Письмо для торговца Чжао

Жена легко принимала нехитрые правила игры и, как обычно, суетилась вокруг, стараясь угодить уставшему с ночи кормильцу. Вывесив на свободный крючок чистое махровое полотенце, она устремилась на кухню, и вот – на столе вскоре дымилась уже тарелка с желтоглазой яичницей, в раскрытой пасти пластмассовой хлебницы вытянулся нарезанный заранее батон, а по тарелке бледно-жёлтым цветком рассыпались тонкие кружочки мягкого колбасного сыра.

В длинноногой высокой рюмке качалась налитая только что водка. Солнечный луч из распахнутого окна дробился в хрустальных гранях радужными брызгами. По доброй традиции после дежурства для расслабления нервов полагалась законная порция алкоголя. Дроздов придумал эту традицию сам и строго настаивал на её исполнении, объясняя утренний ритуал необходимой заботой о собственном здоровье. Впрочем, Ирка никогда не пыталась возражать или спорить. Да и как поспоришь о здоровье с мужем-врачом? Кто бы спорил, про здоровье ему виднее.

Насадив на вилку яичный желток, Дроздов с удовольствием выплеснул водку в горло.

– Тяжёлое было дежурство? Устал, наверно, как собака? – робко поинтересовалась жена с искренним сочувствием в голосе, выглядывая из-за дымящегося чайника.

– Устал?! – вскричал Алексей с набитым ртом, выплёвывая на стол яичные крошки, – Не-е-ет, я не устал! Киска, я не устал. Я просто раздавлен. Растёрт в порошок. Меня прокрутили сквозь мясорубку. Сожгли и развеяли пепел по ветру. Двадцать два вызова! Из них четыре носилочных. Два инфаркта. Отёк легких. Шубовидная шизофрения. Перелом основания черепа. Выпадение матки. И – ты не поверишь – даже одна настоящая кататравма. Рабочий на стройке упал с десятого этажа. Что говоришь? Нет. Конечно, к бригаде реанимации я не имею ни малейшего отношения. Просто на беду проезжал мимо, вот и всучили по рации. Понятное дело, чувак дал дуба сразу в момент приземления. Но публики собралось, как на концерт «Машины Времени». Пришлось исполнять по полной программе сердечно-лёгочную в общественном месте. Двадцать минут. По инструкции. На жаре. Нет, не говори мне лучше, что я устал.

– Просто кошмар. И как ты только это выносишь? Так самому до инфаркта недалеко. Хоть бы зарплату, что ли, добавили наконец..

– Ага. Держи карман шире. Догонят, в рот компот, и ещё раз добавят. Пусть сначала хотя бы выплатят то, что я уже заработал.

Дроздов сгрёб с тарелки в рот остатки глазуньи, хлебнул из кружки крепкого чая, нашарил в бумажном пакете облитый глазурью пряник и продолжил :

– Так что ты думаешь?! После такой сумасшедшей смены Мамурин повесил на меня сегодняшнюю ночь. Мол, все и так в отпусках, а тут внезапно Мельников заболел. Знаю я эту болезнь. Вечно у нас начальство всех алкашей покрывает..

– Да что же они издеваются, что ли?! Опять подработка! Лёшик, разве так можно? Мы же с тобой собирались в коммерческий на Дзержинского – поискать Анютке ботинки на осень. Да дело и не в ботинках даже. Времени на отдых совсем не останется. Тебе ж обязательно нужно поспать. Прямо сейчас. Слушай, в коммерческий я без тебя прокачусь. И Анютку потом сама заберу из садика. А ты давай-ка, зайчик, ложись. Сейчас я тебе постелю. И постараюсь не шуметь.

