Война моторов: Танковая дубина Сталина. 100 часов на жизнь (сборник)

Вот что писал в своём дневнике уже 4 июля 1941 года (13-й день войны!) начальник немецкого Генштаба Ф. Гальдер: «Танковая группа Гота своим северным флангом вышла к Западной Двине в районе Дриссы и встретила здесь упорное сопротивление противника. Дороги труднопроходимы. Большое количество машин вышло из строя в результате аварий. Штаб танковой группы Гота доложил, что в строю остались лишь 50 % штатного количества боевых машин» (т. 3, книга 1, с. 83). Напомню, что на вооружении группы Гота (в том числе и дивизии, в которой служил Э. Раус) в основном находились те самые якобы «не ломающиеся» чешские танки! О том же говорит в воспоминаниях и командующий соседней танковой группой Г. Гудериан: из-за качества советских дорог и русской пыли в ремонте «панцеры» нуждались довольно часто; ремонт этот порой включал замену двигателей, которых очень не хватало. Вот цитата из его «Воспоминаний солдата», посвящённая совещанию с участием Гитлера 4 августа 1941 года в Борисове: «Затем совещание перешло к разбору отдельных вопросов… Я подчеркнул необходимость замены наших моторов, которые очень быстро изнашивались здесь из-за невиданной пыли (прим. автора: ещё раз подчеркну, что германские воздушные фильтры оказались ничем не лучше советских), если только в этом году предполагалось проведение операций, требующих преодоления танками больших расстояний. Мы нуждались также в том, чтобы наши потери в танках были восполнены новыми танками. После некоторого колебания Гитлер обещал выделить на весь восточный фронт 300 танковых моторов – количество, которое меня нисколько не могло удовлетворить» (с. 256). О подобных докладах Гудериан на страницах своей книги упоминает ещё не раз. Не буду их приводить: там говорится всё о том же – об «испытаниях», выпавших на долю «материальной части», и «состоянии дорог». Если есть желание, прошу читателей самих проверить, почитав о совещании, скажем, 23 августа 1941 года (там же, с. 267).

Сгоревшие танки Т-34 из колонны «За Советскую Украину». Курская дуга. 1943 год (источник: http://www. istpravda.ru/pictures/14125/)

Точно так же «полный выход из строя» Т-34 после длительного марша – будь то 343, 1000 или 2000 километров – по-видимому, совсем не означал, что танк отправляли на переплавку. Скорее всего, машине предстоял серьёзный ремонт, включавший, если надо, замену двигателя (благо, эта процедура облегчалась наличием специальных люков), фрикционов, коробки передач или других поломавшихся узлов и агрегатов. Но это точно не означало, что Т-34 мог до конца своей «жизни» пройти расстояние в десять раз меньшее, чем немецкие и чешские танки. А ведь именно к такому выводу подталкивает читателя вышеприведённая цитата из книги «Всё для фронта?». Вот что говорится на этот счёт в книге Е. Подрепного и Е. Титкова «Оружие великой победы»: «Конструкция танка была предельно упрощена, он отличался высокой ремонтопригодностью, позволявшей в массовом порядке осуществлять восстановление подбитых боевых машин и замену вышедших из строя агрегатов. В среднем в годы войны каждый Т-34 восстанавливался 3–4 раза» (с. 23).

Считаю также, что доклады «для внутреннего пользования», подобные тем, что цитировались упомянутыми авторами, было бы неплохо приводить рядом с соответствующими «внутренними» же отчётами об испытаниях (в том числе и сравнительных) германских, советских, французских, американских и английских танков. Мне кажется, что в этом случае мы получили бы более разностороннюю и взвешенную информацию. Которая, не исключено, дала бы возможность взглянуть на тот же «недоработанный» и «некачественный» Т-34 под несколько иным ракурсом.

О надёжности «Пантеры», или «Всё познаётся в сравнении»

Напомню читателю, что танк Pz. V «Пантера» немцы создали в качестве ответа советским Т-34-76 и КВ, которые доставили Вермахту немало проблем уже в первые месяцы войны. Техническое задание, выданное фирмам Daimler-Benz (DB) и MAN 25 ноября 1941 года (по-видимому, по результатам общения конструкторов с фронтовиками, описанного Гудерианом), предусматривало создание 35-тонного танка с длинной 75-мм пушкой, мощным двигателем, расположенными под углом броневыми листами и скоростью до 55 км/ч («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 129). В мае 1942 года Гитлер выбрал один из двух представленных на конкурс проектов – дизайн фирмы МАN. Надо сказать, что рейхсминистр Тодт, отвечавший за военную промышленность Германии (равно как и сменивший его на этом посту после гибели в авиакатастрофе Альберт Шпеер), убеждали фюрера принять конкурирующий проект – концерна Daimler-Benz (Томас Йенц (Тhomas L. Jentz), «Germany’s Panther Tank», с. 16–18). О. Дорошкевич в книге «Полная энциклопедия боевых танков и самоходных орудий» сообщает, что отвергнутый вариант «Пантеры» был даже внешне очень похож на Т-34 и сначала больше понравился Гитлеру (с. 193). Вальтер Шпильбергер подсказывает, что Гитлеру очень понравились дизельный двигатель и компоновка проекта DB, повторившая подход практически всех советских и британских конструкторов танков – заднее расположение двигателя и трансмиссии («The Panther & Its Variants», с. 16 и 22). «Компоновка танка, – поясняет А. Лобанов детали проекта DB, – моторно-трансмиссионное отделение с ведущим колесом заднего расположения – была такой же, как и на советском танке (прим. автора: как видим, немцев не испугало “искусственное сжатие объёмов”)… Башня сдвинута вперёд, броневые листы корпуса расположены под углами, точно повторяющими углы наклона броневых плит на Т-34. Двигательная установка предлагалась дизельная…» («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 129). Правда, немцы отказались от подвески «Кристи» в пользу традиционной – листовой, использовавшейся на всех предыдущих моделях германских «панцеров». В остальном конструкторы из «Даймлер-Бенц» не стали мудрствовать лукаво и в точности выполнили наказ германских фронтовиков: «скопировать Т-34». Иллюстрации на странице 17 книги Шпильбергера подтверждают: издалека этот немецкий танк можно было бы отличить от «тридцатьчетвёрки» разве что по длине пушки и наличию дульного тормоза.

