Роман «Арбат». Часть I . Соприкосновение

И вот прошёл слух, что в округе появился оборотень. Обличием был тот зверь похож на медведя. Только морда у него была, как у волка с большими клыками, а нос – кабаний. И ходил он на задних лапах, будто человек. И стал он драть скотину почём зря, а после – и на людей стал кидаться. Четырёх человек задрал, да что приметно – только горло перегрызёт – да и бросит…

Приехали тогда егеря из охотхозяйства, давай набирать добровольцев, чтоб весь лес прочесать и горы окрестные, где нечисть эту видели. И мы с отцом – тоже пошли: дело артельное, нужное.

По старому обычаю отлил отец семь пуль из серебра, а внутри – стальные наконечники. Закатал их в гильзы с капсюлями от карабина. Ночью поехали мы к батюшке в церковь в соседнюю деревню, за десять вёрст: освятить пули да и благословение получить. Днём нельзя было: времена-то советские, сами знаете… Едем назад – тайга кругом стеной, а луна полная такая светит, будто солнце днём… Вдруг… чу… – впереди человек черный стоит… прямо на дороге. Не шелохнётся. Да так одет диковинно. В шубе до пят и в шапке большой меховой. А из шапки перья такие большие торчат – словно рога! Постоял так немного. Только пар изо рта столбом к луне поднимается. Да и пошёл поперёк дороги – прямо в ели густые».

Тут наступила пауза, и в гробовой тишине Грибник, сделав последнюю затяжку, затушил свой «Беломор» в консервную банку, служившую пепельницей. У всех присутствовавших по коже отчётливо ползли крупные мурашки.

– Ну а дальше-то что? – Синяк воспользовавшись кратковременной передышкой, быстро налила себе и Грибнику по рюмашке. Тот, как правило малопивший, осенил себя крестным знаменем, махнул полстакана водки залпом и, закурив с ходу ещё одну папиросу, продолжил:

– Лошади встали как вкопанные да так как-то от этих елей сторонятся, вправо уходят, ушами прядут… Да как заржут, захрипят, аж жуть…

Отец давай заряжать патроны с серебряными пулями в карабин, а я за топор. Сам весь дрожу…

Вдруг из темноты елей оборотень этот как выскочит и во весь опор за нами на четырёх лапах. Лошади как сами рванули… Мы чуть с обоза не упали. Тут он нас настиг и бате сзади в шею как вцепится… Верите, до сих пор слышу хруст костей и скрежет зубов…

Я топором его по башке рублю, рублю, а он отца не отпускает – только рвёт его ещё больше в куски, будто чует, что у того в руках – его погибель, карабин с освящёнными пулями! Наконец остриё топора попало в мягкое —зверю под ухо! Он сразу жертву выпустил – и с саней долой. Кони меня спасли! Метров двадцать пронеслись, я патрон в затвор дослал, карабин вскинул и выстрелил, потом ещё, и ещё… Перезарядил ружьё, коней стегаю. Потом оглянулся – а тот посредине дороги лежит, не шевелится…

Домой примчался, батя хрипит, кровью исходит, руками-ногами не в силах пошевелить. Родня давай помогать. А я с егерями тут же назад, на трёх санях лёгких – чтоб нечисть эту добить.

Подъезжаем ближе, смотрим: лежит – не шелохнётся! Тут начальник нашего игдельского опорного пункта милиции товарищ Гончарок с передней повозки спрыгивает на снег с наганом. Смелый такой – ничего не боялся. Подбегает к зверю и кричит: «Руки вверх!» Я даже ушам не поверил. Думаю, как это он зверю-то? А Гончарок тело переворачивает и орёт мне на всю тайгу: «Ты кого, контра, убил? Ты товарища Савушкина убил!!!». Товарищ Савушкин – был большой чин НКВД, командовал всеми окрестными лагерями ГУЛАГ.