**********

Плотно прикрыв за собой дверь в спальню, Дроздов поставил будильник на шесть часов, задёрнул на окне плотные шторы, нырнул под одеяло и с наслаждением растянулся на чистой простыне. Рассказывать Ирке о своих далеко идущих планах он пока не решился. Если дело пойдёт на лад и удастся, в самом деле, наладить собственную торговлю, пусть это станет для неё приятным сюрпризом. А пока следовало бы и в самом деле поспать – ведь они с Третьяком, без сомнения, засидятся за полночь. Да только сна, как нарочно, не было ни в одном глазу. При задёрнутых шторах в комнате царил полумрак. Алексей по-честному зажмурил глаза и даже натянул одеяло на голову, изо всех сил стараясь заснуть. Но в голове лихорадочно прыгали шёлковые рубахи всех оттенков радуги, жестяная коробка, полная долларов по самую крышку, и ключи от квартиры – той самой, которую он, Дроздов, непременно купит по примеру школьного друга. Ему уже ясно представилось, как он суёт в замочную скважину длинный ключ с хитро вырезанной бородкой, делает поворот..

– Щёлк! – и тело само подпрыгнуло на кровати. В ту же секунду Лёха сообразил, что это Ирина закрыла за собой входную дверь. Дроздов отшвырнул одеяло на пол и, как был, в одних трусах, зашлёпал босиком по крашеным половицам в направлении балкона. Закурив, он свесился через перила, подставляя горячему солнцу голую спину, и несколько минут лениво наблюдал, как над асфальтом возле гаражей дрожит нагретый полуденным зноем воздух. Мужики из соседней пятиэтажки возились у раскрытых ворот гаражного бокса под номером девять. Добродушно матерясь, они выгружали из кузова маленького японского грузовичка обмотанный толстыми проводами сварочный аппарат. Очевидно, взятый взаймы или просто украденный с производства. Тут же на замасленной ветоши лежали какие-то диковинные, хитро выгнутые железные запоры, которые предстояло приварить к воротам для наилучшей сохранности личного автотранспорта и прочего полезного имущества.

**********

Время воров который год сливало свой мутный ручей в прозрачную реку Вечности. Время карманников и домушников отстукивало тягостные мгновения ожидания неизбежного. Время лихих угонщиков машин и взломщиков гаражей дышало в затылок и зловеще нашёптывало каждому автолюбителю в побелевшие от страха уши : «Слушай внимательно – ждать осталось недолго.. Сегодня мы бомбим твоего соседа. А завтра тебя. Готовься. Спасения нет. Ты следующий..»

Томительное чувство обречённости дрожало под ложечкой у несчастливых обладателей кожаных плащей и норковых шуб. Вытягивало душу из мелких кооператоров, хозяев коммерческих ларьков и подпольных видеосалонов. Перманентный страх в одночасье лишиться нажитого имущества вибрировал над беспокойным сознанием, как воздух над горячим асфальтом.

Окна домов стремительно обрастали решётками, превращая жилые кварталы в тюремные блоки. Массивные железные двери перегораживали коридоры, перекрывали доступ в подъезды и на лестничные площадки, держали оборону квартир от незваных гостей и дарили жильцам зыбкую иллюзию безопасности. Двери оснащались усиленными петлями, тяжёлыми литыми щеколдами и, конечно, разнообразными замками новейшей конструкции. И если при старой советской власти для одной двери обычно хватало всего одного замка, то нынче уже не достаточно было и двух.

Сказать по совести, каждый в душе понимал : игра в замки – это и вправду не более, чем игра. Со своими нехитрыми правилами. И главное правило в этой игре гласило – на любой хороший замок всегда найдётся хороший вор. Замки вырезали, высверливали, выламывали. А если не удавалось сладить с замком, снимали с петель саму железную дверь. Даже с петель усиленных, утяжелённых и модернизированных. Не надеясь уже на силу дверей, люди устраивали в жилищах стальные сейфы с тайными кодами. Но приходили большие воры с плечами в косую сажень и, усмехаясь, взваливали сейф на горбушку, мечтая только, чтобы тот раньше времени не раскрылся.