Интересно рассмотреть причины, по которым Гитлер, которому сначала больше понравилась практически полная копия «большевистского танка», потом всё же согласился на проект фирмы МАN. С. Харт сообщает, что главными аргументами против принятия на вооружение «Пантеры» a la Т-34 (вес 35 тонн, броня до 60 мм) послужили чересчур выдававшееся вперёд дуло длинной пушки, которое могло «зарываться в землю» при движении по пересечённой местности (к слову, та же проблема имелась у Т-34-85 и «Шермана-светлячка») и слишком уж разительное сходство с советским танком: это наверняка приводило бы к поражению собственной противотанковой артиллерией и самолётами Люфтваффе («Panther Medium Tank», с. 5). Последнюю причину – нежелание подвергать экипажи риску «дружеского огня» – подтверждает и О. Дорошкевич. Впрочем, А. Лобанов пишет, что ключевым доводом немецких военных, выступивших против понравившегося Гитлеру проекта Daimler-Benz, стало то, что на такую машину не могли поставить замечательную по своим характеристикам 75-мм пушку Kwk 42 L/70 с длиной ствола в 70 калибров. «В итоге, – заключает он, – несмотря на целый ряд выигрышных технических и конструктивных решений (прим. автора: проекта DB), предпочтение было отдано проекту концерна МАN («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 130). Аргумент по поводу сложностей с установкой указанной пушки подтверждает и С. Харт: у «Пантеры» проекта «Даймлер-Бенц» получился недостаточно широкий погон башни («Panther Medium Tank», с. 6).

Впрочем, и победивший проект фирмы МАN, по словам О. Дорошкевича, не избежал влияния Т-34: «можно смело сказать, – пишет он, – что победившая в конкурсе машина также во многом основывалась на революционной конструкции Т-34 и имела много черт, присущих этому выдающемуся советскому танку. К их числу следует отнести широкие (660 мм) гусеницы, позволявшие уменьшить удельное давление на грунт и тем самым повысить проходимость, мощный, правда бензиновый, двигатель, очень эффективное 75-мм орудие и наклонное расположение броневых плит…» («Полная энциклопедия боевых танков и самоходных орудий», с. 193). Какими бы ни были причины отказа от производства почти полной копии «тридцатьчетвёрки» в пользу «толстозадой» версии «Пантеры» концерна МАN, к ним, насколько я могу судить, не относилось то, что проект «Даймлер-Бенц» не удовлетворял требованиям времени. В связи с этим утверждение М. Барятинского о том, что в конструкции Т-34 образца 1939 года «не было ничего современного», представляется мне несправедливым и откровенно тенденциозным.

Поскольку у победившей в конкурсе машины концерна МАN двигатель и силовая передача вновь располагались в разных концах корпуса, танк получился более высоким (3 метра) и тяжёлым (43 тонны), чем предполагалось. Соответственно, и его максимальная скорость – 46 км/ч – оказалась гораздо ниже той, что устанавливало техзадание 1941 года (55 км/ч). Фактически вместо хорошего среднего танка у немцев получился тяжёлый танк с недостаточным бортовым бронированием (40 мм против 45 мм у Т-34) и изначально рассчитанной на значительно меньший вес, а потому ненадёжной ходовой частью. Первый экземпляр «толстозадой» «Пантеры» был, как водится, испытан на полигоне в Айзенахе 8–14 ноября 1942 года. Несмотря на пышный букет всевозможных нареканий, начальный вариант «Пантеры» – Pz. VD – был спешно принят на вооружение в «недоделанном» виде (как в своё время и Т-34 образца 1939 года) и запущен в серию. Германские военные так торопились найти достойный ответ Советам, что решили проигнорировать тот факт, что новый танк было трудно назвать боеспособным («Panther Medium Tank», с. 8). Первые четыре серийных образца вновь подверглись испытаниям в январе и феврале 1943 года в Графенворе и Куненсдорфе.

Помня о нелицеприятных выводах отчётов, касавшихся результатов испытаний «тридцатьчетвёрки» в Кубинке и Абердине, приведу для сравнения далеко не полный список обнаружившихся дефектов «Пантеры»: реальные углы возвышения и понижения пушки не отвечали спецификации; башня при вращении «скребла» по люкам водителя и радиста; цепи конечных передач часто рвались; регулярно ломалась трансмиссия; двигатель самовозгорался; постоянно отказывали топливные насосы (там же, с. 10). В. Шпильбергер добавляет, что позже – в ходе сражения под Курском – выявились слишком высокое потребление масла двигателем и заедание люков механика-водителя и радиста, из-за чего их не закрывали даже во время боя (The Panther & Its Variants», с. 96). Как видим, зубки у «малышки» «Пантеры» резались вполне «по-взрослому». Заметим, что процесс взросления конструктивно «недоношенного» Pz. V весьма напоминал трудный путь становления другого продукта дизайнерской штурмовщины – советского танка Т-34. Разумеется, как и в случае с «тридцатьчетвёркой», последовал приказ: «устранить», «улучшить» и «доработать». Надо сказать, что немецкие разработчики и производители не подвели и провалили его выполнение точно так же, как в своё время и их советские коллеги, похерившие наказы по срочной «доводке» Т-34.

К началу Курской битвы «пантеры» буквально еле ползали. Двигатели по-прежнему отказывали, трансмиссия выходила из строя, а топливные насосы текли так, что в танках часто возникали пожары (там же, с. 13). Когда после надолго затянувшихся переделок первые двести «пантер» таки довезли до Восточного фронта, две из них сгорели от пожаров в двигателях прямо при разгрузке, а ещё шестнадцать поломались уже во время короткого марша от станции до района сосредоточения (там же, с. 13). Иначе говоря, уже в первый день пока ещё мирной эксплуатации полностью или на время вышли из строя 9 % от общего количества совершенно новых танков. Следует упомянуть и то, что, в том числе и из-за ненадёжности «пантер», на два месяца задержалось начало самой операции «Цитадель» («Воспоминания солдата», с. 424–428). Эта задержка, вполне возможно, привела к поражению Вермахта в ходе Курского сражения. А неблагоприятный для немцев исход битвы на Огненной дуге, в свою очередь, коренным образом повлиял на дальнейший ход войны, закончившейся безоговорочной капитуляцией Германии.

Брошенный немецкими танкистами танк Pz. Kpfw. V «Пантера» 51-го танкового батальона 10-й танковой бригады. Курская дуга. 1943 год (источник: http://www. istpravda.ru/pictures/14125/)

В том же, что касается боевого дебюта «Пантеры», то, по мнению американского историка С. Залоги, он оказался неудачным: в течение 1943 года максимум один из четырёх (25 %) Pz. VD был боеготовым в тот или иной момент времени («Armored Thunderbolt», с. 95). Впрочем, у германских танкистов было иное мнение. Ссылаясь на доклады о боевом применении, появившиеся в сентябре 1943 года, В. Шпильбергер утверждает: «танк “Пантера” оказался эффективным» (The Panther & Its Variants», с. 96). Главным фактором была признана не его техническая надёжность (или, скорее, полное отсутствие таковой), а способность безнаказанно истреблять танки противника на дистанциях 1500–2000 метров (там же).

