Письма к незнакомцу. Книга 3. Только раз бывают в жизни встречи

«А что мне делать, если любовь не подсказывает слова?» – спросите Вы. Значит, не любовь и была. Шагайте далее, покой Вам только снится, ищите ту, к которой испытаете воспламеняющее чувство, оно-то и продиктует Вам страстные слова. Припомним, как Пушкин предварял послание кумира души своей к Онегину:

Письмо Татьяны предо мною;

Его я свято берегу,

Читаю с тайною тоскою

И начитаться не могу.

Кто ей внушал и эту нежность,

И слов любезную небрежность…

Слова «кто ей внушал» – лишние. Ясно, любовь внушала. А кто ещё? Пушкин?..

А какое письмо написал Онегин к Татьяне! Многие критики считают письма главных героев наиболее знАчимыми, узловыми эпизодами романа. Не случайно письмо Татьяны школьники учат наизусть, не случайно Маяковский на целый день попал под обаяние онегинских строк:

Я знаю: век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днём увижусь я…

Не хуже своих героев эпистолярным жанром владел сам Александр Сергеевич. Он и писал дамам красивые любовные письма, и получал от них не менее откровенные послания. Он и расставался с дорогими сердцу листками красиво, сопровождая акт прощания стихами:

Прощай, письмо любви! прощай: она велела…

Как долго медлил я! как долго не хотела

Рука предать огню все радости мои!..

Но полно, час настал. Гори, письмо любви.

Елизавета Воронцова попросила её письмо по прочтению сжечь… В Европе при разрыве отношений дама могла потребовать от бывшего возлюбленного вернуть её письма к нему. Мужчина, если в нём оставалась хоть капля чести, письма возвращал….

Вернёмся к приме сегодняшнего дня – Андре Моруа, к его тексту, где галантный француз рассматривает письмо как первый ход в дебюте любовной интриги:

«В присутствии Роксаны Сирано робеет, потому что считает себя уродом, но под маской красавца Кристиана пишет письма, которые готовят почву для штурма и побеждают стыдливость…».

Вы меня спрашивали, Серкидон, зачем мужчины надевают маски? Задай Вы такой вопрос Сирано, он бы ответил: «Пойми, Серкидон, с таким носом, как у меня, а он в три раза больше твоего, нельзя показываться на глаза прекрасной женщины, мне будет казаться, что она не слушает, а только смотрит на моё уродство, и её чувственные губы вот-вот искривятся в презрительной усмешке… Нет, нет, лучше из укрытия…».

Нельзя сказать, что Сирано преодолел комплекс, но спрятался от него. А вот фрагмент письма:

Письмо любви моей!… Оно давно готово.

Давно уж каждое мне в нём знакомо слово.

В часы, когда всё спит и ночь луне внимает,

Его я сочинил и тихо повторял;

С тех пор в моей душе готов оригинал,

Теперь же копию рука с него снимает.[68 - Перевод Щепкиной-Куперник .Щепкина-Куперник Татьяна Львовна (1874-1952), драматург, поэтесса ипереводчица.]

Чувствую, Серкидон, в недрах Вашей души зарождается робкая просьба ко мне написать для вас пару писем. Как бы для начала, для затравки… Нет, дорогой, не будем играть в старые игры и жевать давно пережёванные блюда. Всё это было, было, было. «Уже написан Вертер»[69 - Б.Л. Пастернак.], уже заигран на пыльных сценах «Сирано де Бержерак». Учитесь быть Кристианом и Сирано в одном флаконе.

А мы с Вами на свежую голову продолжим о письмах любовных и разных.

Крепко жму Вашу не испачканную чернилами руку.

-13-

Приветствую Вас, Серкидон!

