Письма к незнакомцу. Книга 3. Только раз бывают в жизни встречи

-21-

Приветствую Вас, Серкидон!

Беда в том, что Ваш упорный письмоотправитель мало соображает в новомодных тенденциях и веяньях, но отмалчиваться в ладошку он (то есть я) – не привык.

Так не убоимся присоединиться к ноосфере, к опыту прежних лет, к помощи чужого интеллекта. Взлохматим историю «от Ромула»[124 - «От Ромула до наших дней» – из «Евгения Онегина».] и ранее, не пропустим «времён очаковских и покоренья Крыма»[125 - Строчка из «Горя от ума» А.С. Грибоедова.], а нашим времечком – припорошим…

Православный человек перед трудным делом просит благословения у Всевышнего, советский человек цитирует Маркса или Ленина. Поскольку второй вариант мне ближе и роднее, получайте из научного наследия В.И. Ульянова-Ленина: «Фантазия есть качество высочайшей ценности».

Ну а теперь, опираясь на мудрость Ильича, процитирую первого в мире фантаста – Лукиана. Вот уж кто нафантазировал. Пуще Пикуля![126 - Пикуль Валентин Саввич (1928 – 1990), писатель, автор книг на историческую тему.] Из «Разговоров богов». Златовласый Эрот наставляет Зевса, который опечален тем, что не имеет успеха у земных женщин: «Если ты хочешь нравиться, то не потрясай эгидой, не носи с собой молнии, а придай себе возможно более приятный вид, прибрав с обеих сторон свои курчавые волосы и надев на голову повязку; носи пурпурное платье, золотые сандалии, ходи изящной поступью под звуки флейты и тимпанов…»

С ума сойти! У всесильного Громовержца проблемы ну чисто серкидоновы! Значит и Вам, милый мой, не грех прислушаться к увещеваниям бога любви: придайте себе приятный вид, приберите волосы, ходите изящной поступью желательно с музыкальным сопровождением флейты и тимпанов. И умоляю Вас, не потрясайте эгидой, не носите с собой молний!

Кстати сказать, благие советы златовласого бога не помогли Зевсу, и опустился он до коварства и хитрости: являться стал к женщинам то тёплым дождём, то ласковым быком, то белым лебедем…

Овидий. Ну а как без него? Уравновесим грека римлянином:

Будь лишь опрятен и прост. Загаром на марсовом поле

Тело покрой, подбери чистую тогу под рост,

Мягкий ремень башмака застегни нержавою пряжкой,

Чтоб не болталась нога, словно в широком мешке;

Не безобразь своей головы неумелою стрижкой –

Волосы и борода требуют ловкой руки;

Ногти пусть не торчат, окаймлённые чёрною грязью,

И ни один не глядит волос из полой ноздри…[127 - Из «Науки любви» Овидия.]

Ни дать ни взять – красавец!.. Это я про римлянина Овидия. Более двадцати веков как корова языком слизала, а текст актуален, как и в те языческие времена! Только слово «тога» выпадает, остальное – всё есть: и Марсово поле, и башмаки, и нержавые пряжки. Виват Тебе, наш современник – Публий Овидий Назон.

Сенека. От Овидия до Сенеки – рукой подать. Земляки!

В одном из писем к Луцилию суровый стоик осуждает излишне изящных, прилизанных и чрезмерно озабоченных своей внешностью мужчин: «Ты знаешь многих молодых людей с красивой бородкой и причёской, словно только что вынутых из сундука: от них не жди ничего мужественного, ничего основательного…»

К мнению Сенеки дружно присоединяться и прекрасные дамы. Не нужна им конкуренция у зеркала со стороны молодых людей, которые одеваются и прихорашиваются для самих себя и себе подобных. Женщина всегда подспудно ждёт от мужчины основательного и мужественного, и не нужно ей изящное «оперенье» на мужчине.

Оно, конечно, неопрятность, оборванность в одеждах неприятны для любой женщины. «”Фу, мужлан неприбранный” – фыркнет она…» Но если беспорядок в одежде вынужденный, если это следствие мужественных преодолений, как-то сражения с кровожадным драконом, либо тяготы долгого пути…

Позвольте – отступление. Кто помогает мне в писаниях моих? Кот-Лёва (ободряющим мурканьем), ноосфера (осеняющими прозрениями), ведунья Вера Даниловна (полезной информацией), а недавно в наш дружный коллектив влился аспирант Эдик. Добытчик-аспирант как «нароет» в виртуальных «огородах» своих нечто любопытное, обязательно поделится. Вот и во время вчерашнего утреннего визита он передал мне стихотворный опус, из которого процитирую, поскольку аккурат попадает в тему.

Цитирую избранно и поэтому приведу краткое содержание предыдущих четверостиший: прекрасный принц долго был в пути, в поисках ненаглядной принцессы ехал, ехал, ехал, ехал и вот явился к означенной ненаглядной не в полном ажуре, поскольку явился – запылился. Из монолога принцессы:

Так, стало быть, четвёртый год в седле-то?