К приведённому выше списку дефектов можно добавить ещё несколько пунктов: опорные катки часто не выдерживали веса машины и разваливались на части; во время дождя протекала башня, а при ведении интенсивной стрельбы экипажи «пантер» страдали от пороховых газов примерно в той же степени, что и советские танкисты в Т-34. Башня Pz. V поворачивалась слишком медленно: полный оборот на гидравлической тяге, не зависевшей от работы двигателя, занимал 60 секунд («Germany’s Panther Tank», с. 57 и 60). Для окончательного доворота башни при прицеливании требовалось использование ручного привода. Мало того, А. Лобанов сообщает, что «скорость вращения башни зависела от частоты вращения коленчатого вала двигателя (прим. автора: что требовало исключительно искусной координации действий механика-водителя и наводчика), а при определённых углах крена танка гидропривод был практически не в состоянии обеспечить вращение башни танка, делая его безоружным. Кроме того, при выключенном двигателе башню можно было повернуть только вручную, из-за неуравновешенности башни её поворот вручную при крене свыше 5° был также невозможен» («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 130). Неудачной была и бортовая укладка боеприпасов, что при пробитии относительно слабой боковой брони часто приводило к взрыву боезапаса и полной гибели машины и экипажа. Напомню, что от похожей проблемы страдали первые «шерманы» и все модификации Т-34 (правда, у советского танка взрывались топливные баки, расположенные в надгусеничных нишах). Советские и американские танковые пушки легко поражали «Пантеру» в плохо защищённые и весьма широкие бока (этот дефект Pz. V был обнаружен практически сразу), а нижняя часть башни служила своеобразной «ловушкой» для снарядов. Дело в том, что при попадании в наклонную броневую плиту под маской пушки противотанковая болванка изменяла вектор движения и легко пробивала тонкую верхнюю броню корпуса, попадая прямиком в боеукладку («Armored Thunderbolt», с. 183). В дальнейшем к этому «букету» добавилось плохое качество брони, в которой при попадании снарядов часто возникали огромные трещины. Стивен Залога подсказывает, что это явилось результатом не только нехватки молибдена (к осени 1944 года его поставки из Норвегии, Финляндии и Японии практически иссякли), но и того, что как минимум половина броневых плит неправильно закаливалась. Последнее, в свою очередь, приводило к снижению её качества на 10–20 % (там же, с. 182). Разумеется, сказывалось и массовое применение рабского труда согнанных со всего континента рабочих. По словам С. Залоги, даже в наше время при восстановлении «винтажных» «пантер» в их топливопроводах находят всяческую дрянь, явно оказавшуюся там с чьей-то помощью (там же, с. 248). Конечные передачи «Пантеры» приходилось менять в среднем каждые 150 километров(«The Panther & Its Variants», c. 161). Во время боёв в Нормандии примерно половина брошенных немцами машин имела именно эту проблему (там же).

Двигатель «Пантеры» со временем стал более надёжным: по подсчётам французов, эксплуатировавших полсотни захваченных у немцев танков этого типа после окончания войны, её мотор в среднем выдерживал 1000 километров пробега, максимум – 1500 километров(там же). Правда, у первых серий танка ресурса двигателя с трудом хватало даже на 700 км пробега (там же, с. 245). «Внутренний» немецкий доклад о боевом применении, который цитирует Шпильбергер, рекомендует перевозить «пантеры» поездом на любые дистанции, превышавшие 100 км: «особенно зимой» (там же). Впрочем, французский отчёт о послевоенном использовании захваченных ими Pz. V утверждает, что немцы перевозили танки этого типа поездами даже при переброске на 25 км! Вполне логичен и сделанный ими вывод: «Пантеру» никак нельзя назвать «стратегическим танком» (там же, с. 161). Иначе говоря, из-за своей ненадёжности она не годилась для использования в крупных наступательных операциях (и уж тем более для «блицкригов» и «глубоких операций»). Предлагаю в этой связи вспомнить комментарий М. Зефирова и Д. Дёгтева о том, что «средний пробег Т-34 до полного выхода из строя составлял не более 1000 км». На самом деле это у двигателя Т-34 был данный ресурс – такой же, как у вроде бы качественного мотора немецкой «Пантеры» (речь идёт о машинах поздних серий со ставшим к тому времени относительно более надёжным движком «Майбах» HL 230 P30), созданной специально для борьбы с легендарным советским танком.

Но я ещё не закончил рассказ о дефектах Pz. V. Между расположенных в шахматном порядке катков «Пантеры» зимой попадали снег и грязь. Если они замерзали ночью, наутро танк не мог сдвинуться с места. Если ломался один из катков во втором ряду (что, как уже говорилось выше, случалось довольно часто), то приходилось снимать до половины катков первого ряда (там же, с. 72). Подобная процедура могла занимать до десяти часов. На мощные 700-сильные двигатели «Майбах» приходилось (как и на моторы «Метеор» британских «крейсеров», а также дизели В-2 «тридцатьчетвёрки») ставить ограничители, чтобы снизить количество оборотов в минуту до 2600 и таким образом избежать лишних поломок («Germany’s Panther Tank», c. 61–62).

Как говорилось выше, из-за низкой механической надёжности «пантер» (а также «тигров»: они оснащались такими же моторами) Вермахт старался доставить свои тяжёлые танки как можно ближе к полю боя по железной дороге. Чрезвычайно сложным было и обслуживание новых «панцеров». А. Лобанов подсказывает, что после каждых трёх дней боёв «тиграм» требовался однодневный перерыв для регламентных работ – иначе после 5–6 дней боевой эксплуатации без надлежащего ухода начинался «падёж». В отчётах о боевых действиях «тигров» указывалось, что «очень сложный “Тигр” должен обслуживаться как боевой самолёт Люфтваффе» («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 130). Э. Раус с гордостью рассказывает о таком эпизоде осени 1943 года, как спасение «тигров», брошенных экипажами из-за поломок. Только в результате вмешательства Рауса все двадцать пять оставленных на произвол судьбы машин вовремя перевезли за Днепр («Panzer Operations», с. 253). Гордость бывшего командира «панцеров» вполне понятна: 25 «тигров» в то время – это примерно месячный объём производства машин данного типа в первой половине 1943 года. Подозреваю, что если бы «пантерам» и «тиграм» пришлось совершать марши «в никуда» по 200–500 км (а именно этим в первые дни войны занимались многие советские мехкорпуса), то их потери по техническим причинам были бы как минимум такими же. Это, собственно, подтверждают и сами немцы…

Генерал Пауль Хауссер, командовавший 7-й армией Вермахта в Нормандии, писал в своих отчётах следующее: «Во время долгих маршей к полю боя от 20 до 30 % всех танков вышли из строя из-за механических поломок» («Armored Thunderbolt», с. 241). Ещё 10–12 % танков, добавляет Хауссер, поломались уже в ходе боевых действий. Итого – до 40 % германской бронетехники во время боёв в Нормандии вышли из строя из-за различных поломок. Интересно, что на «пантеры» тогда приходилась примерно половина танкового парка, имевшегося в распоряжении Роммеля, другую половину составляли вполне «конструктивно отработанные» Pz. IV. Таким образом, доля немецких бронированных машин, вышедших из строя летом 1944 года на хороших французских автотрассах, вполне сопоставима с процентом поломанных и брошенных советских танков, оставленных на отвратительных дорогах приграничных округов летом 1941 года. Интересно, почему российские «танковые» историки молчат о «мизерном моторесурсе» новеньких «панцеров»?..

