Страница девятнадцать
Размер академичен, и к рифме не придраться.
В объемистую книжку поэт плетет венок.
Он сел за это дело когда-то в девятнадцать,
и срок ему намерен из вымученных строк.
Уверенные буквы ать-два, как на параде.
Сутулый знак вопроса уводят на допрос.
А где-то в девятнадцать в клеенчатой тетради -
не то, чтобы поэма, но точно не донос.
Лощеность переплета и запах свежей краски.
Тираж, хоть и немалый, жаль больше не с руки.
А где-то в девятнадцать без опыта, без маски,
без верного расчета случайные стихи.
У критиков скучают язвительные перья.
Им, киллерам лукавым, заказы не дают.
А значит, как обычно, бледны от диареи,
стоят они за дверью и благостно поют.
Поклонницы таланта, облитые духами,
охотницы за ярким прожектора пятном,
испачкают помадой, избалуют цветами,
изящную оградку поставят, но потом.
Размер академичен и к рифме не придраться.
В объемистую книжку поэт плетет венок,
уже скользя по краю предательского глянца.
Цветы имеют слабость недолго сохраняться.
Страница девятнадцать, опавший лепесток.
Театр
И гаснут люстры, и буфеты
пустеют скучной чередой.
Ушли актеры и поэты.
Театр снимает эполеты,
но не уходит на покой.
Он разгибается устало,
утратив праздничный наряд
и в тишине пустого зала,
покуда утро не настало,
готовит завтрашний парад.
А мы к троллейбусам несемся,
а мы толкаемся в метро
и с ним на время расстаемся,
но обязательно вернемся
к нему под щедрое крыло.
Книголюбы
Все, как всегда, начиналось с начала.
Очередь мерзла, но глухо торчала.
Кто-то цифири чертил на руках.
Ветер ломал этажи в матерках.
Бросив плуги и мешки с купоросом,
в книжном раймаге прилавок разносим.
Скучно без книжки лежать на печи –