устали, мою заприметили.
И память, упрямая штука,
зачем-то зарылась в историю.
Кому-то быть может наука,
кому-то одна аллегория.
Глаза не отнять от эскиза -
заманчиво гибкие линии,
не кроткая Мона Лиза -
маркиза бурбоновской лилии.
Холсты надрывались как вепри.
Подрамники яростно крысились.
Такого тебя не потерпим!
И в дебрях такие повывелись!
И вот уже манят из леса
коробкой мурлыков копеечных.
И хочется до зарезу,
и лезу в когорту поверивших.
Машины и яркие ленты
наехали, сбили, угробили.
Помады, духи, перманенты,
проценты, червонные профили.
И в ритме несносного марша
кастрюли играли прощальную.
В запасники Эрмитажа -
пропажу мою обручальную.
Сыр в мышеловке
Мы не богаче, не умнее
и никуда не вышли рожей.
Зато завидовать умеем,
как никогда никто не сможет:
чужой земле чужому дому,
чужому месту облегченья,
перу и голосу чужому,
чужому органу влеченья.
Века традиции за нами,
за нами вера в справедливость.
Мы улыбаемся зубами,
чужим зубам желая выпасть.
Мы не прощали и не станем
чужой удачи и обновки,
чужих клопов в чужом диване,
чужого сыра в мышеловке.
И вот нас хлопает пружиной,
и так болезненно ломает.
Все лишь за то, что мы невинно
желаем то, что все желают:
чуму на голову соседу,
себе жену его с деньгами,
чужую лестницу на небо
с чужими сладкими грехами.