Грязь. Сборник

Она засмеялась:

– Всегда к твоим услугам. Слушай, я вот читаю тебя уже несколько лет, и ты всегда такой загадочный, когда я пишу тебе мнение о прочитанном. Мне кажется, что у нас разные взгляды на твои произведения. Скажи, а о чем по-твоему ты вообще пишешь?

– На такой вопрос я всегда отвечаю одно и тоже: о жизни. Судьба, трагедия, случайность, смыслы там великие… В общем, как обычно, всё получается довольно необычно.

– Блин, интересно, а то я всё о романтике, да о романтике твержу. А сейчас над чем работаешь?

– Над пьесой. С тремя героями. Там есть и женская роль, кандидатов на нее, к слову, пока нет.

– Что же, это предложение?

– Да.

–Я подумаю… – загадочно сказал она, сладко потянувшись.

– Вот только у нас с ребятами женский персонаж проседает. Нужна ссора людей, которые любят друг друга. Из-за чего-то мелкого.

– Нуу… Например, она пошла в кино со знакомым, а друг приревновал.

«Слабовато» – подумал я.

– Или она кинула фразу на ветер не подумав и задела его чувства. Или что-нибудь про бывшего. Он мог быть другом главного героя и вот тогда вообще бомба. Хм… – она призадумалась, нахмурив свой лобик и прижав несколько пальцев к губам. – Что-то вроде… там, не знаю… «Когда мы гуляли на закате вдоль реки, он на меня тогда так смотрел, как не смотрел на меня никто и никогда»… Я не знаю, я не писатель.

Она кокетливо прикрыла лицо руками.

– Какие идеи! Женский взгляд открывает новые горизонты.

– Ты правда так думаешь, – спросила она, опустив руки с радостью в глазах.

Я медленно провел рукой по ее манящей раскрытой ладони:

– Да.

Она посмотрела на наши руки и неожиданно спросила:

– А как учеба? Не пересмотрел своё отношение к ней?

– Хах, нет. Как сказал мой друг-однокурсник: «Наша кафедра – это филиал шараги в универе».

– Ха-ха, мне бы так. А то эта латынь уже доконала. Сижу зубрю ночами, это такая ж…

– А с учетом того, что мне ничего не задают, это звучит еще более старшно!

– Дааа, – протянула она.

– Не грусти по возможности. У тебя такая красивая улыбка.

– Спасиииибо, мне безумно приятно. Буду стараться улыбаться чаще.

Я отпустил ее руку и мы принялись за долгожданный шашлык. Темнело. Поблизости от кафе начались танцы. Где-то за спиной та самая девушка со свиной рулькой кому-то сказала:

– Носки с тапочками. Для меня носки уже как тапочки.

Я посмотрел на свою спутницу. Она с удовольствием пережевывала кусочки ароматного мяса, чуть прикрыв глаза, смакуя. Ее тонкие пальцы с белым маникюром крепко держали шампур и не было во всей вселенной создания более довольного, чем она. «Почему женщины не говорят со мной о тапочках? – подумал я. – Я делаю что-то неправильно?» Я знал, что у Лауры есть какой-то парень. Ну, знаете, сейчас все говорят: у меня есть девушка, у меня есть парень». Будто ключами от машины машут. А машины люди меняют, некоторые довольно часто. Никто не говорит «моя возлюбленная», ведь это обязывает. А я? А я вольный поэт, один и со всеми рядом, иначе не выйдет никакой поэзии, поэт должен знать человека. Мы все заперты в своих телах и своих жизнях, ролях – только и всего.

Смех молодого отца поблизости, подхватившего на руки свою маленькую дочь, вмиг разбил все мои жизненные взгляды.

– Пошли потанцуем?

– Ой, – она перевела взгляд на свои кеды. – Мне эти кроссовки жутко натирают, если я активно в них двигаюсь.

– Так сними их, – вторил я волнам этого бархатного вечера свободы.

– Ну…

Она с приятной завистью посмотрела на танцующие пары, потом на меня, развернулась на стуле, доставая ноги из-под стола и начала развязывать шнурки. Сейчас играл ее любимый джаз – от такого не отказываются. Она не спеша сняла один кроссовок, снимая его, подняв загорелую ножку с ангельски нежной кожей вверх, отставила его, принялась за другой. Через минуту она поднялась со стула, пройдя босиком несколько шагов по деревянной лакированной веранде, встала на цыпочки и потянулась, устремившись вверх. Ее фигура напоминала сейчас наконечник тонкого копья, пронзавшего взгляды всех присутствующих своим блеском и изящностью форм, вне всякого сомнения, вылитых по самым лучшим чертежам. Она опустилась и развернулась, призывая меня.

Джаз… Мелодичный хаос, рев нескольких эпох и лучшее средство от шаблонов, привел нас в движение. Ноги быстры, тела гибки движения все выше и выше возносят нас к звездному небу над головой и только разноцветные китайские фонарики на столбах, как морские буйки, удерживают наши желания в пределах разумного. Она танцует прекрасно и подпевает, так, будто чувствует себя на сцене, давая слабину только во время затяжных проигрышей: смеясь как ребенок, она улыбается вновь. Я смотрел на нее и наслаждался ей, упивался ее ногами, пляшущими без остановки, подвижными бедрами, тонкой талией, что легко объять одной рукой, грудью, подчеркнутой облегающей тканью платья, руками, грацией наполненной неописуемой, и этот взгляд, взгляд самого танца, джаза, ночи.

– Много в фитнесе занимаешься? – спросил я, обнимая ее под пронзительные звуки печали рояля.

– Мой фитнес – это булочки, – засмеялась она.

– Ого, а такая стройняшка.

– Мне не нравится моя фигура, -с ерьезно сказала она.

«О-о-о, пожила бы ты в моей,» – усмехнулся я про себя.

– Ты выглядишь отлично. Ты в такой форме и без всяких усилий. Красотка от природы.

– Ты меня так комплиментами завалил, – вновь сияла она с чуть растрепанными волосами после танцев.

– Ты же Лаура-умница, куда тут без комплиментов.

Она обняла меня покрепче, и мы продолжили мерно кружится под разноцветными огнями. От нее пахло корицей со сладким мёдом.

– Ну-с, какие у тебя еще таланты кроме танцев и прекрасной улыбки?

Она улыбнулась и показала язык.

– Ха-ха, да ты само олицетворение позитива! Особенно этот классненький язык.

– Вот этот? – высунула она его снова.

Я подмигнул и замолчал.

Конечно же мы не могли отказать себе в удовольствии прогуляться по ночному пляжу. Вода тихо плескалась о берег совсем рядом, огни города остались неподалеку, но не были настойчивы и оставили нас в чудесном таинственном полумраке.