Письма к незнакомцу. Книга 3. Только раз бывают в жизни встречи

Однако не стоит представлять Тургенева этаким бескорыстным жертвенником, а Полину Виардо лишь алчной эгоисткой, обрывающей золотые перья с русской Жар-птицы. Вспомним, артистическая мадам и выслушивала, и вдохновляла, и воспитывала незаконнорождённую (от крепостной белошвейки) дочь писателя – Пелагею, а во время последней болезни Ивана Сергеевича заботилась о нём и была с ним до конца…

Перед тем, как подвести итог, читаем Низами[98 - Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф, псевдоним Низами Гянджеви (1141 – 1209) – классик персидской поэзии.]:

Бывает, что любовь пройдёт сама,

Ни сердца не затронув, ни ума.

То не любовь, а юности забава,

Нет, у любви бесследно сгинуть права:

Она приходит, чтобы жить навек,

Пока не сгинет в землю человек.

Разная по интенсивности и по длительности любовь писателей дала соответствующий эпистолярный выход. А что роднит любезных нашим сердцам Сергеевичей? То, что они охотно падали к ногам прекрасных женщин и писали им полные поклонения письма. Чего и Вам, Серкидон, желаю.

Жму, прощаюсь, надеюсь, что ненадолго.

-16-

Приветствую Вас, Серкидон!

Допустим, Вы решились на выступление с декламацией в концерте. Малоопытный

конферансье объявит: «Есенин, «Письмо к матери», читает Серкидон». И приходится Вам, робеющему, на полусогнутых выходить в холодный зал…

Опытный конферансье начнёт издалека: «Дорогой зритель, а помнишь ли ты, что у тебя есть мать?..» Подобно такому мастеру эстрады, начну издалека.

В хорошей старинной песне есть берущие за душу слова «В жизни раз бывает восемнадцать лет». В истории человечества раз бывает два раза по восемнадцать. Я имею в виду 1818 год. В этом году родились два самых башковитых представителя девятнадцатого века. Иван Тургенев – жертва роковой страсти. О нём Вы уже наслышаны. Вторая глыба интеллекта – великий и ужасный, перевернувший учёными трудами весь мир верх тормашками, обещавший нанизать на перо всех толстопузых буржуа, заставивший дрожать капиталистов и Старого и Нового света революционер – Карл Маркс.

И тут на сцену выходите Вы, Серкидон, и бодро читаете первый том «Капитала»… (шутка).

Итак, Маркс. Давайте, не теряя времени, почитаем самое понятное, что вышло из-под пера витиеватого и плодовитого.

Из письма Карла Маркса – Женни Маркс[99 - Женни Маркс (в девичестве – фон Вестфален), (1814 – 1881), жена и соратница Карла Маркс.], 21 июня 1856 г.

«Моя любимая!

Снова пишу тебе, потому что нахожусь в одиночестве и потому что мне тяжело мысленно постоянно беседовать с тобой, в то время как ты ничего не знаешь об этом, не слышишь и не можешь мне ответить. Как ни плох твой портрет, он прекрасно служит мне, и теперь я понимаю, почему даже мрачные мадонны, самые уродливые изображения богоматери, могли находить себе ревностных почитателей, и даже более многочисленных почитателей, чем хорошие изображения. Во всяком случае ни одно из этих мрачных изображений мадонн так много не целовали, ни на одно не смотрели с таким благоговейным умилением, ни одному так не поклонялись, как этой твоей фотографии, которая хотя и не мрачная, но хмурая и вовсе не отображает твоего милого, сладостного, словно созданного для поцелуев лица. Но я совершенствую то, что плохо запечатлели солнечные лучи, и нахожу, что глаза мои, как ни испорчены они светом ночной лампы и табачным дымом, всё же способны рисовать образы не только во сне, но и наяву. Ты вся передо мной как живая, я ношу тебя на руках, покрываю тебя поцелуями с головы до ног, падаю перед тобой на колени и вздыхаю: я вас люблю, madame! И действительно, я люблю тебя сильнее, чем любил когда-то венецианский мавр…

