Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Что такое Великобритания

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
6 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
(Правда, общее состояние господина Блаватника измеряется миллиардами, а потому для него эта жертва, наверное, не столь чувствительна… хотя что я понимаю в чувствах миллиардеров!)

Кембриджу повезло меньше: он получил от своего выпускника, менеджера успешного хедж-фонда Дэвида Хардинга «всего» двадцать миллионов фунтов. Деньги даны не абы как, а на конкретную цель – ни много ни мало – «произвести революцию в исследованиях в области физики». Но по размеру состояния Хардингу далеко до Блаватника, а потому его вклад, наверное, субъективно ощущается им как более значительный.

Джоан Роулинг, создавшая Гарри Поттера, пожертвовала десять миллионов Эдинбургскому университету на поиск новых средств лечения рассеянного склероза. Впрочем, знаменитая писательница регулярно занимается благотворительностью в больших масштабах и раздала немало.

Но главную благотворительность в Англии творят не миллиардеры и даже не миллионеры, а «простые граждане» – британский средний класс.

Замечательная штука – телемарафон «Comic Relief». Название это перевести на русский нелегко. Что-то вроде: «Смех в помощь». Раз в год, с шести часов вечера до самого утра (с перерывом на новости) по первому каналу Би-би-си выступают самые популярные комики, юмористы, актеры, писатели – суперзвездный состав, какого ни за что не соберешь в обычном концерте или программе. Звезды (такие как «мистер Бин» – Роуэн Аткинсон) выступают бесплатно, Би-би-си тоже ничего за экранное время не берет и вдобавок крутит самые модные комедии и развлекательные программы. Зрители звонят по специальному телефонному номеру (звонок бесплатный – вклад компании «ВТ») и делают пожертвования с помощью кредитных и дебетовых карточек. Позднее можно и чек прислать.

Накануне и в день телемарафона усиленно подогревается интерес публики и проводится день «красного носа»: покупаете в супермаркетах «Сэйнзбириз» соответствующие «носы», а деньги идут все в тот же благотворительный фонд помощи бедствующим. Народ ходит по улицам, а то и на рабочем месте трудится в таком виде – с нацепленным красным носом. Эксцентрики…

За годы своего существования фонд «Comic relief» собрал около шестисот пятидесяти миллионов фунтов. Придуманный англичанами формат переняли многие страны Западной Европы и США.

Богатому, да что там, просто состоятельному британцу считается неприличным не давать денег на благотворительность. При этом одна из любимых тем «болтливых классов» – сетовать на то, что американцы все-таки дают больше. Конечно, больше, они ведь и богаче в несколько раз! Но и в Британии, на мой взгляд, немалые суммы набираются.

Я и сам был, можно сказать, реципиентом благотворительности в первые годы своей жизни в Англии.

Так случилось, что у дочери сложилась критическая, если не сказать, катастрофическая ситуация: из местной средней школы (где царили ужасные нравы) ей надо было срочно уходить, но куда? Менять шило на мыло? И вот мои коллеги по газете «Файнэншл таймс» нашли решение. Среди знакомых друзей знакомых наших друзей нашелся весьма состоятельный, кстати, близкий к баронессе Тэтчер человек. И вот обнаружилось, что он не весь еще положенный им процент на благотворительность к тому моменту истратил. Хотя обычно это планируется заранее – за год вперед, а то и больше. Но на этот раз то ли дивиденды ему выплатили внеочередные, то ли от налогов отбиться удалось на большую сумму, чем он рассчитывал, как бы то ни было, но он как раз размышлял в тот момент, на какое бы такое доброе дело пустить некоторую часть непредвиденной прибыли. И вот образование русской девочки показалось ему подходящим объектом.

Чеки, которые вскоре стали от него поступать, позволили моей дочери немедленно перейти в замечательную частную школу – «City of London School for Girls». Школа стоит на берегу искусственного озера – в центре Лондона, в Барбикане, с его знаменитыми театральными и концертными залами и оригинальной атмосферой города в городе. Все свое, все внутри – и магазины, и рестораны, и кафе, и прачечные.