Доля неисправных «тридцатьчетвёрок» в самый тяжёлый для их качества период практически равнялась проценту поломанных «пантер» в период их расцвета!

Согласно последней известной ведомости Вермахта от 15 марта 1945 года, из 740 имевшихся в наличии на Восточном фронте «пантер» лишь 361 (51 %) – была в рабочем состоянии («Germany’s Panther Tank», с. 143 и 60). А ведь это танки, более или менее излеченные от «детских болезней» за два года серийного производства… В этой связи вновь приведу следующее высказывание М. Барятинского в отношении «позорного» качества Т-34 в 1942 году: «порядка 50 % парка “тридцатьчетвёрок” постоянно нуждались в ремонте» («Т-34 в бою», с. 258). С. Залога проливает дополнительный свет на уровень боеспособности Pz. V: «Доля исправных машин выросла с ужасных 16 % в июле до по-прежнему жутких 37 % в декабре 1943 года. Начало производства усовершенствованной модификации “А” несколько улучшило ситуацию: число боеготовых “пантер” выросло до 50 % в феврале и 78 % в мае 1944 года» («Armored Thunderbolt», с. 95).

Рота трофейных немецких танков Pz. Kpfw. V «Пантера» гвардии лейтенанта Сотникова восточнее Праги (пригород Варшавы). Август 1944 года (источник: http://waralbum.ru/25445/)

А вот комментарий на тему того, как «пантеры» проявили себя в Нормандии, из уст Фрица Байерляйна – командира Учебной танковой дивизии Вермахта (перевод с английского мой): «В то время как танк Pz. IV по-прежнему можно применять с пользой, Pz. V “Пантера” оказался плохо приспособленным для использования в данной местности… “Пантера” не подходит для боёв среди живых изгородей. Длинный ствол пушки и габариты танка снижали его манёвренность в лесу и в населённых пунктах. У “Пантеры” очень тяжёлая передняя часть, а потому быстро выходит из строя конечная передача, сделанная из низкокачественной стали. Высокий силуэт. Очень чувствительная силовая передача, что требует опытных механиков-водителей (прим. автора: как и в случае Т-34). Слабое боковое бронирование; сверху танк легко поражается огнём самолётов. Топливопроводы сделаны из пористого материала, из-за чего пары бензина проникают внутрь танка и создают повышенную пожароопасность. Отсутствие смотровых щелей (прим. автора: у наводчика, механика-водителя и радиста) делает невозможным отражение атак вблизи» («Armored Thunderbolt», с. 177–178).

Простое сравнение приведённого мною перечня недостатков «Пантеры» с проблемным «букетом» Т-34 в изложении М. Барятинского, М. Зефирова и Д. Дёгтева позволяет утверждать, что «элегантно сконструированный» – именно так выражаются многие эксперты и любители – Pz. V был рождён и оставался до конца войны ничуть не более технически надёжным, чем «тридцатьчетвёрки» производства 1940–1943 годов. Мало того, поражают некоторые совпадения: прежде всего, оба танка не довели до ума и поторопились запустить в серию. Многие конструктивные недостатки советской и немецкой машин так и не были устранены до прекращения их производства. У обоих танков часто ломалась ходовая часть и имелись проблемы с двигателем; медленно поворачивалась (и протекала при дожде) башня. Т-34 и «Пантера» имели неудачную боеукладку, а их броня порой оказывалась низкого качества. Экипажи этих машин страдали от плохого обзора изнутри, угорали от скопления пороховых газов и вынужденно открывали люки во время боя.

В заключение приведу мнение эксперта – А. Лобанова: «В целом “Пантера” была несбалансированным и недостаточно надёжным танком. Pz. V перерос рамки среднего танка, но не стал полноценным тяжёлым. Думается… если бы в Германии было принято решение провести комплексную модернизацию Pz. IV с установкой более мощного двигателя и усилением не только лобового, но и бортового бронирования до 50–60 мм, Вермахт оказался бы только в выигрыше, поскольку материальные и трудовые затраты на производство “Пантеры” были почти вдвое выше, чем на Pz. IV. “Пантеру”, как и Pz. III, можно с полным основанием назвать “лишним” танком Вермахта, который отвлёк на себя силы и средства, но не смог полноценно заменить надёжный, простой в производстве и неприхотливый Pz. IV, при этом не дав провести комплексную модернизацию последнего» («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 141).

Все эти нелицеприятные факты и мнения, относящиеся к «Пантере», я привёл не для того, что убедить читателя в том, что этот танк никуда не годился. Совсем наоборот: несмотря на все конструктивные недостатки, когда Pz. V таки добирался до поля боя, он являлся смертельно опасным противником для любого танка союзников. Я сделал это, чтобы в очередной раз проиллюстрировать правильность поговорки: «Всё познаётся в сравнении». Помните жалобы на «Пантеру» командира Учебной дивизии Фрица Байерляйна? Так вот, в заключение отчёта он написал следующее: «Идеальная машина для борьбы с танками и поддержки пехоты. Лучший существующий танк в своей весовой категории» («Armored Thunderbolt», с. 178). В. Шпильбергер вполне справедливо резюмирует итоги своего фундаментального исследования следующим образом: «Даже несмотря на то, что не все слабые места “Пантеры” были устранены в процессе конструирования и производства, в последние годы войны танкисты боевых частей овладели этим танком в такой степени, что могли участвовать в поединках с любыми боевыми машинами противника с высокими шансами на победу» (The Panther & Its Variants», с. 229).

В общем, после этого вполне можно понять, почему так хвалил Т-34 советский генерал Катуков… Напоследок приведу вывод, сделанный С. Хартом: «Комбинация огневой мощи и поразительной живучести “Пантеры” могли бы превратить её в самый эффективный танк той войны. С другой стороны, “Пантера” гораздо меньше впечатляла в том, что касалось манёвренности, надёжности и затрат на её производство. В итоге некоторые историки считают, что солидный общий уровень, продемонстрированный Т-34-85, даёт право именно ему, а не “Пантере”, называться самым эффективным танком Второй Мировой» («Panther Medium Tank», с. 43).

«Шерман»: «зажигалка, вспыхивающая с первого раза»?…

Сравнивая Т-34 с другими боевыми машинами, нельзя не упомянуть о танке «Шерман». О том, что относительно надежный и комфортный для экипажей, но неповоротливый и оснащаемый не самыми мощными пушками «американец» М4 удостоился титула одного из лучших танков минувшей войны, я с удивлением узнал из работ некоторых современных российских историков. В частности, М. Зефиров и Д. Дёгтев, напомню, так и сказали: «В СССР поступили 4063 танка М4А2, и эта машина, без сомнения, стала лучшим танком Красной Армии». Вот так: «без сомнения»… Интересно, что как раз американцы, по моим наблюдениям, и не берут на себя смелость утверждать превосходство М4 над Т-34 и, тем более, над «Пантерой». Не заметил я в особых пристрастиях к «Шерману» и англичан с немцами… Разумеется, сравнение М4 с Pz. V является в принципе некорректным: «Шерман» был средним танком, а «Пантера» тяжёлым. То же, к слову, касается и неуместности прямого сравнения германской «киски» с Т-34.