Временная разлука полезна, ибо постоянное общение порождает видимость однообразия, при котором стираются различия между вещами. Даже башни кажутся вблизи не такими уж высокими, между тем как мелочи повседневной жизни, когда с ними близко сталкиваешься, непомерно вырастают. Так и со страстями. Обыденные привычки, которые в результате близости целиком захватывают человека и принимают форму страсти, перестают существовать, лишь только исчезает из поля зрения их непосредственный объект. Глубокие страсти, которые в результате близости своего объекта принимают форму обыденных привычек, вырастают и вновь обретают присущую им силу под волшебным воздействием разлуки. Так и моя любовь. Стоит только пространству разделить нас, и я тут же убеждаюсь, что время послужило моей любви лишь для того, для чего солнце и дождь служат растению для роста. Моя любовь к тебе, стоит тебе оказаться вдали от меня, предстаёт такой, какова она на самом деле в виде великана; в ней сосредоточивается вся моя духовная энергия и вся сила моих чувств…

Ты улыбнёшься, моя милая, и спросишь, почему это я вдруг впал в риторику. Но если бы я мог прижать твоё нежное, чистое сердце к своему, я бы молчал и не проронил бы ни слова. Лишённый возможности целовать тебя устами, я вынужден прибегать к словам, чтобы с их помощью передать тебе свои поцелуи…

Бесспорно, на свете много женщин, и некоторые из них прекрасны. Но где мне найти ещё лицо, каждая черта, даже каждая морщинка которого пробуждали бы во мне самые сильные и прекрасные воспоминания моей жизни? Даже мои бесконечные страдания, мою невозместимую утрату читаю я на твоём лице, и я преодолеваю это страдание, когда осыпаю поцелуями твоё дорогое лицо. Погребённый в её объятиях, воскрешённый её поцелуями, именно, в твоих объятиях и твоими поцелуями. И не нужны мне ни брахманы, ни Пифагор с их учением о перевоплощении душ, ни христианство с его учением о воскресении…

Прощай, моя любимая, тысячи и тысячи раз целую тебя и детей.

Твой Карл».

Ох, сдаётся мне, письмо оборвали, подсократили. В другой редакции было ещё:

«Однако не любовь к фейербаховскому человеку, к молешоттовскому «обмену веществ», к пролетариату, а любовь к любимой, именно к тебе, делает человека снова человеком в полном смысле этого слова».

А уже после этого шли поцелуйчики… Может, и верно, что сократили. Зачем нужны в любовном письме какие-то фейербахи[100 - Людвиг Андреас фон Фейербах (1804 – 1872), немецкий философ-материалист, атеист.] с молешоттами?[101 - Якоб Молешотт (1822 – 1893), итальянский физиолог нидерландского происхождения.]

И ещё одно письмо.

К.Маркс – Ж.Маркс, 15 декабря 1863.

«Дорогая, сладкая, любимая Женни!

То, что я так долго не писал тебе, – конечно не потому, что забыл. Как раз наоборот. Я совершил паломничество к старому дому Вестфаленов (на Нойештрассе), который интересовал меня куда больше любых римских древностей, ибо напомнил мне о самых счастливых днях моей юности и о том, что взрастил в своих в своих стенах самое большое моё сокровище. Кроме того, меня каждый и со всех сторон спрашивают о «самой красивой девушке Трира» и о «королеве бала». Чертовски приятно сознавать, что твоя жена, словно зачарованная принцесса, живёт в памяти и воображении у целого города».

Автор письма пытается подсластить ту большую-большую горькую-горькую пилюлю, в которую обратилась для прусской аристократки Женни фон Вестфален её замужество.

1855 год. Одиннадцатилетняя Женихен описала маму-Женни так: «тоненькая, словно свечка за полпенса, и высохшая, словно селёдка»[102 - Мэри Габриэл «Любовь и капитал», стр. 331.].

1861 год, тяжело переболев оспой, миссис Маркс писала друзьям: «Я до сих пор очень модного, пурпурного цвета, и вы все меня испугаетесь. Я стала совершеннейшей уродиной… На мой собственный взгляд, я напоминала носорога или гиппопотама, которому место в зоологическом саду…»[103 - Там же, стр. 380.]

