Письмо для торговца Чжао

– Да нет же, нет. Успокойся, чувак. Никто меня не кидал. Сделка прошла как по маслу. Ни бомжей, ни украденных паспортов. Вообще никаких подводных камней. Как там у Ильфа и Петрова? Утром деньги, вечером стулья. Ключи передали сразу в конторе нотариуса. И квартиру, не сомневайся, продали именно ту, что я выбрал.

– Что-то я тебя не пойму, – изумился Дроздов, – Квартиру купил человек, а сам недоволен. Ну-ка, рассказывай, что за хата. Сколько комнат? В каком районе?

Лицо Третьяка оживилось. Впервые на его губах появилась тень прежней улыбки. Глаза потеплели. И даже щёки как будто тронул слабый румянец.

– Знаешь большую сталинку на Котовского? Жёлтую, с аркой и колоннами на фасаде. Да, возле сквера, где был магазин «Башмачок». Я ж по Котовского в школу ходил. Десять лет туда и обратно. Как раз мимо этого дома. С детства он мне казался особенным. Вся эта лепка.. Помнишь? Гирлянды какие-то, звёзды.. Вазы на крыше. Опять же, колонны эти.. Прямо какой-то храм из учебника древней истории. Меня тянуло к дому с колоннами, словно магнитом. Веришь, нет – он мне порой ночами снился. Огромные окна. Вазы. Лепные звёзды. И эти цифры над аркой. Тысяча. Девятьсот. Тридцать. Девять. В одной из квартир второго подъезда жил какое-то время отличник Петренко из параллельного класса. Я заходил за ним иногда, но дальше порога меня ни разу не приглашали.

Помнишь, по телеку раньше крутили старые фильмы? Те ещё – чёрно-белые. С вечным праздником на экране. Ну, ты понимаешь, о чём я. Светит яркое солнце, играет громкая музыка, какие-то флаги повсюду развешаны.. Все на экране добрые и весёлые – будто накурились хорошей дури. Задорно смеются красивые добрые девушки. Добрый рабочий с улыбкой крутит токарный станок. Добрые школьники помогают добрым старушкам. Даже менты киношные были добрые – никого не ругали, не били, не волокли в обезьянник. Отдавали только с улыбкой прохожим честь, да свистели то и дело в свисток. В общем, сплошные гоны. Натуральный фуфел. Но вот, за что я обожал эти фильмы. Все герои – от генерала до слесаря – жили в похожих домах с венками, звёздами и колоннами. В необъятных квартирам с громадными комнатами и высоченными потолками.

Конечно, зрители, не будь дураками, понимали разницу между кино и жизнью. В жизни никто бы не дал такое жильё моей мамаше – наборщице в типографии «Суворовский натиск». Как говорится, не по Сеньке шапка. И сам я даже не мог позволить себе мечтать о жёлтом доме с колоннами.. Да что там – во двор заходить и то было как-то неловко.

**********

Так вот. Прошлой осенью я купил на Котовского трёхкомнатную квартиру. В том самом, сорок четвёртом доме. Последний этаж – над головой никто не топает. Здоровенные комнаты! Каждая – веришь, нет – метров по двадцать, а то и поболе. Потолки, прикинь, три пятьдесят. Огроменные окна. И сразу, как заходишь – широкий такой коридор, почти квадратный. Всё, как в кино! Кататься на велике можно. Ты ведь помнишь хату, где мы жили с мамашей? Вместо прихожей там был пятак сантиметров на сорок – если в комнату дверь открываешь, в толчок уже не зайти. А в новой квартире одна только ванная комната девять метров. И в ней окно во всю стену с видом на город..

– Но ведь такая квартира, наверное, бешеных бабок стоит. Во сколько ж она тебе обошлась? – озадачился вдруг Дроздов, – Если, конечно, не секрет.

– Да нет у меня от тебя никаких секретов. Ровно сорок четыре штуки. Как с куста.

– Баксов?!

– Уж ясное дело, что не рублей. Имей в виду, хату я взял без ремонта. Как говорится, убитую в хлам. Считай, одни только голые стены. С евроремонтом такая квартира самое малое встанет в полтинник.