Забегу вперёд и начну с того, что, столкнувшись летом 1944 года с тяжёлыми «панцерами» в Нормандии, «шерманы» с их 75-мм пушками оказались фактически беззащитными и «беззубыми». Произошло то же самое, что и с советскими Т-34-76 летом 1943 года на Курской дуге. Как и годом раньше в России, во Франции «пантеры» легко расстреливали танки М4 издалека, оставаясь при этом абсолютно безнаказанными. Роберт Кершоу, в частности, приводит следующий пример: всего одна «пантера» из 53-го танкового полка в течение дня подбила двадцать три «шермана» («Tank men», с. 323). Лейтенант Белтон Купер из 3-й американской бронетанковой дивизии вспоминает: «пройдя семь миль сквозь эти изгороди (прим. автора: имеются в виду труднопреодолимые живые изгороди между полями французских фермеров), мы потеряли восемьдесят семь танков» (там же, здесь и далее перевод с английского мой). Мало того, «шерманы» той поры проигрывали и в противостоянии с германскими «четвёрками»: «75-мм длинноствольные пушки танков Pz. IV, – пишет М. Барятинский о боях января 1944 года в Италии, – оказались мощнее американских и могли поражать союзные танки на недоступных для них дистанциях. Эту ситуацию удалось несколько выправить только после поступления в войска в больших количествах “шерманов”, вооружённых 76-мм пушками, и активным введением в боекомплект танка подкалиберных снарядов» («Танки Второй Мировой», с. 346). Иначе говоря, в начале 1944 года «шерманы» первых серий оказались устаревшими: они подходили лишь для поддержки пехоты и поражения легкобронированных целей – вроде итальянских и японских танков. Последние, кстати, по словам воевавшего на «Шермане» советского командира-танкиста Д. Лозы, годились «разве что папуасов в колониях гонять» и совершенно не подходили для «серьёзной современной войны» («Танкист на “иномарке”, с. 265).

Высшие военные чины США, прекрасно знавшие о боевых качествах новейших немецких машин как из первых рук (с «тиграми» американские войска впервые столкнулись в Северной Африке в начале 1943 года, а с «пантерами» – летом того же года при высадке в Сицилии), так и из отчётов советских военных, присланных после Курского сражения, решили проигнорировать эту «явную и немедленную» опасность. С. Залога считает, что до американских генералов слишком поздно – в апреле 1944 года – дошло, что «пантерами» должны были оснащаться не относительно малочисленные отдельные батальоны (как в случае с «тиграми»), а штатные дивизии Панцерваффе, в которых они составляли до 50 % танкового парка. Так, к моменту высадки в Нормандии на «пантеры» приходилась примерно половина германских танков, предназначавшихся для борьбы со вторгнувшимися союзниками («Armored Thunderbolt», с. 128). Планируя выпуск бронетанковой техники на 1944 год, руководство армии США решило ограничиться установкой на «шерманы» несколько более мощной пушки М1 калибра 76,2 мм. Впрочем, все участвовавшие в высадке в Нормандии танки М4 по-прежнему имели старую 75-мм пушку М3 (там же, с. 129). «Шерманы» с таким орудием появились во Франции только в конце июля – несмотря на то что первая партия подобных машин прибыла в Англию уже 10 апреля 1944 года. Но вернёмся в 1943 год: в то время американские генералы отказались не только от немедленного перевооружения всех «шерманов» более мощной пушкой, но и от массового производства тяжёлых танков М26 «Першинг» с 90-мм орудием. Последние являлись приблизительными аналогами оснащённых 85-мм пушкой советских ИС-1 и были способны пробивать лобовую броню «пантер» и «тигров» (правда, не «королевских») с дистанции в 1000 метров. Тем самым высшие чины армии США лишили свои бронетанковые силы эффективных средств борьбы с Pz. V и Pz. VI и фактически обрекли на жуткую огненную смерть тысячи американских танкистов. Роберт Кершоу сообщает, что к октябрю 1944 года немцы уничтожили 1400 танков армии США, из которых 90 % оказались полностью сгоревшими («Tank men», с. 385). «“Шерманы”, – пишет британский историк, – получили официальное название “смертельных ловушек”» (там же).

В начале 1945 года информация о «фантастических потерях» (слова лейтенанта Белтона Купера) попала в прессу и разразился публичный скандал. В New York Times 5 января появилась статья влиятельного в вашингтонских кругах корреспондента Хансона Болдуина, озаглавленная «Новые немецкие танки оказались лучше наших. Предстоят слушания в Конгрессе» («Armored Thunderbolt», с. 268). В ходе последовавших за этим разбирательств и традиционных поисков виновных выяснилось, что доктрина «танки не воюют с танками» оказалась несостоятельной: функцию борьбы с «панцерами» не удалось переложить на противотанковую артиллерию. Напротив, «шерманам» приходилось чуть ли не каждый день участвовать в ожесточённых поединках с немецкими боевыми машинами, большинство которых имело подавляющее превосходство в том, что касалось всех основных боевых параметров, включая манёвренность, бронирование и бронепробиваемость орудий.

Отметим, что успешную попытку оснастить американский танк более мощной пушкой осуществили… англичане. Британцы заранее – ещё в 1943 году – подумали об установке на полученные по ленд-лизу «шерманы» 17-фунтового орудия QF калибра 76,2 мм, чей бронебойный снаряд обладал примерно такими же пробивающими свойствами, как и у 85-мм пушки Т-34-85. В итоге получился «Шерман-светлячок» – единственная модель танка этого типа, которая могла поражать «пантеры» и «тигры» с относительно большой дистанции. Ещё в декабре 1943 года англичане предложили свою пушку американцам («Armored Thunderbolt», с. 180). Но гордые американские бюрократы в погонах не спешили сдавать позиции. Вместо срочного заимствования передового опыта у британских кузенов, лишь спустя три месяца (!) они устроили сравнительные испытания 17-фунтовой пушки и своего 90-мм орудия (последнее, к слову, всё равно нельзя было «вписать» в тогдашнюю башню «Шермана» по техническим причинам). В ходе испытаний выяснилось, что американская пушка обладала чуть большей бронепробиваемостью: с дистанции в 1000 метров она прошибала вертикальную броневую плиту толщиной 105 мм («англичанка» «брала» броню в 104 мм, советская 85-мм ЗИС-С53 – 102 мм). К тому же американцев с непривычки пугал огромный огненный выхлоп 17-фунтовки (отсюда и прозвище – «светлячок»). Поэтому было принято решение оснащать 90-мм пушкой только самоходки-«истребители», а на новые «шерманы» ставить американское 76,2-мм орудие М1, значительно уступавшее «англичанке» по бронепробиваемости. В сентябре британцы вновь предложили оснастить часть американских «шерманов» 17-фунтовкой: американские генералы в очередной раз отказались, решив, что война всё равно вот-вот закончится. Видимо, по той же причине лишь в январе 1945 года удалось, наконец, запустить в производство тяжёлый танк М26 «Першинг». В итоге до фронта эта машина добралась лишь в конце февраля и почти не принимала участия в боевых действиях. Интересно, что в начале 1945 года американцы таки отправили часть «шерманов» в Англию за тамошней 17-фунтовкой, но и эти машины не успели вернуться и добраться до фронта. И, как оказалось, вообще неизвестно, куда делись («Armored Thunderbolt», с. 276–278).

