Была у Лили[9 - Лиля Брик]. К ней заходил кубинский дипломат, не запомнила его имени. Они познакомились на каком-то мероприятии. Хорошо говорит по-русски. Принес картину жены Диего Риверы (будто это прибавляет ей значимости). Небольшое полотно, весьма странное, надо сказать: пенсне, в стеклах которого отражаются языки пламени. На обороте – какие-то буквы и цифры. Просил помочь в поиске покупателя. Лиля весьма разволновалась, ведь Маяковский хорошо знал Риверу и даже жил у него, когда посещал Мексику. Поэтому она обещала. Сама Лиля не увлекается ничем, кроме советского авангарда, да и в Москве продать будет крайне сложно, но она напишет Эльзочке[10 - Эльза Триоле, урожденная Элла Каган, родная сестра Лили Брик] в Париж и, возможно, кто-то из ее окружения заинтересуется.
Но ведь первой женой Риверы была Ангелина Белова, которая тоже занималась живописью. Так может это она автор? Но последующие записи развеяли все сомнения. К Калмыкову обратился один американский исследователь творчества Кало. Он обнаружил у некоего коллекционера автографов письмо якобы написанное Троцким. Кто был адресатом – не известно, в обращении значилось только «сэр»:
Учитывая последние события, о которых вам наверняка известно, медлить больше не представляется возможным.Мне срочно нужно уехать отсюда, и я очень рассчитываю на вашу помощь в этом вопросе. Также передаю вам ключ – картину местной художницы. Настало время активных действий.
PS. Прошу вас как-то устроить моего посыльного. Он из семьи выходцев из России, но прекрасно владеет испанским. Ваш ЛТ.
Американец просил оказать помощь в поиске картины «Ключ» на Кубе, так как у США нет никаких контактов с Островом Свободы. Слово «ключ» по-английски было написано с большой буквы, но Николай решил, что это не название картины. Ключ – это надпись на обороте холста. Вот только ключ от чего?
Глава 6
28 сентября 1938 года
Москва. Кремль. Кабинет Сталина
– Дакладывайте, таварищ Берия, – сказал Сталин стоявшему у стола заместителю наркома внутренних дел.
Чуть в стороне сидел недавно вернувшийся из Роттердама после ликвидации руководителя ОУН Коновальца Павел Судоплатов.
– Предателем Троцкий стал давно, – начал Лаврентий Берия. – Так, Хрусталев-Носарь, бывший в 1905 году председателем Петербургского совета рабочих депутатов, издал книгу под названием «Из недавнего прошлого». В ней отмечается, что Троцкий-Бронштейн являлся агентом царской охранки с 1902 года. Хрусталев расстрелян в мае 1919 года по прямому указанию Троцкого.
Сталин внимательно слушал, прохаживаясь по кабинету.
– А вот протокол заседания Нижегородского исполкома от 30 марта 1917 года, – продолжал Берия. – «Среди уволенных агентов-сотрудников бывшего жандармского управления числятся в алфавитном порядке Бронштейн Лейба Давидович и Луначарский Анатолий Васильевич». А сейчас этот предатель старается дискредитировать нас в глазах всего мирового коммунистического движения.
Сталин остановился и вынул изо рта трубку.
– В троцкистском движении нет важных фигур, кроме самого Троцкого, – медленно проговорил он. – Так что если с ним будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена. Что скажете, таварищ Судоплатов? Есть у нас такая вазможность?
Судоплатов резко поднялся.
– Есть, товарищ Сталин.
– И люди для такого дела есть? – с прищуром глядя на Судоплатова, спросил Сталин.
– Так точно!
– Хочу лично познакомится с кандидатом. Старик[11 - одна из партийных кличек Троцкого.] должен быть устранен в течение года. Операцию назовем «Утка». На этом все, таварищи.
Почему «Утка» никто из присутствующих уточнять не стал. Как и то, почему он назвал именно эту партийную кличку Троцкого. Ведь Стариком чаще звали Ленина.
* * *
Там же, тремя днями позже.