Продолжим о письмах. Представьте себе, они могут быть не только о любви. Правофланговые многодумной части человечества, нещадно эксплуатируя эпистолярный жанр, поднимали такие интеллектуальные пласты, что дух захватывает. Любо-дорого почитать. Письма писались и философские, и воспитательные, и аналитические, и исповедальные. А случалось, письмами назывались путевые заметки.

Припомню художников слова в художественном беспорядке: Паскаль, Севинье[70 - Мари де Рабютен-Шанталь, макриза де Савенье (1626 – 1696), французская писательница.], Монтескьё, Лакло[71 - Лакло, Пьер Шодерло де (1741 – 1803), французский писатель и генерал.],Карамзин, Фонвизин[72 - Фонвизин Денис Иванович (1745 – 1792), русский писатель.], Чаадаев,[73 - Чаадаев Пётр Яковлевич (1794 – 1856), русский философ.] Мирабо[74 - Оноре Габриэль Рикетти, граф де Мирабо (1749 – 1791), один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции.], Мериме[75 - Мериме Проспер (1803 – 1870), французский писатель, член Французской академии.], Анненков[76 - Анненков Павел Васильевич (1813 – 1887), литературный критик, историк, основоположник пушкинистики.], Плеханов[77 - Плеханов Георгий Валентинович (1856 -1918), теоретик и пропагандист марксизма, философ, видный деятель социалистического движения.], Ульянов-Ленин, Гумилёв, Моруа, Гончаров,[78 - Гончаров Иван Александрович (1812 – 1891), писатель, литературный критик.] Солоухин. Получились наши да французы. Надеюсь, Серкидон, по мере жизни Вы узнаете, кто о чём писал. Пожалуй, про эпистолярности Карамзина намекну коротко прямо сейчас, про остальных догадайтесь сами.

После посещения ряда европейских стран в 1789-1790 годах Николай Михайлович публикует «Письма русского путешественника». Есть в них и веймарская запись:

«Вчера ввечеру, идучи мимо того дома, где живёт Гёте, видел я его смотрящего в окно, – остановился и рассматривал его с минуту: важное греческое лицо».

Из греческого, пожалуй, только нос. Остальное – немецкое. Стояние у окна и смотрение в окно подвергать сомнению не будем. «Земную жизнь пройдя до половины», имел он право вольно созерцать. За плечами остепенившегося Гёте – тысячи исписанных листов и роман-скандал «Страдания молодого Вертера», с которым он, двадцатичетырёхлетний бунтарь, ворвался в европейскую литературу. «Вертер» – роман в письмах.

Гёте не мог не знать о феноменальном успехе романа «Юлия, или Новая Элоиза» – история любви в письмах Жан-Жака Руссо. Только официальных переизданий «Юлии» было семьдесят, а сколько жуликов погрело ручки, не сосчитать… В свою очередь, «защитник вольности и прав» не однажды чистосердечно признавался, что считает «Клариссу» (роман в письмах Ричардсона[79 - Сэмюэл Ричардсон (1689 – 1761), английский писатель, родоначальник «чувствительной» литературы.]) лучшим из написанных когда-либо. И Ричардсон, и Руссо, как мы помним, – среди любимых авторов Татьяны Лариной:

Ей рано нравились романы;

Они ей заменяли всё;

Она влюблялася в обманы

И Ричардсона и Руссо.

И в следующей строфе:

Она любила Ричардсона

Не потому, чтобы прочла,

Не потому, чтоб Грандисона

Она Ловласу предпочла…

Ловлас (или – Ловелас) – волокита-злодей, соблазнивший наивную заглавную героиню в романе «Кларисса, или История молодой леди». Грандисон – кумир русских барышень, из романа «История сэра Чарльза Грандисона». А если бы «славный малый, в прошедшем веке запоздалый» озаботился «о том,//Какой у дочки тайный том//Дремал до утра под подушкой», то нашлась бы в указанном Пушкиным месте и «Памела, или Вознаграждённая добродетель, серия писем прекрасной девицы родителям, в назидание юношам и девицам».