Спрашивается: а как же американцы совладали с фашистским «зверинцем»?.. Выясняется, что тамошние генералы переняли опыт советских товарищей по оружию: «давили массой», бросая в бой десяток «шерманов» против одной «пантеры» или «тигра»… Роберт Кершоу цитирует образец немецкого чёрного юмора на эту тему. Так, один немецкий танкист говорит другому: «“Пантера” может справиться с десятью “шерманами”». «Ja, – следует ответ его товарища, – но у них всегда найдётся одиннадцатый!» Один из американских докладов, посвящённых обобщению опыта боевых действий, приводит слова полковника С. Хайндса, выразившего мнение большинства своих сослуживцев: «причина, по которой наши танки до сих пор столь успешно боролись с немецкими, заключается отнюдь не в том, что они лучше, а в том, что их гораздо больше, а также в том, что наши танкисты добровольно рискуют жизнью, стараясь за счёт манёвра выйти на дистанцию, с которой броню танков противника можно пробить, попав в одно из слабозащищённых мест» (там же, с. 269). Будущий президент США Д. Эйзенхауэр в одном из писем признавал: «Наши ребята в целом отдают себе отчёт в том, что “Шерман” не в состоянии бороться “один на один” с “Пантерой”» (там же, с. 268).

Когда «запахло жареным» (к сожалению, в буквальном смысле), мудрое американское начальство попробовало распространить передовой опыт. В частности, рекомендовалось стрелять по «панцерам» дымовыми снарядами с белым фосфором. Тогда – под прикрытием созданной дымовой завесы – у «Шермана» якобы появлялась теоретическая возможность быстренько приблизиться и поразить ослеплённого противника в упор. Кроме того, утверждалось, что едкий дым от такого снаряда затягивало вентиляцией внутрь немецких танков и их «выкуренным» экипажам приходилось срочно покидать свои машины. После этого полагалось стрелять в дурно пахнущее облако из всех пулемётов – в расчёте на то, что кто-то из спасшихся от химической вони «краутов» попадёт под удачно выпущенную очередь (там же, с. 182). К сожалению, Стивен Залога, совершенно серьёзно сообщивший о столь экзотических советах «на заметку грамотному танкисту», не уточняет, сколько именно немцев было погублено подобным изуверским способом (подозреваю, что немного).

Подбитые танки М4 «Шерман» 6-й южноафриканской танковой дивизии на горной дороге в районе итальянского города Перуджа. 1944 год (источник: http://waralbum.ru/100138/)

Другая рекомендация заключалась в том, чтобы, пользуясь малой скоростью вращения башни «Пантеры», быстренько «по дуге» объехать её сбоку и всадить бронебойным в плохо защищённый борт. Интересно, как можно было последовать этому совету во время встречных боёв на узких улочках небольших европейских городков, где тяжёлые «панцеры» хладнокровно поджидали в засадах, повернувшись к противнику своими непробиваемыми лбами?.. А ведь «Шерман» не мог развернуться «на пятачке» – как «Пантера» или Т-34: танк М4 поворачивал как обыкновенный автобус, подставляя широченный борт (из-за компоновки, задуманной под радиальный авиадвигатель, силуэт среднего «Шермана» был таким же высоким, как и у сверхтяжёлого 70-тонного «Королевского тигра»), защищённый не самой толстой 38-мм бронёй, прямо за которой располагалась боеукладка. При попадании в неё «Шерман» вспыхивал ослепительным пламенем и сгорал в течение трёх секунд («Tank men», с. 330). Для сравнения: устаревший британский «Черчилль» полностью – «от мотора до башни» – сгорал за десять секунд (там же). Эти дополнительные мгновения давали танкистам хоть какой-то шанс спастись. В случае Т-34-76 норматив «посадки-высадки» экипажа составлял восемь секунд (см. «Я дрался на танке», с. 292): не думаю, что из американского «Шермана» можно было выбраться быстрее…. Разумеется, в таких ситуациях возможности помочь раненым и потерявшим сознание товарищам были, мягко говоря, ограниченными…

Справедливости ради отметим: в том, что касается «ценности» начальственных рекомендаций по борьбе с танками противника, «чемпионские лавры» принадлежат всё же не американцам и немцам, а советским товарищам. Так, Марк Солонин приводит выдержку из «Инструкции по борьбе с танками противника» за подписью генерала Ватутина от 5 июля 1941 года. Знаменитый военачальник и бывший заместитель начальника Генштаба, в частности, советовал войскам Северо-Западного фронта, умудрившимся за 10 дней боёв потерять большую часть своих танков, «заготавливать грязь-глину» – чтобы «забрасывать смотровые щели» германских «панцеров» («25 июня. Глупость или агрессия?», с. 523).

Конечно, немалую помощь американским танкам оказали самоходные орудия – именно на противотанковую артиллерию, как и в случае Красной Армии, приходилось подавляющее количество уничтоженных «панцеров». Истребители-бомбардировщики союзников, о которых до сих пор с содроганием вспоминают немецкие танкисты, на самом деле играли скорее дезорганизующую и деморализующую роль. Их неуправляемые реактивные снаряды были не очень точными, а крупнокалиберные 12,7-мм пулемёты при малых углах пикирования довольно редко пробивали даже тонкую верхнюю броню «пантер». Собственно, то же самое можно сказать об ударной авиации всех воюющих сторон в целом: на неё приходилась наименьшая часть подбитых танков противника.

