Белый лист

И Евгений, надевая куртку, уже с порога начал представлять огромные баталии. Сражение набегающих друг на друга огромных волн солдат, танков и всадников под высокой, устрашающей тенью сотен самолетов, сбрасывающих свои толстые бомбы. И взрывы с взметающимися в воздух клочьями земли. И бесстрашие, и доблесть.

И где с первых секунд начала его трепещущие чувства постепенно начинали стекать в русло непонятного и странного удивления от бодрой веселой музыки и бодро поющих марширующих солдат, поющих за чудаковатым занавесом, смешного солдата с приклеенной, замершей и сияющей практически во все лицо улыбкой полного кретина. И искренне негодуя, он ворчливо буркнул сестре:

– Что за ерунда?

Он совмещал и сравнивал. Его еще не растоптанное ожидание, ища компромисс, то разбивалось о стены непримиримости, то, словно феникс, сгорая, рождалось, цепляясь за невидимую нить интриги.

– Ну где, ну где?

– Сейчас, сейчас, – всплывало в его голове.

Евгений все еще надеялся и ждал сражений, пламени, атаки и подвигов. Он сидел тихо, послушно вслушиваясь и всматриваясь в глядящие по сторонам тени из своего кресла в уступчивой тишине полного зала, иногда вцепляясь, словно когтями, в свой левый подлокотник. Евгения мучительно сильно томило ожидание начала, которое лукаво играло свою роль, незримо готовя его к апофеозу наивного безрассудства. И как будто незаметно из темноты кто-то залез в его распахнутые мысли и поднес к его заряженному сердцу горящую спичку. И Евгения словно прорвало, он засмеялся, наверное, первый раз в жизни, искренне выбрасывая в атмосферу все накопленное, сжатое, спрессованное в его душе, что даже было нельзя назвать отрицательным, а просто все то желаемое, то несбывшееся, мечтаемое, но не осуществившееся. Он смеялся девственно-чисто в том моменте, когда главный герой, выдавая себя за главного злодея, пытался спеться с полненькой фройляйн Гретхен фон Шмехермен. В безрассудном экстазе Евгений ухохатывался, заливая горловым смехом ближайшие ряды, и колотил по спинке переднего кресла невпопад дергающимися ногами.

– Перестань пинать, – сконфуженно, шепотом бросала ему сестра, – успокойся, – и искренне говорила: – Извините, пожалуйста, – взволнованным соседям, недовольно бурчащим вполоборота. – Может быть, хватит?

Евгений, признавая свою провинность, тут же успокоившись и взяв себя в руки, искренне просил прощения, но, снова взглянув на экран, веселую физиономию и веселые подвиги Питкина, через минуту забывшись, бил снова и еще задорнее быстрой хохотливой дробью по двум спинкам сразу. И сестра, снова невидимо краснея, с шутливой пристыженной улыбкой театрально строго повторяла: «Хватит… успокойся… Извините…», на что измотанные соседи уже не отзывались вовсе, они просто отслонили свои измятые спины и сведуще ждали скорой развязки. Он смело смеялся, когда герой спасся от расстрела. И к окончанию был тихо, взволнованно горд его заслуженным триумфальным повышением. О, гений! О, смех!

Когда они вышли из кинотеатра, на опустевшие улицы уже опустились поздние холодные сумерки. На простуженной земле лежал тонкий слой белого снега, и, не спеша возвращаясь по асфальту тротуара домой, они оставляли вслед за собой четкие темные следы.

– Понравилось? – с заинтересованным взглядом спросила Катерина.

– Мне очень понравилось, – воодушевленно отвечал Евгений, осматриваясь по сторонам на медленно падающие в сказочном свете уличных фонарей пушистые снежинки.

Идя с ней рядом, Евгений чувствовал необъяснимую радость. Он был истощен и наполнен новыми образами.

– А помнишь, как он ее облил? – спросил он, снова рассмеявшись.

– Конечно, помню, – с легкой укоризной ответила она. – Ты полфильма проколотил ногами передние кресла. – И на ее лице проступила маленькая, но светлая улыбка.

– Я знаю, извини, – произнес он, кивая и набрав полные легкие, замерев на одном месте. – Я старался, честно, но было так смешно, – сказал он, снова ступая по мягкому снежному одеялу и всматриваясь в отпечатки своих подошв. Евгений заметил теплый прощающий взгляд сестры, смотрящей на него, и грустно задумчивый, направленный вдаль улицы, в глубь времени, вовнутрь себя.

Она была на семь лет старше Евгения, она была его любимой двоюродной сестрой, она была девушкой, она была одинока.

Как-то раз нескольким детям в классе, в числе которых была Катерина, дали задание на одну очень странную, но интересную и загадочную тему – написать пару статей на плакате, желательно дополненных красочными рисунками. Тема этой работы была до жути интригующей и звучала вроде «О неопознанных летающих объектах и пришельцах, посещающих Землю».

Евгений стал чутким свидетелем запомнившегося ему на всю жизнь действа и с упоением лицезрел мудрую дискуссию и сдержанную полемику над еще чистым листом белого ватмана.