– Ты уж прости меня, дурака, – шумно зашмыгал носом Дроздов, – не моё это дело, знаю. Но всё-таки я спрошу.. Это ж откуда такое баблище? Квартира.. Машина.. На скорой мне до пенсии столько не заработать. Или ты по натуре сберкассу поставил на уши? Да не смотри ты так. Шучу..

Саня достал ещё сигарету из пачки, прикурил одну от другой, стрельнул горящим окурком в окно, затянулся, выпустил сизой струйкой дым и вместо ответа спросил :

– Тебя перестройка в деревне застала?

Дроздов невесело усмехнулся :

– Ну, можно и так сказать. В деревне, если ты хочешь знать, я был уважаемым человеком. Односельчане шапку снимали при встрече. По четыре сотни старыми заколачивал. Северные надбавки, и всё такое.. В леспромхозе в первый же год квартиру дали. Лодку купил моторную, мотоцикл. Всё было, как у людей..

– Чего же ты в город уехал?

– Да всё она – перестройка, в рот ей печенье. Сказали, теперь народ будет сам выбирать начальство. Демократия, гласность, и всё такое.. В леспромхозе директора выбрали. В больнице нового главврача. Через год леспромхоза не стало. Налево продали всё. До последнего трактора. Даже машинки пишущие из конторы. Директор пустился в бега. Потом больница сгорела..

– Как это так – «сгорела»? – не понял Третьяк.

– Да вот так. Натурально сгорела. Новый главврач залился спиртом и до утра порол медсестру в ординаторской. Стерилизаторы в процедурке выкипели один за другим. Провода коротнуло. Больница была деревянная. Пыхнула, словно порох. Спастись удалось не всем. А пьяный главврач так просто обуглился, как головёшка.

Я ломанулся в Кабановск. И тут накрыло по полной. К деньгам по четыре ноля прибавили, только на них ничего не купишь. Помню, за хлебом однажды зимой отправился. Вернулся домой, а яйца в штанах звенят. Час и пятнадцать минут на морозе в очереди.. Так ведь и этих денег – с нулями – уже не платят. Скоро, сказали, зарплату гречкой будут давать. Хоть совсем уходи из врачей! Только я ж ничего не умею больше. С нашей станции доктор Семёнов пытался на рынке кассетами торговать. Видать, проторговался вконец. Однажды во время дежурства зашли на станцию двое. Сильно не били. Нос поломали одним ударом и тут же сделали ноги. Так он в ментовку даже не стал звонить. У них, говорит, все менты куплены.. – и Лёха махнул обречённо рукой, давая понять, что рассказ окончен.

Третьяк понимающе кивнул и вернулся к своей истории :

– Знаешь, я тоже нормально жил при Советской власти. После армии балду не пинал. На завод станков-автоматов устроился. Ну, там, на Промышленной. Длинный такой зелёный забор с большими воротами. Напротив автобусного. Не помнишь? Ладно, это не важно. Важно другое – тити-мити на заводе платили исправно. День в день. Зарплаты хватало на всё. Ещё и откладывать получалось. Прикинь, я ведь жениться даже успел. На заводской чувихе с отдела кадров. Комнату сразу отдельную дали в общаге. Двенадцать метров плюс толчок, типа гостинки. Сберкнижку завёл – начал копить на машину. В профкоме путёвки вымутил в санаторий. Да не куда-то, а в Крым! Всё было, как у людей. Ты не поверишь, накатал заявление в партию. Да ладно, не делай такую рожу, это же я спецом. Для того, чтобы двинуть очередь на квартиру. Откуда мне было знать, что партийный билет превратится в кусок картона? Как и сберкнижка..