Вот во что в рекордно короткие сроки может превратить «самую красивую девушку Трира» и «королеву бала» мужчина-революционер. Закончили о Марксе, человеке который повлиял на целую нацию. На весь мир! Что ему одна отдельно взятая замуж женщина.

Резко переходим к следующему революционеру, одно письмишко, а там – выводы.

Герцен. Ещё без былого и с думами только о любимой. Но сердце уже билось, как колокол. Он, примерно Вашего возраста, начал любовную переписку с кузиной Натальей, писал ей, писал, а потом, не выдержав напора чувств, выкрал девушку и женился на ней. Александр был уверен, что венчание их есть благость необычайная. Что оно превратит жизнь его в долгое путешествие в чудесную страну. Очарованной молодой душе влюблённого молодого человека вся будущность с любимой представлялась райскими кущами, «где под каждым ей кустом был готов и стол, и дом»[104 - Из басни Крылова «Стрекоза и Муравей».], и плотские услады заодно.

Читаем:

«Я удручен счастьем, моя слабая земная грудь едва в состоянии перенесть все блаженство, весь рай, которым даришь ты меня. Мы поняли друг друга! Нам не нужно, вместо одного чувства, принимать другое. Не дружба, любовь! Я тебя люблю, Natalie, люблю ужасно, сильно, насколько душа моя может любить. Ты выполнила мой идеал, ты забежала требованиям моей души. Нам нельзя не любить друг друга. Да, наши души обручены, да будут и жизни наши слиты вместе. Вот тебе моя рука, она твоя. Вот тебе моя клятва, её не нарушит ни время, ни обстоятельства. Все мои желания, думал я в иные минуты грусти, несбыточны; где найду я это существо, о котором иногда болит душа? Такие существа бывают создания поэтов, а не между людей. И возле меня, вблизи, расцвело существо, говорю без увеличений, превзошедшее изящностью самую мечту, и это существо меня любит, это существо – ты, мой ангел. Ежели все мои желания так сбудутся, то где я возьму достойную молитву Богу?

Твой до гроба Александр».

Если Вы, Серкидон, хотите знать сбылось ли это «до гроба», изменилось ли мнение Александра Ивановича об институте брака по прошествии лет, предлагаю Вам начать читать его сочинения прямо сейчас.

Итак! Мы с Вами внимательно прочли полные страсти письма: Наполеона – вдове виконта де Богарне, Гёте – жене барона фон Штейн, Пушкина – жене генерала Е.Ф. Керна, Тургенева – жене искусствоведа Луи Виардо, Маркса – своей жене (такое тоже бывает в мире мужчин), Герцена – жене будущей. Что же мы прочли? Мужчина пишет про «ангела», «идеал», «икону», «великана», «пустыню», «якорь», «целительный напиток». Уверяет, что мир такого не знал и не видел. Безумствует: «падаю к ногам». А на самом деле он берёт женщину за руку и поднимает в астральные выси, где она дышит полной грудью, замирая от восторга, захлёбывается от счастья, становясь возлюбленной, женой, сестрой (по Брандесу) высшего порядка…

Возвращаясь в свой земной мир кастрюль, сопливых детей, горшков и микстур, женщина долго вспоминает волшебное путешествие, она благодарна мужчине, она думает, как бы его отблагодарить… А тут выбор, собственно, невелик.

Читаем великих, учимся, запоминаем… И напоследок. Великие мужчины были точны в выборе женщин, которые достойны выражений высоких чувств на бумаге. Чего не скажешь об эпистолярном поклоннике гетеры Филумены. Читаем отповедь циничной дамы: «Для чего ты трудишься писать длинные письма? Мне нужны пятьдесят золотых, а не твои письма. Если ты любишь меня, плати: а если ты любишь деньги больше, чем меня, то не надоедай мне. Прощай!»

Парень точно трудолюбивый графоман. Он же не авторучкой писал. А вспомните чем? За час-два длинное письмо в то время написать было сложно.

Серкидон! Умейте выбирать достойные объекты для выражения Ваших чувств.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-17-