Что такое Великобритания

Что такое Великобритания
Андрей Всеволодович Остальский

Заграница без вранья
Увлекательная энциклопедия английской жизни, составленная русским журналистом Андреем Остальским, который вот уже двадцать пять лет живет и работает в Великобритании. В чем ее секрет? Что позволило этим не слишком плодородным островам, расположенным на дальней периферии Европы, стать одной из величайших держав в истории человечества? Среди героев этой книги – лорд, подрабатывающий игрой на рояле в кафе и ресторанах, директор школы, который разрешает ученикам бросать себе в лицо мокрую губку, и множество других поразительных персонажей. Это Великобритания, которую вы не знаете.

Ранее книга выходила под названием «Иностранец Ее Величества».

Андрей Остальский

Что такое Великобритания

© ООО Группа компаний «РИПОЛ классик», 2019

Посвящается Елене Александровне, научившей меня любить Англию, и Светлане Валентиновне, которая Англию не любит

Я сел отдыхать на вершине горы, и великолепнейший вид представился глазам моим. С одной стороны – вся Кентская провинция с городами и деревнями, рощами и полями, а с другой – бесконечное море, в которое погружалось солнце и где пестрели разноцветные флаги, где белелись парусы и миллионы пенистых валов.

    Н. М. Карамзин. Письма русского путешественника

Глава I. Фолкстонское начало

Лорд за роялем

Неподалеку от того места, где Николай Михайлович двести с лишним лет назад наслаждался морским пейзажем, стоит сегодня кафе «Гугиз». А я стою снаружи и через дымчатое стекло наблюдаю, как грузный человек со светлыми волосами играет на пианино. Стекло толстое, и наружу не доносится ни звука, только видно, как яростно взлетают его руки, страстно обрушиваясь на клавиатуру. Сомнений нет, это он, лорд Пристли.

Удивительно: никак не ожидал его здесь увидеть. Ведь кафе «Гугиз» в центре Фолкстона – чужая, почти враждебная для лорда территория. Негласная штаб-квартира местной музыкальной богемы нового поколения: здесь собираются в основном любители рока, джаза и, разумеется, всякого рода этнической музыки, заходит и более зеленая молодежь, увлекающаяся хип-хопом и «R-n-B». Здесь часто бывает моя дочь, считающая себя певицей и композитором именно в этих жанрах. Но что тут делает лорд Пристли – страстный поклонник и пропагандист классики и сам талантливый пианист-любитель? Ведь он отказывает всему этому «обезьяньему примитиву» в праве считаться музыкой интеллигентных людей, и как раз на этой почве они и поссорились однажды с моей дочерью – и еще как поссорились! Просто пух и перья летели. Наши отношения с лордом и его семьей из-за этого осложнились самым глупым образом.

Теперь я преисполнен желания, как сказали бы англичане, «перевернуть страницу», – то есть сделать вид, что никакого неприятного эпизода вовсе не было и можно начать снова приятельствовать как ни в чем не бывало. Может, зайти в «Гугиз» и послушать? Тем более что мне действительно нравится, как лорд играет. И еще любопытство разбирает, какой же он мог выбрать репертуар для этой цитадели «обезьяньей музыки».

Подозреваю, что привело его сюда не только стремление сеять доброе и вечное. (Хотя и оно тоже.) Увы, лорду Пристли приходится подрабатывать. Он играет в гостиницах и солидных ресторанах, его зовут на шикарные свадьбы и юбилеи. Его принцип – без особых на то причин не отказываться от идущего в руки дополнительного заработка. А то ведь приходится и семью содержать, и квартиру дорогую оплачивать в престижном районе города – такую, чтобы большой великолепный рояль свободно размещался и можно было устраивать многолюдные домашние концерты.

Случается, что и заезжие знаменитости не брезгуют выступить дома у лорда (для друзей – просто Стивен). Мне, например, повезло: слушал с расстояния двух метров небольшой концерт блистательной пианистки, ученицы Рихтера Елизаветы Леонской – какое удовольствие получил от Шуберта в ее исполнении! И акустика, надо признать, в комнате совсем недурна. Хозяйка прекрасно знает, как трудно, если не невозможно найти в городе другое жилье с подходящим концертным помещением, и дерет с лорда и его семейства три шкуры…

Квартира лорда Пристли в Фолкстоне стала неофициальным культурным центром – здесь на «винно-сырные вечера» (это значит, что каждый приносит бутылку и кусок сыра), встречу Нового года или на что-нибудь еще в этом роде регулярно собирается цвет местной интеллигенции: музыканты и художники, журналисты, искусствоведы и так далее. Наша размолвка по вине дочери отлучила меня от этих вечеринок, и я по ним соскучился. Хочется опять стать «персоной грата».