**********

Всё изменилось, когда закрылся завод. Вроде как обанкротился. Из-за долгов. До сих пор не могу допереть, откуда взялись долги, если продукцию гнали исправно в три смены. Зарплаты, сказали, больше не будет. Деньги закончились. Половину людей сократили, остальные сами уволились. Одно хорошо, никого из общаги не выгнали. Только сама общага превращалась в холодное, мрачное логово. Мусоровозы больше не заезжали в наш когда-то ухоженный двор. Один за другим контейнеры сволокли на пункт приёма металла. Вонючие горы отходов росли у крыльца. Нетающим снегом рассыпался мусор по лестницам и коридорам. И, что было самое удивительное – вскоре жильцы уже относились к мусору точно так же, как к январским сугробам. Перешагивали, поднимая повыше ноги, старались обойти стороной, отряхивали сосредоточенно обувь. Но не испытывали чувства брезгливости. И не пытались ничего изменить, понимая всю бессмысленность борьбы с неумолимой стихией.

Редкий день обходился без отключения электричества. Иногда приходилось сидеть в темноте часами, а иногда и сутками. В чёрных окнах ночами мерцало бледное пламя свечей, будто время в общаге двигалось вспять, вращая стрелки часов назад – в эпоху без света, тепла и надежды на будущее. Горячую воду теперь не давали неделями. А если давали, то из горячего крана струился слабенький ручеёк комнатной температуры. Та же вода вяло журчала зимой в батареях. Одна стена в нашей комнате выходила на торец дома. К началу декабря она промёрзла так, что на обоях наросла корка льда толщиной в палец. Спали в шубах, шапках и валенках. Соседи поставили в комнате печку типа «буржуйки». Трубу закрутили в форточку. Уголь страдальцы подворовывали в детсадовской котельной. Когда кончался уголь, топили книгами, да журналами. Оно и понятно – дочке четыре года. Нужно было обогреваться.

Думал, протянем хоть как-то на те шевелюшки, что я на машину копил. Да только не тут-то было! Всё до последней копейки пропало в Сберкассе. Деньги просто сгорели, как те журналы в печурке. Осталась одна сберкнижка на память. По телеку умно растолковали, что, да к чему. Типа, так было надо. Чтобы нам всем не стало хуже. А куда уже хуже, если просто нечего жрать? Нинка ушла на четвёртый месяц кошмара..

– Жена? – уточнил Дроздов.

– Понятное дело, жена. Она самая. Свинтила, собака дикая, к бывшему комсоргу механосборочного цеха. Тот коммерсантом заделался – поставил фанерный ларёк с шоколадными батончиками на Привокзальной площади. Пошил пиджак малиновый, как положено. Обзавёлся японской тачкой. И уж от голода не страдал. Ужинал, падла, каждый день в ресторане «Турист». А я работяга по жизни. Вот и пытался всю зиму работу где-нибудь получить. Да получил только хрен по всей морде. Заводы один за другим закрывались. Все, кто хотели выжить, валом попёрли в торговлю. А кто не хотел торговать, те подались в криминал.

Торгаш, я знал всегда, с меня никакой. К тому же, пугал пример Петрухи – соседа по секции. Да-да – того, что в комнате ставил буржуйку. Он, бедолага, мечтал заработать бабла, подняться по жизни.. или хотя бы с голода ноги не протянуть. Занял штуку зелени на раскрутку, привёз из Китая мешок со шмотками и встал, как многие в эту пору, за прилавок на новом рынке. То ли товар оказался не тот, то ли сосед Петруха не имел к торговле нужных способностей, но только денег ему заработать не удалось. Никто не хотел покупать привезённое им тряпьё. Приходилось скидывать товар за бесценок, занимать по новой бабло, снова винтить по натоптанной челноками дороге в холодный город Харбин и покупать другое шмотьё. Но соседу, как нарочно, опять не везло – его товар по-прежнему спросом не пользовался. Возвращать долги вовремя Петруха не успевал. Оставалось только просить об отсрочке. А потом прятаться. Но его легко находили, ругали, пугали и даже пытались бить.

Пару раз пришлось самому вмешаться. Однажды я от души отоварил двух оборзевших уродов, вломившихся в нашу секцию. Долги долгами, но для чего же пугать ребёнка? Дело прошлое, драться мне было совсем не в облом. Ты же знаешь, я всегда был не прочь почесать кулаки. Особенно, если приму на грудь. В тот вечер я был конкретно навеселе. Ну, и отвязался по полной. Даже сломал кухонную табуретку о тупую башку одного из этих мудил. Петруха не уставал благодарить, рассыпаясь в любезностях :

– Санёк, теперь я твой должник до гробовой доски. Ты не думай – за мной по любому не заржавеет. Глядишь, и я тебе когда-нибудь пригожусь..

