По счетам

– Что, больно? А тогда, двадцать лет назад, не было больно? Когда ты девочку пятилетнюю в Галиче на станции бросил?

– Я-я-я-я…я-я-я н-н-н-не-е… Она с-с-с-са-ам-м-м-ма от-т-тс-с-с-ст-т-тала…

– Я, дядь Женя, шел сюда с окончательным и бесповоротным намерением прирезать тебя. Как хряка перегулявшего. Но я не стану этого делать. Потому что для тебя это было бы избавлением. Опять же, говорят, мученический конец способен часть грехов списать. Я в это, разумеется, не верю, но… мало ли. Так что дохни сам. Мне приятно будет сознавать, что подыхать ты будешь медленно и мучительно. Беспомощным и под себя ходящим. Не будет тебе хорошего конца. Не заслужил.

Барон осмотрелся по сторонам и достал нож.

– Н-н-н-не-е… нан-н-на-ад-д-д… Ю-ю-ю-юр-р-р… п-п-по-о-ож-ж-ж… я… н-н-не-е-е…

– А пока ты, дядя Женя, еще не совсем из ума выжил, оченно мне желательно, чтоб ты каждый божий день меня и Ольгу вспоминал. А чтоб лучше помнилось, я тебе засечку сделаю. Узелок на память.

Молниеносным горизонтальным движением Барон чиркнул кончиком лезвия по лбу Самарина, оставив неглубокую, но длинную борозду. Похоже, старик даже не почувствовал боли, лишь жалобно взвизгнул и обмочился.

– А это – для дезинфекции, – Юрий плюнул Самарину в лицо, убрал нож и подхватил с земли чемоданчик. – Счастливо оставаться.

Барон торопливым шагом пересек двор и скрылся в арке: всё, с делами в Перми было покончено. А на площадке всё так же резвились, пищали дети. В беседке продолжали греметь костяшками домино мужики. В распахнутом на первом этаже окне на смену Зыкиной заголосил Кобзон. А у подъезда на лавочке беззвучно рыдал разбитый параличом старик. С окровавленным лицом и мокрыми штанами.

* * *

– …И далее вы взялись крутить парня на убийство Лощинина с последующим присвоением документов и биографии?

– Да. А поскольку после смерти Иващенко моим начальником стал прощелыга Синюгин, дело расписали мне. Вот теперь и понимай как хочешь – судьба это или случайность?

– Слушай, а с какого перепуга Алексеева вообще взялась госбезопасность крутить? Ведь это сугубо милицейская подследственность?

– Профессор Лощинин некогда имел отношение к разработкам систем радиолокационного опознавания, поэтому Синюгину грезилось увидеть за налетом нечто более масштабное. Даже несмотря на то, что профессор впал в старческий маразм еще до войны и по этой причине даже не был включен в списки подлежащих эвакуации особо ценных научных кадров. Но, разумеется, никакой диверсии-шпионажа там и рядом не стояло. Заурядный разбой.

– Ни фига себе, заурядный! Три трупа.

– Согласен, многовато. Обидно, что живьем тогда никого захватить не удалось. Потому что пацанов явно кто-то очень непростой на профессорскую хату навел. Много там разного антиквариата хранилось, даже оригинал Айвазовского имелся. Но – тут уж ничего не попишешь. Облаву на парней милицейские устраивали. И уж так им эта банда осточертела, что в итоге сработали беспощадно, но непрофессионально.

– Мы с тобой как-то отклонились от Юрки.

– А что Юрка? Когда диверсия отпала, Синюгин взялся настаивать, чтобы парень получил полновесное за убийство. Тем более сын врага народа. Яблоко от яблони, все дела… Но я сумел переквалифицировать на соучастие.

– И как же тебе это удалось?

– То, Володя, история долгая. Я к тому, что такие погоды на дворе стоят, а мы за столом киснем. Может, возьмем паузу и до речки прогуляемся? Окунемся? Что думает об этом комиссар?

– То же, что и командир.

– Правильно думает комиссар!.. Не-не, ничего не трогай, оставь как есть. Вернемся – продолжим.