В учебе дочери мы немедленно заметили позитивные перемены. Несколько месяцев спустя я сам достаточно встал на ноги, чтобы отказаться от благодеяний незнакомого человека (знакомиться в таких случаях считается делом не очень приличным; по крайней мере, наш спонсор явно хотел избежать личных расшаркиваний, которые на английский вкус несколько унизительны для обеих сторон).

Я лишь послал ему короткую благодарственную записку, он ответил еще более коротким, вежливым, но сухим посланием, точно головой сдержанно кивнул на расстоянии: не стоит, дескать, особенно распинаться по столь ничтожному поводу, и все.

А еще через несколько месяцев моя неблагодарная дочь из школы сбежала, слишком строгими показались ей там порядки. Боюсь, что это главная ошибка ее жизни.

Но речь не о ней. А о так называемой английской жадности. Многие иностранцы, и особенно русские, числят ее среди не самых привлекательных черт английского характера. Один уважаемый диссидент-писатель так это сформулировал: две мили пройдут, чтобы добраться до паба, где пинта пива на два пенса дешевле. И он совершенно прав: пройдут! Только так ли уж это ужасно? Действительно ли достойно нашего презрения?

Мне кажется, мы иногда не видим разницы между жадностью и бережливостью. Вот тот же лорд – благодетель моей дочери, как я слышал, как раз из числа тех, кто каждую копейку (она же пенс) считает. И тратит сбереженные деньги очень расчетливо, в том числе на благотворительность. Израсходовать несколько тысяч фунтов на то, чтобы помочь неизвестной ему девочке-иностранке получить образование, – это, с его точки зрения, достойная и естественная статья расходов. А вот переплатить лишний пенс за кружку пива или бокал вина – нет. Так же как и выбросить старую вещь, если она еще служит. Или машину заменить на новую лишь потому, что прежняя надоела.

Такое отношение к деньгам мне самому совершенно не свойственно. Но постепенно я научился, по крайней мере, уважать его, увидев, что оно распространено среди многих моих английских знакомых, причем принадлежащих к самым разным социальным слоям. Вот разве что стоящие на самых нижних ступеньках социальной лестницы, хронические безработные и неквалифицированные разнорабочие денег особенно не считают, судя по тому, как болтают непрестанно по мобильным телефонам, как не вынимают изо рта сигареты. А цены на них в Англии такие – фунтов этак пять (двести пятьдесят рублей) за пачку. За пачку, а не за блок!

И вот курят, курят, пиво пьют из банок, болтают по мобильникам, а потом сидят в долгах, когда пособие кончается. До получения следующего.

Но все известные мне социально ответственные англичане (за исключением нескольких представителей богемы) в России ходили бы, наверное, в «жадинах-говядинах». Один мой близкий приятель из суперинтеллигентной, профессорской семьи и сам очень успешный журналист, брал одно время уроки русского у моей жены. Она удивлялась: посреди урока предлагает принести чаю из автомата, я с благодарностью соглашаюсь, но потом берет с меня деньги – несколько жалких пенсов! И не думает даже приличия ради предложить меня угостить, от денег поотказываться.

Дома англичане среднего класса принимают друзей тоже подчеркнуто скромно, неприличным считается гостей закармливать – ведь это вредно для здоровья! Да и зовут в гости нечасто, за исключением богемы и журналистов, среди которых домашние посиделки гораздо более распространены.

Но при этом существует великое множество слов в английском языке для обозначения понятия «скупердяй». Miser, cheapskate, curmudgeon, penny pincher, piker, scooge, skintflint. И это еще не весь список, я просто утомился перечислять. Значит, не все так безоблачно, проблема жадности в общественном сознании нации все-таки существует.