– Да ладно, чувак, – отвечал я ему без лишних соплей, – мы же соседи. Можно сказать, кенты. Мне от тебя ничего не нужно. Только лучше бы ты отдал поскорее людям лавэ. Если уркам твой долг продадут, я уже не смогу за тебя подписаться..

**********

Не знаю, как удалось изловчиться соседу, только долги он вскоре и вправду отдал. Охотиться за ним перестали. Разбогатеть, однако, Петрухе, было не суждено. Каждое утро с серьёзным видом сосед возил на рынок сумки с товаром. А его семья по-прежнему перебивалась с хлеба на воду. Ну, просто горе, а не торговля..

В вестибюле нашей общаги висел телефон-автомат. Он один уцелел каким-то чудом на всём районе. У других телефонов оборваны были трубки или отломаны диски. А те аппараты, что висели в железных будках, вместе с будками один за другим оказались на пунктах приёма металлолома. И только тот аппарат в общаге висит до сих пор. Целый и невредимый. Будто заговорённый. Я подбирал на улице выброшенные газеты и звонил из вестибюля по объявлениям. Несколько раз даже ездил на какие-то встречи. И всякий раз нарывался на криминал.

Вырубка казённого леса, торговля палёной водкой, охрана девушек по вызовам, перевозка наркотиков, махинации с ваучерами, продажа дачных участков по липовым документам, приёмка краденого металла и обман случайных прохожих при помощью колпачков на картонке. Обучение бесплатно. И этот список, поверь, далеко не полный. Однажды я позвонил по объявлению «Требуется опытный слесарь». Я ведь слесарь, ты знаешь. Не знаешь? Пятый разряд успел получить. И что же? Оказалось, этим уродам нужен был спец, чтобы без лишнего шума вскрывать вагоны на станции Дормидонтовка. От криминала я шарахался, как от огня. Не оттого, что сам по себе такой уж правильный. Дело совсем не в этом. Просто очень свободу люблю. Да и кто бы поверил, что бандюки за работу заплатят? В лучшем случае, просто кинут на деньги. А то и грохнут потом в оконцовке.

Поиски заработка привели на маленький рынок, где торговали по большей части сельхозпродуктами. Он вырос чуть ли не за неделю во дворе Шестой поликлиники, в двух кварталах от нашей общаги. Целыми днями я болтался теперь по торговым рядам, хватаясь за любую работу. Разгружал машины с привозными китайскими фруктами и набитыми картошкой мешками. Помогал барыгам товар выкладывать. Открывал-закрывал на киосках железные ставни. Убирал на территории мусор. А ещё приходилось гонять от прилавков вонючих бомжей и оборзевших малолетних воришек, которые слетались на рынок целыми стаями, как навозные мухи на свежую кучу говна.

За работу барыги платили самую малость. Зато каждый день. И, как ни крути, этой малости хватало на выпивку и закуску. Продукты я покупал у себя на рынке со скидкой. А в гастрономе на Энгельса зимой давали гуманитарку. Мясные консервы по типу «Завтрак туриста». Компот из мандариновых долек. Соевое масло в квадратных зелёных бутылках. Сам, наверное, помнишь – всё за бесплатно! Жизнь понемногу налаживалась. Одежда, конечно, изрядно поистрепалась. Но у соседа Петрухи скопилась целая куча заграничного неликвида. И время от времени я ухитрялся даже обновлять гардероб, обменивая у него продукты на джинсы с клеёнчатой лэйбой «Rwangler» или футболку с надписью «Abibas». Помня добро, каждый раз сосед порывался отдать мне вещи задаром. Но я всегда рассчитывался за товар, не желая оставаться в долгу.

Со временем я прижился на базаре за поликлиникой. Торговцы ко мне привыкли и считали за своего. Так я горбатился без малого полтора года, совмещая в одном лице дворника, грузчика и сторожа.