Утром, когда меня после ночного допроса отправляли в районный центр, на опознании трупа я даже вскрикнул от неожиданности: на голове убиенного были множественные удары топором, а за правым ухом – шея разрублена аж до самого плеча. В теле, как потом на суде сказали, нашли три серебряные пули (остальные – наверное, прошли мимо). Такие же две пули оставались в карабине. Опять же, баллистическая экспертиза – против меня.

Вышку могли дать, да возраст не позволял: мне тогда шестнадцать должно было исполниться только через три месяца. И пошёл я по этапу… на всю катушку. И всё думал – как же это могло произойти? Выходит, я человека убил? И так этот червяк меня изнутри грыз… Чуть с ума не сошел! По сравнению с этим, тяготы каторги на Читинских рудниках, а потом в Колымском крае – ничто! Так он у меня перед глазами и стоял всё время. И когда в штрафной батальон на фронт направили. И когда немцам в рукопашной голыми руками и зубами глотки рвал… Потом уже после войны отошёл малость…

Все присутствовавшие перевели дух. Цыган, до этого заворожённо смотревший на рассказчика, встал, разлил по кружкам водку и, по примеру Грибника, перекрестившись, выпил залпом полстакана, ни с кем не чокаясь:

– Ну ты, дядя Ваня… Это прямо сказки Бажова какие-то… Неужели это всё на самом деле было?

По выражению лица Сергея было видно, что он больше всех пережил за эти дни, думая, останется тот парень из Рязани жив или отдаст концы.

– Вот тебе крест! И ты знаешь, прошел всю войну до Берлина – и ни одной царапины. Контузия была, правда, но легкая.

Голубые Мечи смотрел на Грибника, всё ещё не в силах прийти в себя после услышанного. Перед его глазами стояли, как живые, сцены из истории, рассказанной Иваном Семёновичем.

Ложась спать, он долго размышлял над тем, как велика сила человеческого духа. С виду неприметный, сухощавый Грибник прошёл через такие тяжёлые невзгоды, а остался скромным, добрым человеком с золотым сердцем. Он не свихнулся, не спился, никогда не жаловался на жизнь. « Только вот странно, – думал сквозь сон Андрей, – что Грибник так и шатается один по лесам и летом и зимой… будто этот оборотень в него переселился…»

Глава 13

Пятое отделение милиции

На утро следующего дня в дверь Синяка раздался настойчивый стук Посмотрев на будильник, на котором стрелки остановились ещё в четыре утра, хозяйка квартиры прошаркала в своих стоптанных тапочках в прихожую и недовольно спросила:

– Кто там?

– Милиция!

Действия представителей закона были быстрыми и решительными. Всем, находившимся в квартире Синяка, было предложено предъявить паспорта. Цыгана и Грибника увели. Ребята сиротливо сели пить чай.

В отношении Грибника – картина была привычная. Его не раз таскали в милицию за нарушение паспортного режима и всегда выпускали через час-другой после выплаты штрафа. В отношении же Цыгана – это была явная подстава. Было ясно, что утренний шмон, устроенный ментами, сделан по чьей-то наводке. Через час, не дождавшись возвращения Цыгана, у которого паспорт был всегда при себе, Голубые Мечи пошел на разведку. Он смог убедить Вождя и других в том, что коллективный поход вольных художников к ментовской только будет красной тряпкой для стражей «порядка».

Пятое отделение милиции располагалось в тёмно-красном трёхэтажном доме в соседнем дворе. Вокруг и внутри казённого здания было всегда многолюдно, даже утром. Слишком активную жизнь вели москвичи и гости столицы, полюбившие Арбат для проведения своего досуга. Помимо обычных завсегдатаев этого учреждения, бомжей и спекулянтов водкой, взгляд Голубых Мечей выхватил среди небольшой толпы около красного здания несколько тёмных фигур, стоявших недалеко от «убитой» БМВ, припаркованной в конце дворика, в небольшом тупике под аркой. Одного из них он узнал: это был Пятно. Нагнувшись к машине, он о чём-то оживлённо беседовал сквозь приоткрытое окно с человеком, сидевшим рядом с водителем. Кисть человека была загипсована, и, по описаниям, он был похож на «старшего» рязанцев, которому сломал руку Цыган.

