О.С.А. Роман

За его галерейную практику встречалось много разных сумасшедших, но так, чтобы пугали его смертью, не было. Семен бы и рад был выбросить из головы весь этот бред, но бред никак не хотел выбрасываться, а напротив, все глубже и глубже проникал в мозг, растекаясь змеиным ядом по всему организму.

Бокалов собрался, выключил свет, запер галерею и отправился домой.

Выйдя на улицу, он закурил, подождал, когда загорится зеленый свет светофора, перешел дорогу и, не торопясь, шаркая подошвой по асфальту, направился к метро. Было тепло и сухо, дул приносящий ночную прохладу легкий приятный ветерок. На небе ярко светила луна, то и дело ныряя в темный омут очередной серой тучки и вновь выныривая обратно.

Народу возле метро было немного, и потому никто не толкался у входа. Перед стеклянной дверью эмоционально беседовали о своем два пьяных бомжа, матеря и проклиная то ли жизнь, то ли правительство, то ли еще неведомо кого. Семен прошел мимо, делая вид, что не замечает их. Спустился по эскалатору вниз и прошел по длинной платформе в самый конец. Обычно возвращаясь домой, Бокалов садился в последний вагон метро и ехал до конечной станции. Раза два или три, будучи в состоянии крайнего алкогольного опьянения, Семен умудрялся проезжать мимо своей станции. Поезд со спящим Семеном заезжал в тупик и возвращался обратно.

Пьяным или трезвым, когда Семен ехал в вагоне метро, если удавалось сесть, он всегда дремал. А если все места были заняты, то Бокалов находил на что опереться, доставал мобильный телефон, открывал специальное приложение и читал. Последние год или два Семен читал немного, забыв про бумажные книги напрочь. А раньше он покупал дорогие его сердцу романы и сборники стихов пачками. В его квартире было десять огромных картонных коробок, полностью забитых книгами. Иногда, что случалось крайне редко, Семен брал тряпку и принимался протирать пыль. И когда он вытирал от пыли коробки с книгами, то неизменно открывал картонный сундук, вынимал одну книгу, листал ее, нюхал, читал несколько строк. Затем вынимал другую и проделывал с ней тоже самое. Бокалов любил нюхать книги, это был его маленький пунктик. Семен был уверен, что каждая книга имеет свой уникальный запах, который меняется на протяжении жизни книги. Как человек с годами приобретает опыт, так книга впитывает в себя различные ароматы, полагал Бокалов. Особенно ему нравился запах новых книг, еще никем не читанных. Этот аромат типографской краски просто сводил Бокалова с ума. И при всем фанатизме к печатным книгам, он без всякого сожаления променял их на цифровой формат. Бокалов не любил читать книги дома. Обычно открыв книгу, он укладывался на диван, и уже на второй минуте чтения его клонило в сон, на пятой он начинал клевать носом, на седьмой уже крепко спал. Книги он читал исключительно в метро. Но читать в метро книгу, если ты стоишь, и народу в вагоне как килек в банке, очень неудобно. Нужно держать ее двумя руками, переворачивать страницы, при этом как-то реагируя на различные волнения агрессивной толпы. Именно из-за удобства Бокалов променял столь любимые им книги на смартфон. Телефон всегда легко достать, страницы можно перелистывать одним пальцем и совсем не нужно искать страницу, на которой ты остановился в прошлый раз. Хотя некоторые, по мнению Бокалова, некультурные люди, читая книги, загибают страницы, чтобы потом было легко открыть на нужном месте. Таких людей Бокалов считал варварами, он никогда не загибал уголки страниц и никогда не клал открытую книгу текстом вниз. К печатным книгам Бокалов относился с трепетом, как к неким вещам, принадлежащим определенному культу.

Семен дошел до конца платформы и увидел в темном туннеле свет – это прибывал поезд. Бокалов вошел в последнюю дверь. Народу в вагоне было очень мало, полно было свободных мест. Но Семен почему-то не сел. Он стоял, опершись о стенку, и думал об осе.

На следующей остановке в вагон никто не зашел, и Бокалов решил присесть.