**********

Однажды я заметил, как соседи покидают общагу. Они волокли тюки с вещами по лестнице вниз и дальше, через усыпанный мусором колотый кафель вечно тёмного вестибюля, прямиком на улицу – похоже, переезжали. Первое, что мне подумалось – бедолаги снова залезли в долги. Вот и сваливают по тихой, пока разборки не начались. Я тоже взялся чутка подсобить – закинул в кузов грузовика холщовый мешок с каким-то кухонным бутором и складной обеденный стол. Что говорить, по-человечески мне всегда было жалко семью Петрухи. Не от хорошей жизни застряли они в долгах. Просто пытались, как умели, выбраться из нищеты.

Вскоре, однако, мне бросилось в глаза очевидное – сосед ничем уже не напоминал прежнего зашуганного должника. В тот день Петруха был изрядно пьян, заметно возбуждён, но, как ни странно, в прекрасном расположении духа. Он больше не прятал взгляд, разговаривал громко, отчётливо и совсем оставил старую привычку озираться по сторонам. Даже голову держал высоко поднятой, а плечи расправленными. Загрузив пожитки в фургон, мы поднялись на крыльцо покурить. Сосед угостил меня дорогой сигаретой «Salem» c душистым ментолом, вытянул из кармана початую бутылку коньяка, по-дружески предложил отхлебнуть и, потягивая из бутылочного горла спиртное, рассказал о свалившихся на него переменах.

Дела у Петрухи до самой осени шли ни шатко, ни валко. Очередные долги. Снова поездка в Харбин. Опять, как нарочно, неудачный товар, который никто не хотел покупать даже ниже цены закупки. Всё повторялось. Словно крутилась надоевшая заезженная пластинка. И тут Петруха на рынке случайно подслушал, о чём за соседним прилавком судачили пьяные бабы. Оказалось, в Харбин умные люди больше не ездят. Фирмы, возившие челноков, не сидели на месте и проторили дорогу в ничем не приметный городок со смешным названием Дуньфуйхэ – в просторечии «Дунька», куда китайцы нарочно стали свозить всевозможный товар для торговли с русскими. Дуньфуйхэ находился недалеко от границы. Как говорится, рукой подать.

– Дорога в копейки обходится, товара – хоть жопой жри, – шептались торговки, отрыгивая приторный водочный дух, – главное, лишнего не болтать. Пока весь рынок следом за нами не дёрнул..

Впрочем, от Петрухи заговорщицы не таились. Они его знали давно, считали за малохольного, по-женски жалели и не видели в нём конкурента. Когда он выразил желание присоединиться к их компании, никто и не думал возражать. В предчувствии скорой удачи сосед занял денег вдвое больше обычного, поставил в церкви самую толстую свечку Николаю Угоднику – покровителю купцов и странников – и приготовился к чуду.

Шутки шутками, только чудо в самом деле произошло. Впервые в жизни соседу по-крупному повезло. На задворках шумной, пёстрой, пьяной, громко матерящейся и стремительно богатеющей Дуньки он наконец нашёл фартовый товар. Точнее, сосед ничего не искал нарочно. И это, наверное, к лучшему. Всё, что горе-купец сам выбирал для продажи, на поверку оказывалось полной дрянью. В этот раз случилось иначе. Настырный китайский «помогай» чуть не силком всучил Петрухе партию грубо сработанных кожаных курток хулиганского вида, с блестящими клёпками и дерзкими косыми молниями. Это была долгожданная удача. Прозорливый китаец угадал с хулиганским фасоном. Усыпанные клёпками куртки по сезону расхватали, как горячие пирожки. Сосед рассчитался с долгами всего за одну поездку. До сильных морозов Петруха успел смотаться в Дуньку ещё три раза. Вся выручка текла уже в собственный карман. Теперь он ездил на пару с женой, и курток они вдвоём привозили в два раза больше. Весь привезённый товар распродан был подчистую. И вот, сейчас они переезжали из общаги на съёмную хату со всеми удобствами. Представьте только, двухкомнатную! Мало того, супруги всерьёз строили планы накопить на собственное жильё.

– Прикинь, уже удалось отложить пять штукарей, – шептал разгорячённый коньяком сосед в самое ухо.

**********