Христианское небо паук-крестовик
заплетал, ядовитый освоив язык.
Паутину свою как единственный дом
Вифлеемской звездой украшал и крестом,
чтоб воздушные твари, свершая полёт,
очищались от плоти в узорах тенёт.
Камень тяжел, и весок песок.
Взвесь же себя хотя б на глазок
мерой царя Соломона,
притчей из времени она,
дважды – коль ростом высок.
Не опасайся гнева глупца,
в путь отправляйся, не пряча лица,
от очага до порога,
ветхозаветного бога
славя – как Бога-Отца.
Весок песок, и камень тяжел
лишь для того, кто еще не пришел
к легкости ветхозаветной,
что в тишине безответной
льется, как царственный шелк.
Спят на Олимпе боги.
Спят, как и век назад.
Древние лики строги,
внутрь их глаза глядят.
Нет Прометею мочи,
но еще не конец.
Крепко прикован к Сочи
он сталью пяти колец.
Птица терзает печень,
зев свой открыл Аид,
где олимпийский, вечен,
синий огонь горит.
На рубеже времен и знаков Зодиака,
в солнцеворот весны, в затменья час дневной
приветствую тебя, из неземного мрака
сошедшего в другой, нетвердый мрак земной.
Столетие спустя земля как будто та же,
с космических орбит не изменился вид —
Бог сохраняет все. Но в сумрачном пейзаже
высокая свеча над городом горит.
Взметается огонь над монастырской башней,
и дымом твой погост окутан целиком.
И музыка летит валькирией бесстрашной,
и колокол звонит – не спрашивай, по ком.
…И наступает чистый понедельник.
Ущербен в мыслях, в помыслах смешон,
смиряюсь я, беспутник и бездельник,
как в первый раз, прощён и пощажён.
Что чистота мне выпавшей недели?