, утоляя любопытство гипотетических инопланетян, диарейный синдром при бобронозе назвали «бобровая струя» – из-за своего мощного и оглушительного напора.

Тем не менее, время шло, а карантин и ныне там. В Европе меры «воздушного поцелуя» соблюдались и контролировались усердно, от души. Среди славян же прокладки надевались кое-как. То сползала к просаку, то к пояснице задиралась, то в паховой складке в гармошку кукожилась. В метрополитене иногда дежурили муниципальщики с образцово втиснутыми между крепких бедер черными корпоративными памперсами – и контролировали, чтоб прокладки были у всех. И чтоб правильно защищали, с прикрытием ануса.

Это, пожалуй, была чуть ли не единственная точка контроля. Ну и в ресторанах обслуживали только стоячие места.

В странах с развитой экономикой принуждали к памперсам, более дорогому, но и более надежному средству. К тому же принуждали облачаться что в публичных местах, так и повсеместно на улице, несмотря даже на ветреную погоду.

Второе полугодье карантина не было встречено с особым энтузиазмом. Мир по-прежнему держали взаперти, человечество привычно, будто всю жизнь, носило в межножьи прокладки и памперсы, сугубо машинально втискивая их перед выходом на улицу. ВОЗ обещала, что конец карантину положит массовое клизмирование. Процедура состояла из форсированной очистительной промывки и стерилизации просвета толстой кишки. Но что делать, когда бактерии, в том числе и бобро-палки, снова заселят кишечник, организация молчала.

Одна часть людей приняла как должное введенные меры, послушно и систематично придерживалась их, ежедневно меняя прокладки и памперсы. Другая обескуражено и с подозрением наблюдала, хотя и не могла не придерживаться, третья же с пеной у рта эти меры поддерживала.

Инопланетяне, появись у них, упаси боже, желание вояжа к некоторым постсоветским государствам, собственными органами восприятия узрели бы, как разгильдяйски там соблюдался карантин, какими на самом деле половинчатыми, непоследовательными и порою до обидного показушными оказались ограничения. А люди там, что парадоксально, массово не вымирали. И особо не собирались, не стремились к этому. Более того, так же массово и не болели. В закрытых помещениях и салоне транспорта не стоял выедающий глаза запашок. Не звучало громкого пуканья из каждого угла. Никто не бегал менять штаны, настигнутый «бобровой струей». И цифры, как бы ими не манипулировали, ничего пандемического, из ряда вон выходящего не показывали.

Несостоятельной оказалась и диагностика – копошение скребком по складкам анусного сфинктера в поисках бобро-палочек. Официальные лица не решались оспаривать этот факт. Предпочитая с завидным упорством гнуть линию всеобщего клизмирования.

К концу первого года клизмирование потихоньку внедрялось в массы. Известные личности публично, снимая на камеры, вгоняли себе в прямую кишку некий лекарственный раствор, призванный стерилизовать часть кишечника. Тем самым убрать зловредную бобро-палку. И земляне увидели в этом анусном просвете, проделанном клизмой, свет в конце тоннеля.

Впрочем, были и те, кто сопротивлялся процедуре. И что красноречивей всего – среди антиклизмачей было огромное количество медиков. Которые всячески отговаривали и отказывались от стерилизации кишечной среды. Не видя в ней смысла. А видя вред и нарушение нормальной микрофлоры.

И это могло навести человечество на некоторые подозрения.

Смутить инопланетян могло и то, что мало кто хотел об этом задумываться. Мало кто хотел сопротивляться. Людям всегда было проще приспосабливаться и выискивать лазейки. А если кто и хотел поспорить, то не мог. Ибо был в критическом меньшинстве. Сопротивление подавлялось и наказывалось. Человека записывали в простодушного дурачка и невежу. Человека подавляли и высмеивали.

Как можно сомневаться в правильности ограничений и запретов, если среди традиционных мемов шаблонно попадались грозные и жалостливые «мой дед дристал дальше, чем видел, и едва выкарабкался», или «я так тяжко переболел, думал, унитаз развалю».

Нет. Человек был беспомощно слаб и тревожно подавлен. Дело человека – носить прокладку и бояться. И ждать, что кто-то когда-то его спасет.

И тогда, послушав душещипательную историю, инопланетяне вежливо бы кивнули своими кивательными органами и спешно отправились бы восвояси. Пометив в своих вычурных туристических блокнотиках, что через пару-тройку десятков земных лет сюда следует наведаться.

Чтобы узнать, к чему же вся эта бобронозно-прокладочная катавасия в итоге человечество приведет.

«Бэтменятко»

На пике формы я входил в десятку самых сильных боксеров мира. С одного удара я мог вырубить крупную рогатую скотину, уже не говоря о том, чтобы убить человека.

Думаю, это первая причина, по которой я участвовал в операции.

У меня была жена. Она погибла во время родов, вместе с ребенком. По официальной версии, в больнице вспыхнул пожар – и ее, сложно рожавшую, не смогли спасти.

Думаю, это вторая причина, по которой я участвовал в операции.

Сейчас уже мало кто вспомнит те наводящие ужас события. Ученый мир окрестил их как «Постковидная несостоятельность плода». В народе же прозвали проще и понятней – мор новорожденных.

Истинные причины невероятно большого количества смертей младенцев знали несколько тысяч избранных во всем мире. Так называемая элита, главы корпораций, верхушка военных ведомств и приближенные медики. А так же, разумеется, горста исполнителей. Среди которых значился и я.

Да, это я убивал новорожденных. Теми самыми кулаками, что способны были завалить зебру или муфлона. Я отрабатывал на плодах приемы профессионального бокса. Это все я, а не постковидная несостоятельность.

Как мыслящее орудие, я обязывался держать язык за зубами, иначе меня обещали не щадить. Но сейчас, когда столько воды утекло, и я стал дряхлым, давно отжившим свое стариком, я решился. И родных у меня тоже нет. Напакостить они никому не смогут.

Так что пришло время рассказать правду. Какой бы чудовищной и дикой она не показалась.

Я должен снять с души этот груз.