Я и гляжу: одёжка обтрепалась,

Жабо в пыли, не стираны манжеты,

И сами Вы того… помяты малость.

А ничего. Оно так лучше даже.

Зато и стать мужскую видно сразу!

А то иной прискачет весь в плюмаже,

Порфюм, батист, кружавчики и стразы.

А нам таких не надо и с деньгами!

Таким у нас приёма даже нету.

А далее принцесса (кстати, с сертификатом качества) в рифму рассуждает о том, что не надо мужчинам залезать на чужую территорию, что наряжаться – дело сугубо девичье. И занятие – исключительно женское.

Но… Но есть исключения!.. Назло разнаряженным красавицам и в пику мудрому Сенеке есть мужчины-исключения! Вот только коротко о них не скажешь. Отложим на потом. Сегодня я устал. Взялся за дело трудное, незнакомое и устал. Пойду созерцать, в парке гуляючи.

Крепко жму Вашу руку, и – до следующего письма.

-22-

Приветствую Вас, Серкидон!

О гениях. Не по силе духа, не по значимости для цивилизации, а по внешнему виду. Разграничим таких, как цыплят, на две категории.

Первая – гений-рабочая лошадка. Всю жизнь возится «лошадка» с гениальностью своей, «что-то пишет, а чего – не видно»[128 - Строчка из песни Высоцкого.], процокает мимо – и не заметишь.

Вторая категория гениев – Жар-птицы. Таких видно сразу, видно издалека. Маленькая и скромная приставка «арт» нескромно горит у них на лбу сияющими буквами. Они – аристократы духа! Переиначивая классика: «И такие дядьки есть,//Что не можно глаз отвесть…»[129 - У Пушкина в «Сказке о царе Салтане»:«Говорят, царевна есть,Что не можно глаз отвесть».]

Жар-птицы, как правило, недолговечны. Прогорают их пёрышки в собственном жару. Обо всех таких птичках не скажу, скажу о немногих.

Англия начала девятнадцатого века. Мужской костюм изобилует вычурностями, пестротой, излишне приукрашен. Джентльмены одеты вразнобой: один – вульгарен, второй – аляповат, третий – декоративен не в меру. А иногда встречаются, заметные и сквозь густой туман Альбиона, яркие попугаи. Но и такая экзотическая птица не была пределом безвкусицы. Наряжались в костюмы, напоминающие по цвету адское пламя или северное сияние. На одеждах были густо налеплены побрякушки, а поверху мужчины красовался напомаженный парик. Наряд вопил: «Вот я какой!» Голосил: «Я пришёл! Посмотрите на меня!» Одним словом, кич, хаос, анархия.

Любопытное совпадение: в моде, как и в политике, анархию зачастую сменяет монархия. В английскую моду пришёл Творец, воссоздавший порядок из хаоса…

Хотел я написать: «Вот сошёл на Альбион//Бог прекрасный Аполлон». И красиво бы прозвучало. Но скажи молодому человеку – Аполлон, тут же представит он себе – Бельведерского. А фиговый листочек нацепить на причинное место – много ума не надо. Поэтому оставим Аполлона Бельведерского в покое. Да и куда ему тягаться! Человек, ставший надолго эталоном моды и «арбитром моды», красотой, ростом и количеством одежд превзошёл древнегреческого бога.

Джордж Браммел![130 - Джордж Брайан Браммел (1778 – 1840), английский денди, законодатель моды в эпоху Регенства.] Гений, который личным примером изменил и организовал мужскую моду. Он явил собою то, что Маркс назвал бы диктатурой стиля, Бабель – тиранией вкуса, Бодлер – доктриной элегантности.

«Красавчик Браммел» привнёс и установил в английской моде свои нормы и правила. Его кредо: основа элегантности – единство. Единство невозможно без чистоты, гармонии и относительной простоты.

Но простота не должна противоречить гармонии, а гармония – чистоте: иначе не добьёшься элегантности, которая рождается из таинственного союза трёх главных вышеозначенных ценностей. И, наконец, Браммел вывел уже известное нам правило: небрежность в одежде равносильна нравственному самоубийству. Что же представляла собой философская «выкройка» успеха? Костюм «премьера министра элегантности» был деликатен. Его отличали благородная сдержанность и изящная скромность. Не было места для побрякушек и пестроты. Доминировал один преобладающий цвет, который «обслуживали» и оттеняли остальные цвета, в свою очередь основной спокойный цвет смягчал все прочие. С первого взгляда костюм лондонского денди Number One не казался ничем особенным и не впечатлял, но, приглядевшись, глаз было уже не оторвать.

Помимо прочего, Браммел утвердил в моде строгий чёрный костюм с белым галстуком. Который доныне (!) считается деловой и официальной формой мужской одежды.