– Товарищ Сталин, в приемной Рамон Меркадер, – доложил, войдя в кабинет, Поскребышев.
– Харашо. Пусть вайдет. И распорядись насчет чаю и вина.
Поскребышев вышел, пропустив посетителя.
– А, таварищ Меркадер! Прахадите.
Сталин встал из-за стола и протянул руку гостю.
Внесли поднос, на котором стояли два стакана в металлических подстаканниках с дымящимся крепким чаем, ваза с яблоками и виноградом, распечатанная бутылка «Киндзмараули» и два фужера.
– Угощайтесь, таварищ Меркадер, – сказал Сталин, беря стакан с чаем. – А вино потом випьем.
Меркадер послушно взял стакан.
– Я вас пригласил по очень важному вопросу. Как сказал бы Владимир Ильич, архиважному. Что ви думаете о Троцком?
– Он ренегат, товарищ Сталин.
– Ви правильно сказали товарищ Меркадер, он гад. И очень большой гад. Во время гражданской вайны в Испании по приказу этого мерзавца его прихвостни ударили в спину республиканской армии. Грядет большая вайна, и мы не можем себе позволить, чтобы на земле жили подобные предатели. Нужно раздавить эту ядовитую змею.
Сталин сделал небольшой глоток.
– И я хочу поручить это дело вам. У Троцкого есть документы, которые могут нанести большой вред СССР. Вам, товарищ Меркадер, неабхадима будет найти эти документы, привезти их и отдать лично в руки товарищу Сталину, а в случае невозможности уничтожить. Они не должны ни при каких абстоятельствах попасть в чужие руки. Ни при каких! Это важно для СССР, для победы над нашими врагами. У вас будут самые широкие полномочия.
Сталин встал.
– Ну что ж, удачи вам, таварищ Меркадер, – сказал он, разливая вино. – Давайте випьем за успех. Пить вино за успех это харошая традиция, правильная.
Глава 7
Человек в форме майора мексиканской армии с дымящейся сигарой в зубах условным знаком постучал в ворота дома 410 по Рио Чурубуско. Это был Давид Альфаро Сикейрос, изменивший внешность с помощью накладных усов и бороды. Горькая ирония состояла в том, что он когда-то был дружен с Ривера, организовал с ним Синдикат революционных живописцев, но потом их дороги разошлись: Ривера полностью отдался живописи, а Сикейрос с головой ушел в революцию. И вот Ривера приютил беглого русского революционера, а Сикейрос пришел его убивать.
Ворота открыл американец Шелдон Харт, один из охранников Троцкого, которого завербовал Юсик, руководивший подготовкой группы. Сикейрос уверенно шагнул внутрь, а за ним во двор вошли 20 вооруженных человек, одетых в военную и полицейскую форму. Они ворвались в дом и открыли стрельбу.
* * *
24 мая около четырех часов утра жители маленького тихого городка Койоакан[12 - ныне один из самых фешенебельных районов Мехико.] проснулись от грохота настоящего боя, продолжавшегося около четверти часа. Когда все стихло, они не решались даже выглянуть на улицу. Однако любопытство – столь же сильная эмоция, что и страх. А у кого-то даже сильней. И если людей не приучить падать при звуке выстрелов, то они так и будут тянуть шею, чтобы посмотреть что там происходит, вопреки реальной угрозе погибнуть. Нашлись смельчаки и здесь, отправившиеся к месту стрельбы. И вскоре от дома к дому поползла страшная весть: убили Лео экстраньо[13 - (исп.) чужестранец.] вместе с женой.
– Вот и сюда это докатилось, – с горечью изрек Хальперес-старший.
– Что? – спросил младший из сыновей.
– Погромы! – буквально выкрикнул отец – Посмотрите, что твориться в Германии! Да и не только там! А что делает местное правительство?! Оно запрещает въезд евреям[14 - в ноябре 1938 года правительство Мексики запретило въезд в страну еврейским беженцам из Германии.]!
Он помолчал немного.
– Так, сегодня из дома никто ни ногой. Я – в мастерскую.
Старший сын молча поднялся и направился за отцом.
* * *