Конечно, первые модели «шерманов» (как, впрочем, и первые модификации Т-34 в 1940–1943 годах) нельзя назвать плохими танками – особенно в сравнении со всем прочим, что состояло на вооружении англичан и американцев в первые годы войны. У танков М4 имелись весьма важные преимущества: надёжная, отработанная ещё в 30-е годы, ходовая часть, качественно сделанные карбюраторные и дизельные двигатели, достаточно просторное боевое отделение (хотя башня на троих была, по словам танкистов, тесноватой), неплохое лобовое бронирование и относительно мощная пушка, почти не уступавшая орудиям Т-34-76. На «шерманах» устанавливали прекрасные радиостанции, автоматическую систему пожаротушения, зенитные пулемёты (не всегда) и вертикальный стабилизатор пушки (его эффективность, впрочем, подвергалась сомнению). Вместе с тем, чистой правдой является и то, что первые «шерманы», подобно зажигалкам «Ронсон», по статистике действительно мгновенно загорались при первом же (максимум втором) попадании бронебойного снаряда («Tank men», с. 367). Причём, в отличие от распространённого мнения, виной тому был не бензиновый двигатель «Шермана» (поставлявшиеся в СССР дизельные варианты вспыхивали ничуть не хуже), а неудачная боеукладка первых версий танка, в которых снаряды складывались в бортовых нишах над гусеницами («Armored Thunderbolt», с. 116–118). Автоматические огнетушители в таких ситуациях не спасали, поскольку взрывчатое вещество в снарядах – как и горючее твёрдотопливных ракет – содержало свой собственный окислитель. Эта проблема была решена лишь в 1944 году – с появлением «шерманов» «второго поколения». В них боеукладку убрали подальше – вниз под башню – и сделали её «мокрой». Армейское статистическое исследование, проведённое в 1945 году, показало, что процент сгоревших танков радикально уменьшился – с 60–80 % у машин первых серий до 10–15 % у М4 «второго поколения» (там же, с. 118).

Большие нарекания у танкистов имелись в отношении проходимости и манёвренности «шерманов». Я уже писал о том, что первые модели М4, оснащённые 406-сильным авиационным двигателем Continental R-975ЕС1, обладали весьма скромной для современного среднего танка удельной мощностью – 12,2 л. с./т веса. Даже позже, когда на «Шерман» начали устанавливать 507-сильный двигатель Ford GAA, максимальная удельная мощность танка составляла 13,4–14,6 л. с./т. У дизельного варианта танка, оснащавшегося двумя автобусными моторами GMC (общая мощность 380 метрических л. с.) и поставлявшегося в СССР, она была и того меньше – 11,3–11,6 л. с./т (против 16,2 у Т-34-76 образца 1943 года, 16,3 у первых Pz. VD и 15,4 у Т-34-85 и «Пантеры» серии «G»). Поэтому и его проходимость по грунту была не самой лучшей, а в России «Шерман» частенько вяз в грязи там, где спокойно проходили танки советского производства с более мощными двигателями и широкими гусеницами. Сочетание слишком высоко расположенного центра тяжести и неудачной конструкции гусениц приводило к частым переворотам на бок. Бывший командир бригады «шерманов» Д. Лоза (к слову, относившийся к этим машинам с большой симпатией) так писал по этому поводу: «Вскоре выяснилось, что “шермана” не только “легкоскользящие”, но и “быстроопрокидывающиеся”. Один из танков, заскользив по обледенелой дороге, ткнулся внешней стороной гусеницы в небольшой бугорок на обочине и мгновенно завалился на бок. Колонна встала» («Танкист на “иномарке”», с. 24). Пришлось проводить срочный инструктаж личного состава и объяснять причины неустойчивости. Таковых оказалось три: «значительная высота танка (3140 мм), его небольшая ширина (2640 мм), высоко расположенный центр тяжести. Такое невыгодное соотношение тесно взаимосвязанных характеристик и сделало “Шерман” довольно валким. Подобного с Т-34 никогда не случалось, поскольку он был ниже американского танка на 440 мм и шире на 360 мм» (там же). Как уже упоминалось, очень жаловались танкисты и на механизм поворота «Шермана», основанный на двойном дифференциале. Скажем, если Т-34 или «Пантера» могли поворачиваться на 90–180 градусов буквально «на месте», то американскому танку в бою приходилось разворачиваться «по полной» – как грузовику – и подставлять под огонь здоровенный (такой, что трудно промахнуться) борт с легко уязвимой 38-мм бронёй, непосредственно за которой, напомню, лежали снаряды.

Дмитрий Фёдорович Лоза, один из советских офицеров-танкистов, воевавших на американских «шерманах». 1947 год

В отдельной главе своей книги, названной «Босоногие», Д. Лоза описывает и проблемы с, казалось бы, надёжной ходовой частью танка М4. Так, в конце жаркого августа 1944 года в ходе наступления в Румынии «причиной серьёзного беспокойства стала ходовая часть “шерманов”. По сравнению с Т-34 она имела более сложную конструкцию. На каждой стороне “Эмча” было смонтировано три подвески с двойными опорными обрезиненными катками. На седьмые сутки марш-броска на резиновых шинах в результате постоянного сильного перегрева появились трещины. Экипажи при первой возможности поливали их водой. Ни одной капли “малой нужды” не проливалось на сторону, только на катки. Однако принимаемые меры предохранения не помогли, и на следующий день лоскуты шин стали покрывать проезжую часть дороги. С каждой пройденной милей “Эмча” становились всё более босоногими, а через сутки опорные катки оголились полностью. Металл гусениц скользил по металлу катков. Получились своего рода “со страшным скрипом башмаки”. Эта невероятная “какофония” была слышна на километры окрест, поставив крест на скрытности действий бригады. Вскоре стало известно: такая же беда пришла и в другие части корпуса. Главная его ударная сила – танки – оказалась основательно “хромой”. Ещё почти сутки мы пытались вести наступление. Перегревались моторы, на некоторых “шерманах” заклинило катки, и вот 30 августа на подступах к Бухаресту нам была дана команда: “Стой!” К вечеру подвезли катки. Их, как говорили, самолётами доставили из Москвы. Три дня экипажи совместно с бригадными, корпусными и армейскими работниками переобували “Эмча”…» (там же, с. 87).

Ситуация, прямо скажем, чрезвычайная: сотни боевых машин на три дня одновременно стали небоеспособными из-за недоработки конструкции ходовой части танка (над которой, напомню, американцы трудились на протяжении целого десятилетия). На «переобувание» импортных танков пришлось бросить самый драгоценный резерв – армейских и корпусных тыловых крыс: штабных «героев», снабженцев и писарей с политруками. Несмотря на относительно низкую надёжность ходовой части «тридцатьчетвёрок», я пока не знаю о фактах подобного массового «падежа» легендарного танка… Да и о «техобслуживании» с помощью полива из личных «шлангов» слышать не приходилось… Кстати, резиновые бандажи катков оказались не единственной проблемой «шерманов». В августе 1945 года – во время войны с Японией – в бригаду Лозы пришла новая беда: во время марша «не выдержала огромных перегрузок подвеска ходовой части – стали деформироваться, а затем и лопаться буферные пружины балансиров опорных катков» (там же, с. 260). Правда, на этот раз одновременно вышли из строя не все машины бригады, а только три. Как хотите, но, прочитав об этих эпизодах, я более не готов безоговорочно верить в то, что «Шерман» был намного надёжней «тридцатьчетвёрки». Несмотря на все свои достоинства, для длительных и трудных маршей по бездорожью американский танк, скорее всего, не годился. Или как минимум годился не везде и не всегда.