Судя по всему, они спорили. Пятно что-то предлагал, а тот левой рукой отрицательно жестикулировал, апеллируя к сидевшим сзади, чьих лиц не было видно. Они не знали Андрея в лицо, поэтому он подошёл ближе и, закурив, повернулся к ним спиной, заведя непринуждённый разговор со стоявшей рядом женщиной.

Мимо него по направлению к машине пробежал опер. Отведя Пятно и двух его помощников в сторону от автомобиля, ближе к тому месту, где курил Андрей, он отрывисто сказал:

– Ну, ты им сам объясни, не можем мы его выпустить, здесь при всех вам передать, уже уголовное дело заведено… тем более что шеф приехал.

– Погоди, а на поруки под подписку о невыезде?

– Ага, а на поруки ты его возьмешь? Тебе это надо?

– Ну, это мы мигом решим, вон Санёк заявление напишет, у него московская прописка и всё такое, – Пятно кивнул в сторону одного из своих подручных.

– Ну ладно, сейчас попробую, – нехотя проговорил опер, крутя по сторонам глазами.

В это время из-за угла красного здания появился Царевич. Голубые Мечи быстро подошел к нему, закрывая его спиной от иномарки. Было решено, что тот сходит за ребятами.

Плана не было. Лишь желание освободить Цыгана во что бы то ни стало. Голубые Мечи решил опираться на интуицию и свое умение находить со всеми людьми общий язык.

Зайдя в отделение, он уверенно спросил, как пройти к участковому Николаеву. Его кабинет находился на втором этаже прямо у лестницы. Старший сержант Николаев был совсем молодым милиционером, курсантом Московской высшей школы милиции. На розовых щеках его золотился лёгкий рыжий пушок. Густые каштановые волосы были коротко пострижены, на лбу проступила испарина. Видно, утро выдалось для него горячее.

– Слушаю вас внимательно, – дежурно буркнул сержант. По глазам было видно, что на самом деле ему было глубоко безразлично всё, что скажет художник.

– Вадим Александрович, – начал Голубые Мечи, присаживаясь на обшарпанный, обитый дерматином стул, на который указала рука участкового. В эту минуту он был готов провалиться сквозь пол. Он не знал, что говорить. Удручающая обстановка казённого заведения настолько давила и не оставляла никакой надежды, что он пожалел, что пришёл. Неожиданно кровь прилила к вискам, и Андрей выпалил:

– Вадим Александрович, вы за бандитов или за художников?

Тот откинулся и, подняв брови, вежливо осведомился:

– А вы, собственно, художник, если не ошибаюсь? Голубые Мечи представился, показал паспорт и рассказал о Пятне, Стене, Цыгане и стоявшей во дворе иномарке с бандитами.

– Значит, Пятно с Липатовым, говорите, вместе сидел? – начинающий пинкертон с задумчивым видом смотрел сквозь окно на двор, постукивая шариковой ручкой по столу. -Дело всё в том, что уголовными делами у нас занимается Сидоренко. Он это дело у нас забрал.

– Но это же на вашем участке?

– Да, но я тут человек новый, в эту кухню не лезу… Кстати, а как выглядел этот опер, что сейчас к Пятну подходил?

– Капитан, плотный такой!

– Это Сидоренко, он как раз сейчас к шефу пошёл… Знаете что, посидите здесь минут пять. Вот вам лист бумаги, пишите заявление о том, что берёте своего друга на поруки.

Голубые Мечи взял авторучку и начал было писать, но остановился в растерянности, начиная густо краснеть. Он не знал, каковы фамилия и отчество Цыгана. Прочитав по глазам Андрея его замешательство, Николаев подсказал:

– Цыганов Сергей Николаевич.

С этими словами он улыбнулся, взял папку с сейфа и вышел из комнаты. Минут через десять заявление было готово. Прошло ещё двадцать минут. Николаева не было…