Но, поколебавшись, решаю все-таки отложить переворачивание страницы до более благоприятного случая, поскольку, подозреваю, что лорд Пристли чувствует себя здесь, во враждебном стане, не совсем в своей тарелке. И лучше проявить такт. Все-таки много тонкостей надо уметь различать в этой стране, где лорды подрабатывают таперами.

Хотя, строго говоря, тапер – слово в данном случае неправильное (на память сразу приходит немое кино), в переносном смысле обозначающее халтурщика, готового играть все, что угодно, как угодно и где угодно, лишь бы платили. Нет, наш лорд Пристли не таков! Да и необходимость подрабатывать хоть и не выдумана, но все же для лорда она в то же время как бы и алиби, и предлог, в оправдание – возможность предаваться страсти своей жизни, отдавать ей все свободное время и силы, ощущая себя при этом кормильцем семьи. В конце концов, слово «лорд» происходит от древнеанглийского «hlaford» – «владеющий хлебом», то есть тот, кто контролирует запасы еды и распределяет ее среди своих подопечных.

Впрочем, Пристли – аристократ «малого стажа», лишь совсем недавно он обнаружил, что унаследовал несколько захудалый титул. Захудалый в том смысле, что места в палате лордов он не получил, а от прав на родовое имение Мальмесбери пришлось отречься.

Таких лордов в Англии – пруд пруди. Здесь никогда не знаешь, с кем имеешь дело. Титулованной особой может оказаться обслуживающий вас библиотекарь, настройщик пианино, конторщик, художник, да и вообще кто угодно – поди угадай!

Кто-то из злопыхателей даже нашептал мне, что Пристли, скорее всего – лишь Lord of the Manor (что-то вроде мелкопоместного дворянина по старым российским понятиям) и, следовательно, лордом его величать необязательно… С другой стороны, у него же есть родовой герб. В общем, кто угодно голову сломит.

Самых настоящих, наследственных лордов высшей категории – пэров, которые теоретически могли бы претендовать на места на красных скамейках палаты лордов, более семисот. Но в результате недавних реформ их доля резко сократилась – теперь там заседают в основном так называемые life peers – назначенные по представлению правительства политики или просто выдающиеся деятели: от ученых до бизнесменов и деятелей культуры. Назначены они до конца дней своих, но своим детям по наследству места в парламенте передать не могут. Я неплохо знаком с несколькими такими лордами. И не раз по их приглашениям обедал в столовке палаты. Еда, если честно, так себе, но не в ней же суть: я дорожил каждой возможностью полюбоваться Вестминстерским дворцом изнутри, и у кого как, а у меня каждый раз захватывало дух от этой красотищи. Сидишь, ешь какую-нибудь рыбу и каждую секунду ощущаешь, в каком историческом месте находишься, какие люди ходили тут или тоже обедали, может быть, даже за тем же самым столом вкушали точно такую же рыбу… Представляешь, как вершилась в этих залах история.

Лорду Ли, бывшему крупному профсоюзному деятелю (интересно, правда – где профсоюзы, а где лорды?) я помог организовать поездку на озеро Байкал, в которое тот совершенно влюбился. С лордом Робертом Скидельским, очень интересным человеком, имеющим русские корни, я многократно сиживал на всяких конференциях и семинарах. Общался и с лордом Тейлором Варвикским, но с ним связана отдельная, очень грустная история, речь об этом еще впереди.

Так вот, на сегодняшний день «настоящих», наследственных пэров в парламенте осталось только девяносто из семисот восьмидесяти шести (к моменту выхода книги эти цифры могли слегка измениться). Палата выбирает их из общего числа высшей знати путем тайного голосования.

О том, насколько такая система демократичнее и просто разумнее прежней, идут ожесточенные споры. Некоторые требуют перехода к целиком избираемой населением верхней палате, другие выступают за то, чтобы ее и вовсе ликвидировать – из соображений экономии. Третьи же говорят о том, что парадоксальным образом наследственные лорды были свободнее в своем голосовании, не зависели ни от правительства, ни от оппозиции, ни даже от капризов переменчивого общественного мнения, а только от своей совести, кодекса чести и здравого смысла. А потому очень жаль, что страна постепенно отказывается от этого многовекового института, утрачивая одновременно и важную часть своеобразия и самобытности.

Но свою – гигантскую – роль в истории Англии лорды, конечно, сыграли. Англия коренным образом отличается от большинства стран Европы тем, что никогда не отрекалась от своей аристократии. Страна много столетий развивалась эволюционным, а не революционным путем. Знать постепенно приспосабливалась к переменам, присоединяла к себе самых ярких людей из других общественных слоев, смешивалась с ними, обуржуазивалась, служила соблюдению баланса, сдерживала перемены, не давая им набрать слишком высокую скорость. При этом, так или иначе, именно аристократия задавала тон в моде, одежде, хороших манерах и общественной морали. А за ней уже подтягивались все остальные.