– Вот, – говорила Татьяна знающе, держа подборку из нескольких мистических журналов, полностью посвященных теме всего загадочного, более того, на обложке одного из них Евгений увидел кричащую надпись, что где-то рядом, не то в соседнем районе, не то в городе или около него, в лесу упала та самая загадочная тарелка с очень зелененькими человечками и что даже были те люди, вступившие с ними в контакт. – Надо выбрать самое интересное.

Открыв один из них, Евгений сразу попал в мир, пробегающий холодными мурашками по его побледневшей коже. Автор незаурядного текста был категорически уверен, что пришельцы, посещающие Землю, разные. Вот, например, эти лесные, с чуть вытянутым черепом и небольшими, чуть больше человеческих, тремя глазами, где третий вычурно располагался на лбу, покрытые шерстью, открывающие рот в голодном зевке, невпопад напичканный акульими зубами, передвигающиеся на двух ногах (когда не в тарелке) и чуть согнувшись, медленно размахивая крепкими руками с четырьмя пальцами на каждой.

– Они самые опасные, – тихо сказала ему Катерина, показывая на фотографический рисунок, слегка постучав по нему пару раз своим указательным пальцем. – У них гипноз, осторожно!

И эти слова сразу пробрали Евгения до глубины сознания, его прорвал легкий дрожащий озноб.

Взглянув еще раз и сглотнув с пересохшим горлом, он стал листать дальше, Евгений искал тех, кто добрее, тех, кто хотя бы обладал спокойной внешностью, без торчащих зубов и, насколько это вообще возможно, добрым взглядом. Из всего перечня этого журнала, приблизительно семи сортов пришельцев Евгений нашел лишь одного, который относился к землянам нейтрально.

Угрюмый гуманоид, слегка пухлый, с коротковатыми ногами, невысоким ростом чуть больше метра, живет на альфе Центавра и прилетает ради изучения здешних форм жизни.

Белый ватман понемногу заполнялся аккуратными рукописными островками пугающего характера. В голове Евгения лопались игристые пузырьки приторно зыбкой реальности, наполненные холодом сладкого страха.

– О, смотри, давай и это вставим, – с горящими глазами указывая на интригующий заголовок. – Они ближе, чем ты думаешь, – сказала Катерина. – Мне нравится, вроде бы интересно, на, посмотри, мам, – протянула она выгнутый в нужном месте маленький журнал.

Нахмуренная Татьяна, пробежавшись глазами по замудренному тексту, с неодобрительным удивлением произнесла:

– Это? Да нет, доченька, что тут вообще… Вот я нашла, смотри. – Татьяна подала ей свой журнал, мягко указывая открытой ладонью на стройные столбцы мелкого шрифта, разбросанные на двух глянцевых страницах.

– Мама, – с легким возмущением произнесла Катерина. – Так много, нет, – и, осознав масштаб, качая головой с выпученными глазами, посмотрела на Татьяну. – У меня же все не влезет.

– Ну, зачем же… – начала было возражать Татьяна, но ее слова неожиданно пересек щебечущий звонок входной двери.

– Я открою, – сказал Евгений, энергично направившись к входной двери.

– Это, наверное, Вика, – громко, вдогонку произнесла Катерина. – Пусть заходит.

Открыв дверь, Евгений увидел худенькую, невысокого роста девочку, удивленно глядящую в ответ.

– Здравствуйте, – быстро произнесла Вика. – А Катя дома?

– Да, – тихо отрикошетил Евгений, пряча в быстроте свою застенчивость.

В мимолетной вопросительной тишине он, скрывая, касался ее расспрашивающими взглядами, а когда их глаза сливались, Евгений чувствовал себя раскрытым и прочитанным.

– Заходи, Вика, – послышался голос Катерины из глубины.

И она молча, не глядя, проскользнула мимо Евгения.

– Здравствуйте, – сказала Вика, увидев сидящую Катерину, ватман и журналы, и расцвела солнечной улыбкой.

– Нашли что-нибудь? – сказала Вика, заходя в комнату.

– Да, смотри, – ответила Катерина, – как много у нас тут журналов!

– Здравствуй, Вика, – дружелюбно сказала Татьяна, слегка подергивая головой, – проходи, помогай давай, – и снова бросила беглый взгляд на предложенный ею текст.

– Подожди, а зачем же тебе все переписывать? – мягко настаивала Татьяна, – возьми немного вначале, вот, – она указала раскрытой ладонью, – в середине и в конце. – Татьяна, взглянув на Вику, протянула ей раскрытый журнал. – Прочитай вот, скажи, интересно же, да?

– Мм, – тихо произнесла Вика, по ходу чтения синхронно покачивая головой. – Да-да, мне нравится, очень интересно, – ответила Вика.

– А мой? – сказала Катерина, протянув свой журнал. – Посмотри у меня.

И в той же манере, быстро прочитав, она поджала губы, задумчиво глядя в сторону.

– Это тоже интересно, – одобрительно ответила Вика Катерине, – но у вас, – она посмотрела на Татьяну, – мне нравится больше, там подробнее.

– Вот, смотри, – победоносно сказала Татьяна, – пиши это вначале, – и указала на свою статью, – а свое после напишешь.

Нахмурившись, Катерина с недоверием оглянула сплюснутые строчки, – Ну… – и, недовольно, но покорно буркнув: – Ладно, – положила перед собой журнал.