Последние надежды возлагали на защиту невидимых сил. Под этим понималось как покровительство добрых жителей Неба, так и зловещие чары служителей Преисподней. Что кому было по сердцу. Неловко крестясь на церковные купола и по советской привычке озираясь по сторонам, оробевшие граждане протискивались украдкой между резными створками в пропахший ладаном сумрак. Ставили скользкие жёлтые свечи перед суровыми ликами, вторили, как умели, церковному хору и с замиранием сердца касались губами пухлой руки священника. Сопричастность церковным обрядам, как ни крути, придавала уверенность в праве на милость Небес и защиту свыше. А если опустишь купюру-другую в прорезь фанерного ящика с табличкой «На церковные нужды», на душе и вовсе станет легко и свободно – так, что хочется петь. За отдельную плату можно было устроить молебен архангелу Михаилу – защитнику от насильников, зложелателей и, главное дело, от подлых квартирных воров.

Те, кто не верили в светлую силу Добра, посещали магазин колдовских принадлежностей на Речном бульваре под многообещающим названием «Тайная власть». В ассортименте было всё потребное для общения со стихийными духами, демонами и душами мёртвых. Магические кристаллы и хрустальные шары. Карты Таро и гадательные таблицы. Всевозможные талисманы и амулеты. Тошнотворные ведьмины зелья. И небольшая, но со вкусом подобранная чернокнижная библиотека, где можно было без труда отыскать заклинания на все случаи жизни. В наличии имелось даже руководство, как вызвать из ада самого Дьявола. Кто, как не он, в самом деле, обладает достаточной силой и властью, чтобы отвадить воров от жилища?

Впрочем, следует признать, покровительство Света и Тьмы помогало неважно. Двери, опрысканные святой водой и окуренные ладаном, открывались так же легко, как и двери, заговорённые по тибетской Книге мёртвых и разрисованные каббалистическими символами. Должно быть, воры ставили свечи в том же соборе на Комсомольской площади. И покупали книги по чёрной магии в той же колдовской лавке.

Мужичок с багровой, блестящей на солнце, словно лакированной, лысиной проворно взобрался на ближайший фонарный столб и теперь сосредоточенно прикручивал концы проводов сварочного аппарата куда-то к основанию разбитого фонаря, собираясь украсть электричество у кого-то незримого и очень далёкого, а потому совсем не страшного.

С улицы раздалась громкая нецензурная брань. Вышло так, что сдавая задом, грузовичок провалился колесом в открытый люк и застрял там намертво. Ничего особенного – чугунную крышку люка на днях украли. Как украли другие чугунные крышки со всех остальных люков в окрестностях. И что тут поделаешь? Время воров на дворе.. Дроздов зевнул, со вздохом бросил окурок в кучу других окурков под самым балконом, вернулся назад в спальню и уснул уже до самого вечера.

**********

Ночное дежурство

С двумя пересадками ровно к восьми часам Дроздов добрался до нужного адреса. Там, где спокойная в прошлом улица Котовского огибала круглый, как блюдце, скверик, сразу за автобусной остановкой вытянулся монументальный жёлтый дом в пять этажей высотой. Пыльный замусоренный сквер местные жители испокон веку гордо называли площадью. Посередине усеянного трещинами асфальтового пятачка на двухметровом постаменте высился отлитый из бетона бюст одиозного борца за Советскую власть, чьё имя носила улица. Крашеный и перекрашенный несчётное количество раз, при последнем секретаре райкома он был обмазан таким толстым слоем густой серебрянки, что разобрать черты героического лица никому уже было не под силу.

Памятник окружали цветочные клумбы без признаков цветов, заросшие густо полынью и лебедой. Четыре истоптанные скамейки с отломанными спинками, все в плевках и окурках, довершали убогий ландшафт. Ну чем, в самом деле, не площадь? На эту площадь и смотрел длинными рядами больших квадратных окон жёлтый дом под номером сорок четыре. Дом с вычурными бордюрами в лепных дубовых венках и выпуклых звёздах. С маленькими балкончиками, где пузатые бетонные кегли подпирали выпуклые перила. С декоративными колоннами на фасаде. И сквозными проходными подъездами, парадные двери которых наглухо заколотили ещё при старом режиме. Ни дать, ни взять – образцовая сталинка.