Не вдаваясь в дальнейшие подробности, могу высказать своё личное мнение: идеальных боевых машин не бывает. А советский Т-34 и германский Pz. V и не могли стать таковыми в обстановке, когда их конструктивно не успели довести до ума, а на производстве использовался рабский труд. Ведь в СССР задолго до нападения Германии было фактически восстановлено крепостное право, а немецкие «пантеры» к концу войны делали не столько немцы, сколько согнанные со всей Европы рабочие покорённых стран с соответствующим отношением к производственному процессу. Не способствовали повышению качества упомянутых (да и других) машин дефицит многих видов стратегического сырья, эвакуация заводов в СССР и переносы производства в Германии в результате массированных бомбардировок союзников. Когда специалисты и любители пытаются определить «лучший танк Второй Мировой», они почти всегда называют три машины: немецкую «Пантеру», советский Т-34 и американский «Шерман» (реже – Pz. IV). Правда, несмотря на то, что М4 делался в нормальных условиях руками правильно мотивированных, свободных и высококвалифицированных специалистов, хорошо питавшихся и живших в отдельных домах со всеми удобствами, «Шерман» практически никогда не ставится на первое место даже самими американцами. Как совершенно справедливо выразился по этому поводу Стивен Залога, «Шерман» не являлся лучшим танком Второй Мировой, но он был достаточно хорошим» («Armored Thunderbolt», с. 330). Иными словами, «сгодился и таким». Как видим, мнение ведущего американского «танкового» историка об американском танке оказалось гораздо менее категоричным, чем выводы историков российских, назвавших «Шерман» «без сомнения лучшим танком Красной Армии». Заметим также, что, в отличие от «тридцатьчетвёрки», в семействе «шерманов» дальнейшего прибавления не произошло. После войны совершенствовать М4 дальше не стали и, конечно, правильно сделали: эта машина просто не имела будущего. Трудно удивляться и тому, что, в отличие от Т-34, немцы никогда не думали о его копировании.

В заключение вновь выражу своё мнение. Видимо, в конечном счете важно не то, насколько удобен в вождении тот или иной танк, насколько комфортно в нём танкистам, и каков его максимально возможный пробег. Гораздо большее значение имеет то, насколько велики шансы экипажей поразить бронированные машины противника, уцелеть в ходе боя и, наконец, выполнить поставленную им боевую задачу. Какая разница, чем обшито сиденье или насколько легко переключаются передачи, если твоя машина переворачивается на буграх, не умеет ходить по грязи и не выдерживает форсированных маршей? Много ли радости от автоматической системы пожаротушения, если твой танк всё равно сгорает за три секунды при попадании первого же снаряда? Сильно ли поможет стабилизатор пушки, если она так или иначе не способна пробить танки противника? Толку-то, что твоя боевая скорострельность в три раза выше, чем у танка противника, если тот не берут и сто снарядов?..

Вновь о корректности в высказываниях

Я уже писал о том, что у меня вызывают сомнения некоторые высказывания М. Зефирова и Д. Дёгтева в отношении советской военной техники вообще и Т-34 в частности. Вот, например, что они пишут по поводу силовой установки Т-34: «для машины весом 25–26 т мощность (прим. автора: дизельного двигателя) 600–650 л. с. была излишней. К примеру, у немцев для средних танков Pz. IV, весивших 23,5 т, вполне хватало “Майбаха” мощностью 300 л. с. Танковые моторы в основном работают на пониженных оборотах, поэтому для них более важен объём цилиндров, нежели максимально возможная мощность, достигаемая на высоких оборотах. Установка слишком мощного движка приводила к перерасходу топлива, выбросу пламени через выхлопные трубы и быстрому выходу из строя. Поэтому на бензиновых двигателях BMW VI и дизелях В-2, ставившихся на “тридцатьчетвёрку”, приходилось устанавливать специальный ограничитель мощности. И, наоборот, для “Клима Ворошилова” весом 48–50 т мощности в 600–650 л. с. при работе на высоких оборотах было недостаточно. Таким образом, – делают вывод М. Зефиров и Д. Дёгтев, – как В-2 (прим. автора: советский танковый дизель), так и М-17Т (советская копия немецкого авиационного мотора BMW VI в танковом варианте) не годились ни для среднего, ни для тяжёлого танка, и использовать их приходилось только из-за неимения какой-либо альтернативы» («Всё для фронта?», с. 219).

В этой связи предлагаю вновь взглянуть на общую картину танкостроения в ходе Второй Мировой войны. На столь нравящемся М. Зефирову и Д. Дёгтеву среднем немецком танке Pz. IV (модификация F2 1941 года весом 23,6 тонны) действительно стоял карбюраторный двигатель «Майбах» HL 120TRM мощностью 300 л. с. Удельная мощность танка – 12,7 л. с. на тонну веса. У «маломощного» тяжёлого КВ-1 удельная мощность – 12,6: то есть практически такая же. У тяжёлого немецкого Pz. VIЕ «Тигр I» образца 1943 года удельная мощность – 12,3, а у «Королевского тигра» – вообще 10. И ничего: считались чуть ли не лучшими тяжёлыми танками того периода (я, правда, это мнение не разделяю). Удельная мощность американского тяжёлого танка М26 «Першинг» – 12,1 л. с./т, у самого тяжёлого английского – «Черчилля» – 9 л. с./т.

При выдаче техзадания на создание «Пантеры» удельная мощность планировалась на уровне 22 л. с./т («The Panther & Its Variants», с. 18). Этого показателя, как мы знаем, достичь не удалось. Через десять лет после окончания Второй Мировой уже упоминавшийся выше бывший германский генштабист Эйке Миддельдорф в книге «Русская кампания: тактика и вооружение» в отношении идеальных параметров средних танков будущего писал следующее: «В качестве стандартного образца вооружения танкового батальона и бронетанковых войск вообще можно принять средний танк весом 40 т с дизельным двигателем воздушного охлаждения, имеющим удельную мощность порядка 20 л. с. на тонну веса» (с. 78). Миддельдорф поясняет: «Опыт немецкой армии показывает, что следует отдать предпочтение манёвренности и подвижности танка, а также бронепробиваемости танковой пушки, нежели броневой защите» (там же).

А теперь про «излишнюю» мощность Т-34 и её ограничители. Так вот, удельная мощность Т-34-85 образца 1944 года – 15,4: такая же, как у последней модели немецкого танка «Пантера» – Pz. VG. У «тридцатьчетвёрок» образца 1941 года удельная мощность была на уровне 17,5; у американского «Шермана» М4А1 образца того же 1941 года – 12,2, а у лучшего английского танка Второй Мировой «Комет» – 17 л. с./т. Его предшественник – «крейсерский» танк «Кромвель VI» (тоже с подвеской «Кристи») – имел удельную мощность, равную 21,7 л. с./т веса.