Сколь ни парадоксально это звучит, в стране, считающейся примером классового общества, где принадлежность к тому или иному классу особенно много значит, не было тех непреодолимых социальных барьеров, которые существовали в других европейских странах. В каком еще государстве Европы середины XIX века еврей, пусть и крещеный, мог стать премьер-министром, причем выдающимся, легендарным. Столпом консервативной части истеблишмента. А в Англии Дизраэли стал. Даже еще и фамилию такую сохранил вызывающую – да, из евреев мол, а что? Случаям, когда купцы еще в Средние века превращались в баронов, виконтов и графов, вообще несть числа (об одном из них, тесно связанном с Фолкстоном, расскажу вам позже). Сам Дизраэли получил титул графа Биконсфилда.

Всем известна знаменитая американская мечта – каждый может стать миллионером. Но более старинный английский вариант покруче будет – есть вероятность попасть во дворянство, а то и в лорды! Понятно, что, также как и в Америке, в реальность эта мечта воплощалась лишь в малой толике случаев. Неважно: главное, что теоретически такой шанс существовал. Отчасти потому и видимость классового деления была столь сильна и в какой-то мере сохраняется до сих пор. Англичанам такое устройство нравилось! А разве плохо, если каждый рядовой может мечтать о маршальском жезле, а каждый купчина – о мантии лорда, пусть даже не для себя, а для сына. Зачем же такую замечательную систему разрушать, ею очень даже можно гордиться. И заранее примерять на себя дворянское достоинство, подражать аристократии. И не страшно, что получается поначалу не очень, даже пародийно; неважно, время поднатореть есть, а уж у сына – тем более.

Так родилась и распространилась идея джентльменства – дворянского кодекса поведения, принятого затем всем средним классом. А со временем уже и практически всем обществом.

Случалось мне встречать и деклассированные элементы, тоже «косившие» под джентльменов. Этаких подтянутых молодцов с испитыми лицами и в затертой до дыр одежде, не отказавшихся от утонченной вежливости и хороших манер. Выглядит смешно, даже нелепо, но разве это не великое дело, когда большая часть общества, вплоть до таких вот опустившихся бездомных, считает идеалом образ джентльмена и как может пытается ему соответствовать? Разве это не о многом говорит?

Попади в директора!

В школе Святой Энсвиты Фолкстонской – день открытых дверей, и ее узкие коридоры заполнены родителями и детьми. Во дворе школы – небольшая, тесная площадка для игр. Под невысокой деревянной горкой на четвереньках стоит женщина лет сорока пяти, одетая в невообразимую, грязно-желтого цвета шкуру. На расстоянии примерно пяти метров от нее в тазике с водой вымачивается губка. В стеклянную чашу на табуретке надо опустить деньги – столько, сколько вы готовы пожертвовать на расширение площадки, и тогда ваш ребенок получает право бросить губку в женщину.

Каждому полагается три броска, вне зависимости от того, сколько вы дали денег, да никто и не проверяет, сделали ли вы это вообще, теоретически можно получить все удовольствие и на халяву, дело вашей совести. Но все родители исправно опускают монетки и купюры в чашу, а дети выстраиваются в очередь и один за другим с энтузиазмом швыряют губку в цель. Вот подходит очередь и Амиры Роберты Мариам. Ей всего пять, и ходит она еще только в «нулевой» класс, в котором малыши скорее играют, чем учатся.

С меткостью у Амиры пока неважно, и дважды подряд она промазывает. И только на третий раз губка со смачным шлепком попадает женщине прямо в лоб. Вода заливает бедняжке лицо, течет за шиворот… Она непроизвольно морщится – не больно, но о-очень неприятно…

Имя этой женщины написано прямо над входом в школу святой Энсвиты. Ее зовут миссис Джейн Гаррет (Mrs J. Garreth, ВА (Нот), Head). Она здесь самая главная – директор, если переводить на российские реалии.

Не совсем обычно уже то, что директор сообщает во всеуслышание, что она замужем. В нынешние политкорректные времена стало модным в таких ситуациях прятаться за невнятным титулом Ms, означающим: что я, кто я, замужняя миссис или холостая мисс – это мое личное дело и никого не касается. На этом особенно настаивают феминистки, которым к тому же очень не нравится историческое происхождение сокращения Mrs.