Третьяк, несомненно, во многом был прав. Жёлтые стены дышали тоской по тем временам, когда окружающий мир казался понятным и дружелюбным. Стены будили полузабытое чувство уверенности в завтрашнем дне. Один только вид внушительного строения вселял безмятежный покой. Чего уже точно нельзя было сказать об окружающей дом территории. В самом деле, трудно отыскать в наше время место более шумное и беспокойное, чем остановка общественного транспорта. И, пожалуй, настолько же грязное.

Тротуар до того был заплёван подсолнечной шелухой, что при ходьбе из-под ног раздавалось тихое шуршание, как это бывает в осеннем лесу. Поверх шелухи прохожие сыпали без разбора мусор самого разного рода. Тут валялись обёртки от жевательной резинки и шоколадных батончиков, обрывки старых газет и журналов, смятые сигаретные пачки, пустые банки из-под заграничного пива, разнокалиберные окурки, горелые спички, яичная скорлупа, картофельные очистки, несортовые фигурные бутылки и растянутые презервативы популярного розового оттенка.

Пожалуй, люди могли бы складывать мусор в предназначенные для этого урны, как они делали при старом режиме. Только все железные урны давно постигла участь крышек колодезных люков – их украли и сдали в металлолом. Дворники с улиц тоже куда-то исчезли, словно их вывезли вместе с урнами на переделку. Мусор убирать стало некому, а потому больше не считалось постыдным гадить прохожим под ноги – ведь ваше свинство уже не могло огорчить почтенных работников метлы и лопаты.

Ну, и ладно! Подумаешь, мусор – переживём.. К мусору нам не привыкать. Зато наконец удалось наладить бесперебойное снабжение граждан товарами первой необходимости. На остановке работал большой павильон под железной крышей, где бойко шла круглосуточная торговля. Кроме обязательных табачных изделий в павильоне имелись в ассортименте полюбившиеся народу продукты, без которых трудно было уже представить нормальную жизнь. Красные баночки с белой вязью «Coca Cola», легендарные батончики «Марс» и «Сникерс», тонкая вафелька «Куку-Руку», бисквиты «Вагон Вилз» со вкусом мучного клейстера, раскрашенные во все оттенки розового американские сосиски в прозрачных пачках, химические порошковые соки в пакетиках и многое, многое другое – несомненно, важное, нужное и хорошо знакомое гражданам по телерекламе.

Сказать по совести, мир автобусной остановки был просто гадок. На площадке у коммерческих ларьков крутилась омерзительного вида пьянь. Воняющие немытым телом, густым перегаром и засохшей блевотиной оборванцы нагло приставали к прохожим, выпрашивая мелочь на хлеб и на проезд неведомо куда. Прохожие хватались испуганно за карманы, ощупывая кошельки, но доставать оттуда деньги для оплаты чужого проезда не торопились. Пьянчуги лениво переругивались между собой, виртуозно матерясь и нарочно искажая голоса так, чтобы они звучали гнусаво и агрессивно.

На самом деле, ехать им было некуда и незачем. Всё, к чему устремлены были помыслы выпивох, находилось на расстоянии протянутой руки. Рядом с большим павильоном стоял ларёк поменьше, набитый разноцветными бутылками до самой крыши. Обычной русской водке здесь отводилось довольно скромное место в левом нижнем углу. За мутным стеклом витрины красовались по большей части недоступные в эпоху застоя, но быстро набравшие в наши дни популярность заграничные марки алкогольной продукции.

Лучшее место возле окошка занимал фаворит продаж – знаменитый спирт «Ройял» в литровом флаконе. Рядом помещалась пузатая фигурная бутыль, укупоренная золотистой пробкой. На стекле присутствовала изящно выдавленная рельефная буква «N», зато совершенно отсутствовали данные производителя и страны изготовления напитка. На бутылке даже не было этикетки с названием. Покупатели, тем не менее, свято верили, что внутри находится не что иное, как известный по французским фильмам и детективным романам дорогой коньяк «Наполеон». Ведь именно так товар был обозначен на ценнике.