Усевшись на сидение, искусствовед достал мобильник, открыл приложение и стал читать.

Это были «Сатанинские суры» Салмана Ружди. Впервые Семен услышал имя автора из новостей, когда за это произведение иранский великий аятолла Хомейни публично проклял его и приговорил к смертной казни, назначив награду в размере 2 миллионов долларов тому, кто убьет писателя.

В следующий раз с именем скандального прозаика Бокалов столкнулся на книжном развале в Олимпийском. Это был один из самых больших книжных рынков в Москве, располагавшийся в здании Олимпийского дворца, за вход нужно было платить деньги. Семен пришел туда в поисках книг Бориса Виана. Прочитав «Пену дней», он, можно сказать, влюбился в произведения этого француза. Вообще Семену нравились парижские авторы начала и середины века. Он с упоением зачитывался французским периодом Миллера, Кортасара. Тяжеловесная экзистенциальность Сартра и Камю не очень нравились Семену, но для широты кругозора он прочел и «Тошноту», и «Чуму», и другие произведения этих Нобелевских лауреатов. У Жана Поля Бокалову понравилось лишь одно его произведение – это отказ от Нобелевской премии. Сартр объяснил свой поступок тем, что ни один из номинированных писателей не написал ничего стоящего после того, как получил эту премию. А он еще надеется достигнуть более высоких вершин в своем творчестве. Конечно, не только из-за этого отказался Сартр от премии, или, скорее всего, вовсе не из-за этого. Он был социалист и свято ненавидел все буржуазное, считая весь Нобелевский комитет орудием в руках буржуазной пропаганды против социализма.

Гуляя по книжному развалу, Семен неожиданно наткнулся на толстую книгу с надписью на обложке «Прощальный вздох мавра», а выше этого названия было выведено имя автора – Салман Рушди.

Семен взял увесистый фолиант в руки, открыл и первым делом вдохнул носом аромат свежевыпеченной книги. Затем перевернув книгу, недовольно покосился на вполне внушительную цену, приклеенную в виде бумажки.

– А его стихи у вас есть? – спросил Бокалов у продавца.

– Нет, – ответил тот равнодушно, – их вообще в переводе нет. Одно издательство собралось публиковать, нужно было сделать перевод. Заказали перевод, переводчик умер, а издательство неожиданно сгорело. Вот, – продавец указал пальцем на книгу, которую держал в руках Семен, – возьмите, почитайте, отличный роман, не пожалеете. Там в этих стихах ничего хорошего нет.

Уже спустя несколько лет Семен узнал, что «Сатанинские стихи» – это вовсе не поэзия, а большой непонятный роман. Бокалов брался за него раз десять, читая по двадцать, тридцать страниц, совершенно ничего не понимая, откладывал в сторону. Какой-то актер, падающий с неба, никак не мог уместиться в голове Бокалова после «вздоха Мавра» – семейной саги, написанной в толстовском стиле. «Стихи» напомнили Семену так и не осиленного им Джойсовского «Улисса», которого галерейный искусствовед считал бредом сивой кобылы.

В очередной раз Семен открыл на своем смартфоне «Сатанинские суры», которые скачал с интернета и без всякого интереса принялся читать, чтобы хоть как-то занять время.

Через несколько минут чтения отплясывающего стояк-коровяк текста Семен стал клевать носом.

– Конечная, милок, – кто-то потряс его за плечо.

Глава 6

Бокалов открыл глаза и увидел черные кеды с красной резиновой подошвой, точь-в-точь из его детства. Такие кеды ему купила мама в Детском мире, когда он учился в пятом классе. Чтобы, выражаясь современным языком, сделать тюнинг чмошным нищенским кедам, Семен по совету друга вымочил их в хлорке, сворованной у технички в школе. После того, как кеды постояли около часа в растворе хлора, Бокалов постирал их хозяйственным мылом. Чудо свершилось, кеды стали ультрамодного белого цвета, практически близнецами китайских «двух мячей». Бокалов был на седьмом небе от счастья. Круче этих были только настоящие китайские у двух парней из старших классов. Семен, не менее сияющий, чем его кеды, ходил по школе, ловя на себе завистливые взгляды учеников. Это был его школьный звездный час. Но радость Семена была недолгой, буквально на следующий день подошва просто отвалилась от исхудавшей от хлорки материи. Бокалов привязал шнурками подошву к кедам и так, не поднимая головы, чтобы ненароком не встретиться с кем-нибудь взглядом, доковылял до дому. И конечно, ему влетело за химические опыты и испорченную обувь. Мама вновь купила Семену точь-в-точь такие же, как и были до фантастической метаморфозы кеды «сатанинской» раскраски и строго-настрого запретила вновь менять цвет.