Помню свое первое Рождество в Англии: меня вдруг позвали на семейный рождественский обед сразу два человека – главный редактор газеты «Файнэншл таймс» и один из руководителей компании – издателя той же газеты. В результате я пообедал в Рождество у одного, а на следующий день, в так называемый «день коробок» – у другого. Тогда мне это показалось приятным подтверждением интереса ко мне, к «Известиям», которые я в то время представлял, и к России. Насколько это было необычно и оригинально по местным меркам, я даже не догадывался. В Москве-то в те времена считалось более шикарным делом пригласить в ресторан, а домой звали больше по бедности. Ну и по дефициту хороших ресторанов тоже.

Но тут все оказалось наоборот.

Один наш соотечественник – человек очень одаренный – пробился в известную транснациональную финансовую корпорацию в Лондоне. Занимал там немалый пост, кажется директора по Восточной Европе. В первые мои месяцы и годы в Англии он меня очень поддерживал, то и дело звал в гости и так далее. И вдруг однажды обмолвился: гады все-таки эти англичане. В рестораны приглашают все время, а вот домой – никогда.

Я удивился, но потом узнал, что его случай был типичнее моего. Хотя надо учесть и разницу в среде общения. В Сити вообще-то общаются больше в ресторанах и барах. Но и для многих других слоев характерно дома собираться в основном с семьей или с какими-то уж совсем близкими людьми. И уж тем более – на рождественский обед.

Так что то мое первое английское Рождество было, конечно, совершенно нехарактерным случаем. И хотя интерес ко мне, моей газете и стране тоже сыграл свою роль, но главным было другое. Согласно вековой традиции считается очень хорошим тоном позвать на Рождество домой, в семью, кого-нибудь одинокого, скажем, путника, оказавшегося временно вдали от родной земли и от своей семьи. Я как раз подходил под все эти категории. И потому побывал в узком семейном кругу двух больших английских боссов. А в ходе застольного разговора как-то случайно вдруг выяснилось, что они-то двое друг у друга дома никогда не бывали! Ни одного раза! И это после доброго десятка лет работы в одной компании, находясь практически в ежедневном рабочем контакте!

Я был поражен, даже шокирован. И не решился спросить: почему? Вроде бы не враги же…

Теперь-то я понимаю: зачем обязательно ходить друг другу в гости? Разве не надоедают одни и те же лица на работе, чтобы еще и домой, в семью их непременно тащить? Нет, семья – это дело интимное. И пусть существует совершенно отдельно от служебных интересов, от которых дома нужно отдыхать.

Состоятельные люди, владеющие большими домами, имеют обыкновение устраивать регулярные приемы, коктейли и так далее. Но эти светские мероприятия тоже к семейной жизни никакого отношения не имеют. И там существует свой кодекс поведения, определенные правила, о чем можно говорить, а о чем нельзя. Что all right, а что – вовсе даже нет.

Интермедия. Английские правила (из дневника Генри Феофанофф)

1. Правило потертого смокинга

Тысяч триста нашего брата живет в Великой Британии, а значит, всем нам приходится осваивать «английские правила», свод неписаных норм поведения. Я считаю себя почти отличником в этой «школе», но и то иногда теряюсь, не знаю, как реагировать на очередные странности и проявления несравненного местного снобизма.

Причем я не о таких элементарных, давно освоенных мной вещах, как правило understatement – недосказанности. Например, ругать человека можно только в зашифрованном виде. Скажем, про законченного идиота на работе нужно говорить, что он «не вполне справляется» или «его результаты – не самые лучшие». И так далее и тому подобное, причем все тебя прекрасно понимают.

При этом молодые представители среднего класса могут достаточно громко ругаться матом, к месту и не к месту употребляя пресловутое слово fucking. Но таковы правила: материться в крайнем случае можно, а называть неприятные вещи своими именами – ни в коем случае!

Смеяться тоже можно, но только не тогда, когда смешно. Иначе рискуешь прослыть вульгарным.