Не все владеющие английским задумываются, откуда вдруг появляется буква «г», произносится ведь «миссис». А все дело в том, что сокращение Mrs происходит от слова Mistress, что значит «содержанка». То есть женщина, которую содержит такой-то. В былые времена дело и впрямь обстояло таким образом. (По другой версии Mistress значит «хозяйка, домоправительница такого-то»). До сих пор мою жену теоретически могут именовать (и случается, именуют) «Mrs Andrei Ostalski», миссис Андрей Остальский. Смешно…

В такого рода делах еще много забавного. Знаете, как следует в официальных бумагах называть мальчика моложе двенадцати лет? Не мистер, а мастер, «маета». «Master Alexei», например.

Но вернемся к миссис Джейн Гаррет.

Качество диплома о высшем образовании по-прежнему имеет в Англии куда большее значение, чем в России, но особенно важно это для учителей. Поэтому торжественное, вынесенное аж на фронтон школы, сокращение «Hons» (Honours) в титуле директрисы означает, что она получила в университете диплом с отличием. Отличие это просто так не дается, тут одной лишь ярко выраженной одаренности мало, надо еще и трудиться раза в полтора больше среднего, да и то нет никакой гарантии, что в итоге ваше трудолюбие будет вознаграждено. То есть такой «красный диплом» практически гарантирует и достаточно высокий уровень эрудиции учителя и его готовность шевелиться, упираться рогом, трудиться не покладая рук, а также и способность находить решения сложных проблем.

Но как насчет готовности получать от учеников мокрой губкой по физиономии? Думаю, что такого от будущих учителей в университете не требуют.

У миссис Гаррет, судя по всему, железный характер и непререкаемый авторитет в школе. Возглавив ее несколько лет назад, она быстро навела здесь образцовый порядок. Директрису слегка побаиваются и ученики, и учителя. И даже, говорят, ее начальники. Познакомившись с миссис Гаррет поближе, я первым делом выразил свое восхищение ее самоотверженностью и чувством юмора. Ведь с кем бы я ни обсуждал увиденное в день открытых дверей в школе Святой Энсвиты, все соглашаются: подобное возможно только в Англии, да и в Англии – далеко не везде. Чтобы на такое решиться, помимо суровой необходимости (а новая площадка нужна школе позарез) требуются также и отвага, и великолепная уверенность в себе, в своем авторитете. Надо точно знать, что его не смогут поколебать ни на йоту никакое стояние на четвереньках и никакие публичные шлепки мокрой губкой по лицу. Должна напрочь отсутствовать боязнь показаться смешным. Ну и чувство юмора требуется, самоирония, редкое для любого начальника умение не принимать себя чересчур всерьез.

И подобное сочетание качеств действительно возможно только в Англии. Причем не от каждого джентльмена (или даже джентльвумен) такого можно ожидать.

В ответ на мои комплименты миссис Гаррет лишь сдержанно улыбнулась, повела плечом: что, дескать, такого уж особенного, пустяки, дело житейское. И не на такие жертвы надо быть готовым, чтобы помочь родной школе. Заговорила о том, как давно сражается с начальством и всякими там спонсорами и благотворителями, чтобы решить проблему расширения игровой площадки, рассказала, что уже немало средств добыли, но все-таки еще не достаточно.

Мероприятие имело и большое педагогическое значение: надо с младых ногтей внедрять детям кое-какие непростые представления. Например, что власть, конечно, следует уважать, но недурно в свободное от работы-учебы время и посмеяться над ней слегка, чтобы не зазнавалась. Великое английское слово «humility», увы, не имеет точного перевода на русский язык, и это наверное, не случайно… Предлагаемая словарями «скромность» не передает всех оттенков. Ведь однокоренной глагол «to humiliate» переводится как «унижать». Получается, «humility» – «состояние униженности, приниженности». Что же в этом может быть хорошего? Оказывается, может, если речь идет об антониме, противоположности высокомерию, важничанью, состоянию, когда человек «полон собой». Для такого зазнайства в английском есть модное среди интеллигенции слово «hubris».

Интересно, что в религиозном контексте аналог, хотя и не полный, всех этих слов существует: «humility» – это смирение, кротость. A «hubris» – гордыня. Но в том-то и дело, что только в религиозном. В обычном же, мирском понимании, в ежедневном общении дело обстоит иначе. Вы же не скажете про соседа справа: мне в этом человеке нравится его смирение. И не нравится гордыня соседа слева.

Ну и есть еще в русском языке слова «уничижение» и «самоуничижение», но, по-моему, никто до конца не знает, что они означают и какую эмоциональную нагрузку несут. Хотя явно не очень положительную.

Существует еще забавное английское выражение: «to eat a humble pie» – «съесть… пирог». Но вот какой именно пирог? Перевести эпитет humble как «скромный» – бессмыслица получится… На самом деле это выражение означает (приблизительно) – «позволить поставить себя на место, признать, что ты не пуп земли»…