Увидев спустя столько лет эту пугающую расцветку на кедах из прошлой жизни, Семен поежился. Он поднялся и направился вслед за народом.

Станция, на которой он вышел, была совершенно незнакома Семену.

– Что за станция такая? – спросил он у женщины лет тридцати.

– Дибуны или Ямская? – пошутила женщина, с улыбкой посмотрев на заспанного Семена.

– А с платформы говорят… – продолжил Бокалов, но тут же осекся, – нет, правда, как называется станция?

– Как и прежде ВДНХ, конечная, – весело произнесла женщина и пошла дальше.

– Странно, – Семен огляделся по сторонам, – переделали что ли, раньше вроде по-другому было.

Бокалов остался ждать следующего поезда. Так часто бывало, что поезда доезжали до ВДНХ и дальше шли в депо. Приходилось выходить и ждать следующий поезд, который идет до Медведково. И в этот раз Семену ничего не оставалось, как покориться судьбе и ждать.

Через несколько минут пришла другая электричка, но она тоже шла в депо.

Семен еще подождал, но и из третьей вышел весь народ, а из вагона донесся казенный, бархатистый, но вместе с тем скрипучий, словно кожаные кресла в этом поезде, голос диктора:

– Конечная, поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны.

– Послушайте, я что-то не понимаю, – обратился он к мужчине, – чего они все в депо-то идут, там авария что ли случилась?

Семен смотрел на мужчину и не мог понять, что с ним не так. Смущало вовсе не то, что мужчина был слегка пьян, небрит и помят – что-то другое. Что Семен никак не мог понять. На вид мужчине было лет двадцать пять – тридцать. Не длинные, но явно переросшие волосы были пострижены как-то странно, и расчесаны на прямой пробор. Сам этот человек выглядел так нелепо, словно сбежал из фильма про неформалов семидесятых годов.

– Авария? – удивился тот. – Что за авария?

– Не знаю, – недоверчиво посмотрел на него Семен, – если нет аварии, почему все едут только до ВДНХ?

Мужчина что-то прикинул у себя в уме, нащупал руками содержимое внутренних карманов, убедившись, что все на месте, довольный произнес:

– Потому что это конечная, ты чего, приезжий что ли?

– Ясно, – состроил недовольную мину Семен, – и что, до Медведково уже сегодня не будет, все отъездились?

– Тебе до Медведково что ли? Ну, дык, поднимайся да садись на трамвай. А то, может, раскумаримся?

Мужчина сунул руку за пазуху и слегка вынул из кармана бутылку, показав Бокалову зеленое горлышко.

– «И у меня был рубль, и у него четыре, в связи с этим мы купили три бутылки вина», – выдохнув, произнес Семен слова из песни.

– Это чего? – напрягся мужик.

– Да так, типа стихи.

– Типа? Стихи? – подвижное лицо мужчины выражало крайний интерес.

– Текст песни, – пояснил Семен.

– Крезово, – произнес многозначительно незнакомец – ты поэт? И на гитаре лабаешь? По-любому надо кирнуть. Я уважаю поэтов, не этих, конечно, – он сделал какие-то пасы руками, а потом просто отмахнулся, как бы давая Семену понять, что это не важно.

– Вообще-то я пишу стихи и даже песни, но эта не моя, Майка.

– Майка, – одобрительно кивнул незнакомец – а он кто?

– Майк кто?

Семен не удивился, что незнакомец не знает, кто такой Майк, он подумал, что мужчина просто не в теме.