Ну а о том, что с незнакомыми людьми в лифте допустимо говорить только о погоде, знает уже каждый ученик российской школы с продвинутым изучением английского языка. Тем не менее это действительно так.

Ближе чем на шесть дюймов к англичанину приближаться нельзя – это тоже ясно. Если вам ногу отдавят в транспорте или толкнут, надо обязательно извиниться. Побеждает тот, кто извинится первым. Это все элементарно. Но есть и более высокий уровень сложности.

Например, сижу я как-то на званом ужине у японского посланника. Слева от меня – высокопоставленный чиновник из Форин Офиса, местного МИДа, а справа – известнейший специалист по странам Восточной Европы, профессор Лондонской школы экономики. Реально выдающийся педагог, я уже несколько десятков его учеников в жизни встретил, и все, как один, занимают видные позиции в обществе. И вспоминают о своем менторе с большим пиететом.

Званые обеды, они же ужины, вообще-то скучное дело и чаще всего бесполезная трата времени. Ну, от дипломатов, понятно, кроме улыбок и политкорректных вопросов, ничего не дождешься. Но профессор неожиданно вступил в контакт. Осмотрел мой итальянский костюм и безупречные черные ботинки и говорит:

– Вот, вы наверняка думаете, что подобающим образом оделись на прием, а на самом деле сразу выдаете свою вульгарность и низкий социальный статус.

– Что? Как это? – опешил я. Даже рассердился чуть-чуть: – Да вы что? Замечательный костюм, отлично на мне сидит и гораздо дороже выглядит, чем есть на самом деле!

– Вот именно, – говорит профессор, – а должно быть ровным счетом наоборот! Вот, посмотрите: у меня брюки на сгибах блестят от старости, пиджак на локтях слегка потерся, носки так застираны, что немного сползают… Все должно быть, конечно, безупречно чисто и никаких, не дай бог, дыр, но с первого взгляда ясно, что одежду эту я ношу много лет и вообще мне по большому счету совершенно все равно, как я одет, я как бы выше этого. Хотя в то же время заведомо дешевых предметов одежды и туалета быть не должно, да они, дешевые, собственно, и не выдержат долгой носки, это уж само собой…

Профессор увидел, что я слушаю его с раскрытым ртом, и совсем в раж вошел, дипломатов вокруг уже в упор не замечает, весь сосредоточился на благодарном слушателе.

– Ведь раз вы на такой уровень забираетесь, – продолжает он, – то, наверное, ведь и приглашения с припиской «Black Tie» («Черный галстук»), получаете?

– Бывает, – признался я.

– Ага, значит, в смокинге надо приходить. И вот тут вы совсем себя выдать можете, всю карьеру испортить. Если явитесь на такое торжественное мероприятие, на «черный галстук», в новом смокинге, то сразу исключите себя из круга влиятельных людей. Поверьте, никто вас всерьез принимать не будет. Потертость смокинга – это вообще, если хотите знать, наиглавнейший признак принадлежности к избранным. К элите нашего общества. К тем, кто достоин хоть какого-то интереса. И вообще, в новом смокинге, – тут профессор, оглянувшись, наклонился к моему уху и вторую часть фразы прошептал, чтобы никто, кроме меня, не слышал, – так вот, в новом смокинге вас даже за лакея принять могут!

Убедившись, что нагнал на меня достаточного ужаса, профессор смягчился:

– Но дело, конечно, не в этом – это ведь не снобизм. Или не совсем снобизм. Это на самом деле кастовые признаки, наша униформа, если хотите, по которой мы отличаем своих от чужих.

Тут я с благодарностью вспомнил тестя, который подарил мне свой слегка видавший виды смокинг. Правда, размер у нас с ним не совсем одинаковый.

– А ничего, – спросил я профессора, – если смокинг мне будет чуть-чуть маловат, если он мне слегка жмет?

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
6 из 9

Другие электронные книги автора Андрей Всеволодович Остальский

Другие аудиокниги автора Андрей Всеволодович Остальский