Коньяк вообще был представлен здесь в широком ассортименте. «Дагестанский», «Армянский», «Грузинский» – гласили надписи на этикетках с горными козлами и виноградными гроздьями. Внутри бутылок в такт перестуку трамвайных колёс покачивалась одинаковая с виду тёмно-жёлтая жидкость. Этикетки от коньячных бутылок то и дело отваливались. Цветные картинки с тихим шелестом падали за прилавок, под ноги продавцу. Продавец – угрюмого вида раскосая толстогубая девушка со вздохом поднимала их с пола и привычным движением мазала клеем с помощью разлохмаченной щетинистой кисточки, не особо ломая голову, на какую бутылку лепить ту или иную бумажку.

На верхней полке яркой шеренгой выстроилась дамская радость – приторные ликёры «Бэйлис», «Амаретто» и «Кюрасао». И, конечно, для желающих освежиться – как-никак, на дворе расплывался зноем горячий июль – в морозильном ларе остывали железные банки десятка сортов великолепного пива со всех концов света. Стоит ли удивляться, что к окошку тянулась нескончаемая очередь страждущих обоих полов от мала до велика?

**********

Справедливости ради следовало заметить – народ толпился не только у ларька со спиртным. Помимо потребностей сугубо плотских граждане круглосуточно имели возможность удовлетворить свои культурные запросы. Соседний киоск, где торговали кассетами с музыкальными записями, обступили ценители прекрасного. В хриплых от непосильной нагрузки динамиках поцарапанной колонки 35АС, прикрученной к прилавку шурупами, на радость жителям соседних домов чей-то отчаянный голос под немудрёную мелодию задорно выпевал рассказ о какой-то нездешней роскошной жизни :

– На номенклатурной даче

Телевизоры «Хитачи»,

Деревянная обшивка

И бильярдные столы..

Стуча о стекло костяшками пальцев и нестрижеными ногтями, покупатели тыкали в названия на коробках кассет, пытаясь перекричать наглый голос из деревянного ящика. А голос заливался соловьём так самозабвенно, будто вовсе не нуждался в слушателях :

– Там мы баньку затопили,

Там мы ели, водку пили

И носы мы воротили

От зернистой, от икры..

В отличие от пьяной палатки, заграничное в музыкальном киоске не пользовалось спросом. Покупали всё больше наше, отечественное. Популярны в народе были как пение новомодных эстрадных звёзд, так и взявшийся невесть откуда русский рок, представленный здесь в основном знаменитыми группами «Сектор Газа», «Бахыт Компот» и «Красная Плесень». Впрочем, чаще остального публика интересовалась блатными напевами, называя почему-то тюремную музыку изящным французским словом «шансон». И только один чудного вида сутулый парень лет тридцати с бритым наголо коричневым черепом, заглядывая поверх чужих голов, повторял напряжённо в квадратную тёмную дырку :

– Ранний «Кримсон» есть?

На жилистой тёмной шее любителя раннего Кримсона болтался обрывок грязной бельевой верёвки, завязанный хитрым узлом навроде морского. Возможно, это был амулет религии вуду или простой узелок на память, однако, со стороны обрывок верёвки выглядел так, словно сутулый сорвался недавно с виселицы. В ответ на призывы озабоченного Кримсоном меломана из окошка тянулись только сизые ленты табачного дыма. Похоже, продавец кассет считал ниже собственного достоинства отвечать на дурацкие вопросы. Понятное дело, ни раннего, ни позднего Кримсона в продаже не было, да и быть не могло. Кому теперь нужна вся эта поросшая мхом и, в общем-то, глубоко чуждая нам иностранщина? Настало наше время. Торговля прёт полным ходом. Без всяких там битлов и дипаплов..