– Пашк, у тебя здесь, часом, телефона нет?

– Обижаешь! Чекист бывшим не бывает, а потому всегда должен находиться в режиме доступа. Тебе позвонить нужно?

– Не сейчас, вечерком закажешь межгород с Москвой? Мне должны там кое-какую информашку подсобрать.

– Без проблем. Только на фига тебе межгород? Выйдем на дежурку, и они по своей линии подключат. Думаю, цельному генералу с Лубянки не откажут?..

Глава третья

Гульба по случаю именин труженицы пивного общепита Валюхи хоть и проистекала с предсказуемым размахом, но была омрачена паскудными событиями завершающейся недели. В начале которой мусора повязали Зойку Графиню, сыскав у нее на хате вещички с налета на Канонерском, а затем, с некоторым опозданием, до честного народца добралось известие об аресте Бельдюги. За второе более иных прочих собравшихся кручинился Хрящ. Никак не ожидавший, что судьба-злодейка именно теперь, после столь фартового обноса, организует столь же гнусную подлянку.

Хотя товара на квартире директора обувной фабрики они с Бароном подняли достаточно, с наличностью получилось негусто. Вся надежда была как раз на Бельдюгу, клятвенно пообещавшего реализовать барахлишко в максимально короткие сроки и по исключительно божьей цене. И – на тебе! Мало того что сам спалился, так еще и кодла его, с бору по сосенке собранная, тут же, по-тихому, из города свалила. И где их теперь искать – одному черту известно. Оно конечно, Бельдюга – человек надежный, проверенный. Из тех, кто скорее чужое на себя возьмет, чем своих сдаст. Но то – утешение слабое. Как ни крути, а гоп-стоп на канале Грибоедова, получается, вхолостую сработали – на колу мочало, начинай сначала.

А тут еще и Барон куда-то запропастился. Если и он, до кучи, в какой блудняк угодил, пиши – караул… Хрящ опрокидывал в себя за стаканом стакан, рассеянно прислушиваясь к разгульному гомону, и размышлял: может, при таких раскладах и ему на время покинуть город Ленина? Но на какие тити-мити жить? На столовское трехразовое, конечно, хватит. Но хочется-то – кабацкого.

В какой-то момент из клубов табачного дыма материализовался Вавила, плюхнулся рядом и, обдавая кисло-чесночным дыханием, зашептал:

– Хрящ, потолковать бы?

– Об чём?

– Хорошая маза есть. Козырно обставить можно.

– Кто ж об деле на хмельную голову толкует? Выбрал место.

– Так тебя в другое время не застать. Ты ж лёжки меняешь как пес шелудивый: там пометил, сям пометил, откусил – отбежал.

– А ты никак собачить меня вздумал?

– Да ты что?! Это я так, типа образно выразился. Может, выйдем на балкончик? Потолкуем?

– Экий ты мгновенный.

Борясь с подступившей тошнотой, Хрящ натужно сглотнул. Прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям: вроде отпустило.

– Ладно, шут с тобой. Пошли.

Хрящ поднялся и неуверенным шагом двинулся из комнаты. Следом, с видом профессионального заговорщика, засеменил Вавила.

– Вы куда, мальчики?

– Куда-куда? На кудыку с балкона харкать. Раскудахталась, курва!

– Мы сейчас вернемся, Валюша. Айн момент…

На самом деле, идея выйти на воздух оказалась не такой и плохой. Исключительно приятственно было сейчас Хрящу стоять, обдуваемым холодным ветерком. И вдыхать кислород, вентилируя больные, до конца от пневмонии не вылеченные легкие.

– Только уговор! Базар сугубо промеж нас, – предупредил Вавила, плотно прикрывая балконную дверь. – Если тема не канает, разбежались – и молчок.

– Было б сказано, а забыть всегда успеем. Ты не канитель, озвучивай.

– Ты, часом, не в курсе: Барон здесь, в Питере? Или, может, отскочил куда?

– Стесняюсь спросить: а в чем причина подобного любопытства?